Легион Видессоса

Тертлдав Гарри

– Нет, ты только посмотри, какой хитрый, – прошептал Гай Филипп восхищенно.

Марк кивнул. Что лучше могло бы заставить намдалени отказаться от опасной для Империи идеи, как не комплимент в адрес их боевых качеств? Когда речь заходила о политике и войне, талант Зигабеноса проявлялся с силой, необычной даже для видессианина. Именно этот офицер поднял мятеж в столице – мятеж, сбросивший с трона Ортайяса Сфранцеза и его клику.

Однако Аптранд, ненавидевший интриги, не собирался вести свой отряд только одной рукой. Холодные голубые глаза скрывали недюжинный ум.

Пожав плечами,

он обронил:

– Время покажет.

Такое фаталистическое суждение вполне могло принадлежать его предкам-халогаям.

Разговор перешел на обсуждение маршрута и прочих деталей предстоящей кампании. Марк слушал очень внимательно. Подробный разговор о таких вещах никогда еще не был пустой тратой времени.

Несколько хаморских вождей, присутствовавших на совете, в отличие от Марка, откровенно скучали. Из кочевников получались отличные разведчики. Их летучие отряды были так же подвижны, как и соединения их дальних родичей из Йезда. Но они не интересовались ничем, кроме самого боя. Подготовка к нему казалась им бесполезной болтовней.

Один из хаморов уже не скрываясь похрапывал, когда его сосед-видессианин пнул его под столом по колену. Хамор тут же проснулся, гортанно выругавшись.

Однако какими бы грубыми ни были эти люди, они проявляли себя отнюдь не глупцами, когда дело доходило до первоосновы того, что считалось ремеслом наемника.

Туризин Гаврас заметил, что один из хаморов готов задать какой-то вопрос, и остановил на нем взгляд.

– Что у тебя, Сарбараз?

– Не получится ли так, что в разгар кампании у тебя кончатся деньги? – осведомился Сарбараз. – Мы сражались за твоего Ортайяса. Он дал обещаний куда больше, чем золота. И золото у него было плохое.

Упрек был более чем справедлив. Ортайяс Сфранцез чеканил видессианские золотые настолько плохого качества, что под конец за них уже давали меньше трети их номинальной стоимости.

– Не беспокойся, тебе заплатят сполна, – сказал Гаврас, сузив глаза. – Тебе должно быть известно, что я чеканю не дрянь, а настоящие деньги.

– Да, правда. Ты платишь здесь, в Городе, из этой… Как ты ее называешь? Из казны. Но что потом? Мои ребята не обрадуются, если денег не станет. Кто знает, вдруг свою плату мы возьмем в другом месте? В деревнях или еще где…

Сарбараз нагло ухмыльнулся, обнажив кривые зубы. Хаморы ставили крестьян ни во что и смотрели на них только как на объект грабежа.

– Клянусь Фосом, я же сказал: тебе заплатят! – рявкнул Туризин, на этот раз рассерженный не на шутку. – Если твои бандиты примутся грабить деревни, мы спустим на мародеров всю армию. Погляжу я, как тебе это понравится!

Он глубоко вздохнул несколько раз, пытаясь взять себя в руки. Раньше, пока Туризин не стал еще императором, он взорвался бы от гнева. Марк с одобрением отметил эту перемену. Когда Гаврас заговорил снова, в его словах звучала холодная логика.

– Для нужд армии золота будет более чем достаточно. Даже в том случае, если кампания затянется на более долгий срок, чем мы планируем, не придется посылать гонцов в столицу за деньгами. Они будут брать их из местной казны, в городе, где чеканят монету… в… – Он раздраженно щелкнул пальцами, потому что не смог сразу вспомнить

название.

– В Кизике, – пришла к нему на помощь Алипия Гавра.

Как обычно, племянница Императора сидела во время совета молча и время от времени делала заметки для своей исторической книги. Большинство офицеров привычно не обращало на нее внимания. Что касается Марка, то Алипия всегда вызывала у него странное смешение чувств: тепла, ожидания, вины… и страха. Скавр не обманывался: его отношение к племяннице Туризина не исчерпывалось простым уважением. Все это не слишком помогало ему в нелегкой, подчас бурной совместной жизни с Хелвис. Если наемнику не позволено сохранить за собой построенный в Империи бург, то какая же кара ждет чужеземца, который посмеет коснуться руки принцессы?

– Монетный двор находится не так уж далеко. Кизик расположен к юго-востоку от Гарсавры, – объяснила Алипия Сарбаразу. – Он был основан для того, чтобы удобнее было платить солдатам во время войн с Макураном. Это было… – Ее зеленые глаза затуманились. – Да, это было около шестисот лет назад.

Кочевник не пришел в восторг от того, что вынужден слушать женщину, пусть даже из императорской семьи. При последних словах Алипии он уставился на нее с явным недоверием.

– Ну ладно, ладно, у вас там монетный двор, и мы получим наши деньги. Необязательно смеяться, если я чего-то не знаю. Кому какое дело до того, что случилось шесть пятидвадцатилетий назад?

Скавр подумал, что подобная система летосчисления заинтересовала бы Горгидаса. Грек, вероятно, сказал бы, что она уходит корнями в те далекие времена, когда хаморы не умели считать дальше количества пальцев на руках и ногах. С другой стороны, чего-чего, а хаморов Горгидас сейчас видит больше чем достаточно.

– Чтоб Скотос взял этого грубияна-варвара! – услышал Скавр шепот одного из видессианских офицеров. – Он что, сомневается в словах принцессы?

Но Алипия обратилась к Сарбаразу:

– Я вовсе не хотела посмеяться над тобой.

Это прозвучало так вежливо, словно она извинялась перед именитым имперским князем. Она не обладала вспыльчивостью Туризина, которая проявлялась иногда и в ее покойном отце Маврикии. Черты ее лица не были такими резкими, как у мужчин-Гаврасов. От них она унаследовала узкий овал лица. Интересно, какой внешностью обладала ее мать? Жена Маврикиоса скончалась задолго до того, как он стал Автократором. Очень немногие видессиане могли похвастаться зелеными глазами. Должно быть, их подарила Алипии именно мать.

– Когда предполагается начать летнюю кампанию? – спросил Туризина кто-то из офицеров.

– Я собирался начать ее несколько месяцев назад, – зло ответил император. – Ономагулос украл у меня это драгоценное время, чтоб ему гнить в аду Скотоса! Во время мятежа погибло столько хороших людей! Гражданская война обходится стране ровно в два раза дороже обычной.

– Более чем справедливо, – пробормотал Гай Филипп, вспоминая свою юность, борьбу за власть между Марием и Суллой, не говоря уж о союзнической войне, в которой римляне выступили против италийцев. Повысив голос, старший центурион заговорил с Гаврасом: – Несколько недель назад мы были не готовы, это правда.