Легион: подноготная
Шрифт:
Затем мое внимание переключилось на выход из подвала. Поднявшись по ступеням, я уперся плечом в дверь — проверить, крепко ли заперто. К сожалению, створки не поддавались. Замка, который можно взломать, тоже не было — лишь висячий замок снаружи, до которого не добраться. Возможно, получится найти какое-то подобие тарана и попытаться вышибить дверь, но шум привлечет внимание Зен. Я слышал, как она с кем-то разговаривает наверху. Видимо, по телефону, но не удавалось разобрать ни слова.
Я снова обошел подвал. Ничего не пропустил? Мне казалось, что пропустил, но
«Прекрати, — мысленно сказал я себе, весь покрывшись потом. — Все не настолько плохо».
Со мной не было Айви, но это вовсе не означало, что я не способен общаться с себе подобными. Верно?
Дион расстроен. Это очевидно. Он сидел, уставившись на несколько клочков бумаги в руках. Ссылки на строфы из Библии, которые оставляла в карманах мать.
— Она записывала только номера стихов, — сказал он, посмотрев на меня. — Так что я даже не знаю точно, о чем в них говорится. Хотя можно подумать, тогда от них был бы какой-то толк!
Он разжал кулак и выбросил скомканные записки. Они разлетелись и посыпались на пол как конфетти.
Я стоял и чувствовал себя примерно так же ужасно, как выглядел Дион. Необходимо как-то наладить взаимопонимание. Не знаю, почему, но внезапно мне показалось, что без этого не обойтись.
— Ты так боишься смерти, Дион? — спросил я.
Наверное, не самые подходящие слова, но лучше было говорить, чем молчать.
— А почему я не должен бояться? — ответил он. — Смерть — это конец. Дальше ничего нет. Тупик.
В его глазах мне почудился вызов. Когда я не ответил сразу, он продолжил:
— Не станете убеждать меня, что все кончится хорошо? Мама всегда говорила, что хороших людей ждет награда, но человека лучше Паноса еще было поискать. Он потратил жизнь, пытаясь найти средство от всех болезней! И что с ним стало? Погиб по нелепой случайности.
— Почему ты считаешь, что смерть — это конец? — спросил я.
— Потому что так и есть. Учтите, у меня нет настроения выслушивать всякую религиозную…
— Я не собираюсь читать тебе проповедь, — перебил я. — Я тоже атеист.
Паренек посмотрел на меня с удивлением.
— Серьезно?
— Вполне. Почти на пятнадцать процентов. Хотя, надо признать, некоторые части моего разума взялись бы спорить, что они агностики.
— На пятнадцать процентов? Это не считается.
— Неужели? То есть ты берешься судить мою веру? Что «считается», а что нет?
— Нет, не берусь, но, даже если бы все обстояло так, как вы говорите, атеист на пятнадцать процентов — по большей части все равно верующий.
— Точно так же, как и ты хотя бы отчасти до сих пор веришь в Бога, — сказал я.
Взглянув на меня, Дион покраснел. Я устроился рядом с ним, напротив того места, где недавно случилось небольшое происшествие.
— Я понимаю, почему людям хочется верить, — произнес Дион. — Я не какой-нибудь
Айви захотела бы, чтобы я попробовал переубедить мальчика, но ее не было поблизости. Поэтому я спросил:
— Дион, как думаешь, время бесконечно?
Он пожал плечами.
— Ну же, — подтолкнул я. — Ответь. Хочешь утешения? Возможно, я знаю решение твоей проблемы или, по крайней мере, его знает мой аспект Арно. Но сначала ответь, время бесконечно?
— Думаю, никто точно не знает. Но да, я считаю, что оно бесконечно. Даже после того, как нашей вселенной придет конец, будут происходить другие события. Не в этом, так в других измерениях, других местах, других больших взрывах. Материя и пространство вечны.
— Следовательно, ты бессмертен.
— Может быть, мои атомы, — ответил он. — Но не я сам. И не нужно нести метафизическую еру…
— Никакой метафизики, — пообещал я. — Только теория. Если время бесконечно, то все, что может случиться, случится в будущем или уже случилось. А значит, ты уже жил в прошлом, Дион. Как и все мы. Даже если Бога нет — ни ответов, ни божественности — мы бессмертны.
Паренек нахмурился.
— Подумай вот о чем, — продолжил я. — Вселенная бросила свои космические игральные кости, и получился ты — наполовину случайная комбинация атомов, синапсов и химикатов, которые предопределяют твою личность, память и само существование. Но если время длится вечно, рано или поздно эта комбинация повторится. Возможно, пройдут сотни триллионов лет, но она повторится. Ты. Та же память, та же личность. В контексте бесконечности, парень, мы будем жить снова и снова.
— Я… если честно, не знаю, можно ли назвать это утешением. Даже если это правда.
— Правда? — спросил я. — Я думаю, тут просто есть над чем поразмыслить. В бесконечности любая возможность превращается в реальность. Поэтому повторишься не только ты, но также любая твоя возможная версия. Иногда ты будешь богатым, иногда — бедным. Вполне вероятно, что однажды в будущем после повреждения мозга ты обретешь свои сегодняшние воспоминания, даже если в том будущем никогда не переживал ничего подобного. То есть снова окажешься собой, целиком и полностью, и не из-за какой-то мистической ерунды, а по законам обычной математики. Самый невероятный шанс, помноженный на бесконечность, сам становится бесконечностью.
Я поднялся и склонился над пареньком, заглянув ему в глаза и положив ладонь на плечо.
— Любая вариация, Дион. В какой-то момент появится твоя точная копия, с теми же мыслями, но родившаяся в богатой семье. Твоих родителей убьют, и ты решишь бороться с несправедливостью. Это случилось. Или случится. Ты ищешь утешения, Дион? Что ж, когда к тебе подкрадется страх смерти, когда тьма станет нашептывать в уши, не прячься и смело скажи: «Я не стану тебя слушать. Я — это бесконечные Бэтмены».