Легион Видесса

Тертлдав Гарри Норман

Изумление и тревога уничтожили обычное благоразумие Марка, и у него вырвалось:

– Это не лучший способ добиваться уважения к себе.

На лице Алипии мелькнула улыбка, но Туризин по-прежнему сохранял суровость.

– Молчи. – Он повернулся к кому-то, кто скрывался пока в тени. – Нейп, твое дьявольское зелье готово?

Марк даже не заметил поначалу невысокого толстенького жреца, который перетирал в ступке порошок, – внимание трибуна было сперва поглощено Алипией, а затем гигантами-халогаями,

повергшими его на пол.

– Да, почти все готово. Ваше Величество, – отозвался Нейп. Встретившись глазами с римлянином, он просиял улыбкой: – Привет, чужеземец. Всегда рад тебя видеть.

– Только вот к добру ли?.. – пробормотал Скавр. Ему совсем не понравились слова «дьявольское зелье».

Нейп был магом в той же мере, в какой был жрецом. Он настолько преуспевал в магическом искусстве, что ему доверили преподавание на кафедре теоретической тавматургии в Видессианской Академии.

«Неужели так легко найти замену командиру римского легиона, – подумал Марк в смятении, – что они решили превратить меня в подопытное животное?» Скавр не слишком цеплялся за жизнь после того, как Хелвис предала его, но смерть ведь тоже может быть разной…

Нейп явно не помышлял обо всех этих вещах. Он осторожно вытряхнул содержимое ступки в золотой бокал с вином и размешал порошок коротким стеклянным стержнем.

– Для этой цели не подходят ни дерево, ни бронза, – проговорил жрец, обращаясь не то к Туризину, не то к Марку, а может быть, просто по привычке все объяснять. – После этого они будут уже негодными к употреблению.

Римлянин судорожно втянул в себя воздух. Император сверлил его тем же испытующим взором, какой Марк уже чувствовал на себе во время офицерского совета в Палате Девятнадцати лож.

– Когда ты позволил мятежникам скрыться, я поначалу хотел без затей бросить тебя в тюрьму и оставить там покрываться пылью. Ты всегда был слишком близок с намдалени, чтобы я мог доверять тебе до конца.

Горькая ирония этих слов едва не сорвала у Скавра смешок. Но Туризин и не думал шутить:

– Но тут нашлись некоторые… Они полагают, что ты предан мне понастоящему и все, что ты говоришь, – искренне. Что ж, сегодня мы узнаем это наверняка.

Алипия Гавра не решалась посмотреть Марку в глаза.

Нейп поднял бокал за изящную ножку.

– Помнишь того авшарова щенка? – спросил Марка толстенький жрец. – Того хамора, что напал на тебя с заколдованным кинжалом после того, как ты победил Авшара в поединке на мечах?

Трибун кивнул. Он помнил.

– Ну так вот, – продолжал Нейп, – это та самая настойка, которая вытянула из него всю правду.

– Пока ты его допрашивал, он умер, – резко произнес Марк.

Нейп махнул рукой:

– Его убило колдовство Авшара,

не мое.

– Давай бокал, – сказал трибун, – и покончим с этим.

По кивку Туризина халогай, державший Скавра за правую руку, выпустил его.

Авктократор предупредил:

– Если ты разольешь вино, тебе это не поможет. Нейп приготовит еще один состав, и его вольют тебе в глотку через воронку.

Взяв бокал в руки, Марк спросил Нейпа:

– Здесь ровно столько, сколько нужно, или чуть больше?

– Возможно, чуть больше. А что?

Трибун отлил несколько капель на пол.

– В честь великого и добросердечного Туризина, – произнес он.

Видессиане нахмурились: они ничего не поняли. Марк слышал, как один халогай хмыкнул. Откуда им знать?.. Это был тост Ферамена Афинского в честь тирана Крития, когда тот заставил Ферамена принять яд.

Марк проглотил содержимое бокала одним глотком. К сладкому вину назойливо примешивался терпкий привкус волшебного порошка. Скавр ожидал, что сейчас он задрожит всем телом, забьется в судорогах и рухнет на пол, как отравленный пес…

– Ну?.. – зарычал Туризин.

– Эффект настойки проявляется различно, в зависимости от силы воли человека, – ответил жрец. – Одним нужно больше времени, другим меньше.

Скавр слышал эти слова как будто с большого расстояния. Рассудок Марка был теперь заключен в светящийся золотой круг. Выпивая яд, он ожидал чего угодно, только не этого: ему казалось, что он чувствует близость Бога, невесомость, взлет. Ощущение напоминало оргазм, но – длящийся бесконечно. Разница была лишь в том, что исчезло физическое наслаждение и осталась лишь невесомость и ирреальность происходящего.

Кто-то (Туризин, но для Марка это не имело никакого значения) о чемто спрашивал. Марк услышал свой голос – он отвечал. Почему бы и не ответить? Каким бы ни был вопрос, он оставался совершеннейшим пустяком по сравнению с туманом покорности и безразличия, в котором блаженно плыл рассудок.

Марк услышал, как Туризин выругался. Но и это не имело ни малейшего значения…

– Что за ерунду он бормочет? – спросил Автократор. – Не понимаю ни слова.

– Это его родной язык, – тихо сказала Алипия Гавра.

– Что ж. Тогда будем говорить на нашем.

Марк повиновался. Один язык не хуже другого. Никакой разницы он не видел.

Вопросы посыпались один за другим.

– Почему Скавр дал Метрикию Зигабену возможность укрыться в монастыре?

– Скавр думал так: если Туризин сохранил жизнь этому напыщенному ничтожеству Ортайясу Сфранцезу, который заслужил худшего, то Скавр вполне может сделать то же самое для Метрикия Зигабена, который заслужил лучшего.

Туризин хмыкнул.