Легион Кэнби
Шрифт:
— Дурачок, — перебил его Квинн. — Никак не думал, что кто-то еще верит в подобный вздор — по крайней мере из тех, у кого осталось хоть немного мозгов. — Он пожал плечами. — Настоящая правда в том, что политические кампании существуют лишь для того, чтобы дать недалеким массам надежду и сохранить их под контролем до следующих выборов, когда мы снова их одурачим.
Канцлер печально рассмеялся.
— Никак не думал, что ты этого не понимаешь. Но теперь ты жизнью заплатишь за свое невежество.
— Но почему? — с нарастающей злостью — и страхом —
— Ничего, — промолвил Квинн. — Как я уже говорил по голофону, твой крохотный Легион оказал мне немало услуг. Просто тебе, скажем так, не повезло. Твой кирскианский дружок — кажется, Кобир — слишком много тебе рассказал, и теперь тебе придется умереть, так же как и ему, когда до него наконец доберутся.
— Значит, знать вертит вами, как и любым другим из политического класса! — выплеснул Кэнби свой бесполезный гнев.
— Только до тех пор, пока я не приобрету титул пэра, — парировал Квинн. — Когда я согласился пойти на выборы, Филанте пообещал скинуть почти тридцать процентов. — Его брови поднялись вверх. — А это, скажу я тебе, нешуточная сумма. Пэрство — довольно дорогое удовольствие.
— Тогда, похоже, Империя никогда не изменится, — произнес Кэнби, чувствуя, как по его щеке поползло что-то мокрое.
— Кэнби, не меняется ничего — и нигде, — сказал Квинн так, словно объяснял урок школьнику. — Все построено на обмане. Так было на протяжении всей истории, так пойдет и дальше, пока люди — маленькие люди — будут голосовать ради своих потребностей, а не убеждений. Извини, парень, бросил Квинн. — Тебя лишь угораздило встать поперек дороги — как многих других когда-то.
Он легонько похлопал Кэнби по щеке.
— Жаль, конечно. Ты мне нравился… — Канцлер резко поднялся. Прощай, Кэнби, — проговорил он, исчезая из поля зрения. — С тобой будут хорошо обращаться, если ты сразу выдашь им все, что надо. Потом тебя просто убьют.
К тому времени Кэнби так переполнило отвращение, что у него не осталось ни малейшего вкуса к жизни. Вскоре перед взором Кэнби возникли два бездушных великана, которые посмотрели на него, словно на труп. Беспомощный, но слишком хорошо все сознающий, Кэнби почувствовал, как его тащат под руки, будто пьяного. Он попытался позвать на помощь, но ударивший в солнечное сплетение кулак заставил пленника, задыхаясь, ловить ртом воздух.
После мучительной пытки эскалаторами, лифтами и лестницами Кэнби заметил, что свет потускнел, и лицом ощутил холодный воздух улицы. Плечи несчастного, казалось, выворачивались из суставов, когда он услышал, как открывается дверь глиссера. Через несколько секунд его швырнули на мягкую кожаную скамейку; с обеих сторон заняли места два гиганта, причем от обоих пахло так, будто они не мылись несколько лет. Вскоре двери захлопнулись, загудели двигатели. Глиссер двинулся вперед, в ночь, а Кэнби оставалось лишь беспомощно смотреть на перемежавшиеся на полу узоры из света и тени.
Едва
— Да?
— Это Кендалл, — объявил с другого конца чей-то грубый голос. — Мы взяли вашего человека.
Ренальдо сел в кресло и с облегчением улыбнулся. «Тенниел, что за чудесная особа — пока ей платят!» — с радостной улыбкой подумал он. Ну вот и начало конца — и для проклятого кирскианца, и для его неугомонного сообщника.
— Надо понимать, он жив? — спросил Ренальдо.
— Жив, — заверил голос. — Его только что посадили в лимузин. Даже еще толком не отделали.
— Очень хорошо. Вы знаете, как с ним поступить, верно?
— Верно, господин. Везем по шоссе «МЗ» в Саутгемптон. Гонкард-стрит, девять.
— Все правильно, — отозвался Ренальдо. — Обойдетесь без ошибок, и я удвою вам плату. Ясно?
— Никаких ошибок, господин, — пообещал собеседник.
— Постарайтесь, — рявкнул Ренальдо напоследок и сложил руки над просторным жилетом из цветастой парчи.
Недавно граф нанял на службу офицера разведки, уволенного из Адмиралтейства за излишнюю жестокость, — по меньшей мере интересного малого. Если уж кто и мог вытянуть из Кэнби сведения, так это он. Ренальдо наблюдал его за работой в старом особняке на Гонкард-стрит, каменные стены которого были способны сдержать любые стоны и вопли.
Ренальдо нахмурился. К сожалению, концерт в Королевском Праздничном Зале не позволял графу лично присутствовать при допросе, но его можно будет когда угодно просмотреть в записи. Главное — узнать от Кэнби, где скрывается кирскианец. А когда парень выдаст сообщника, его убьют — или сделают то, что им заблагорассудится.
С трудом поднимая тучное тело на ноги, Ренальдо задержался, чтобы нанести за каждое ухо по капельке духов, а затем вызвал одного из своих шоферов. В тот вечер исполнялась старинная симфония Людесловски. Такое событие никак нельзя было пропустить!
Двигатели лимузина ровно работали, а Кэнби покоился на заднем сиденье — лишь голова качалась в такт движению. В руках и ногах покалывало, поскольку циркуляция крови замедлилась. Стремительное чередование света и темноты возле ног успокоилось почти час назад. Теперь на покрытом ковром поле наблюдалось больше тьмы, чем света, хотя крупный глиссер, казалось, двигался на чрезвычайно высокой скорости. Кэнби догадался, что они едут из Лондона по одной из основных дорог, однако понятия не имел, в каком направлении.