Легионер (пять книг цикла "Рысь" в одном томе)
Шрифт:
– А все это он переписал на приемную дочь, недавно ставшую женой квестора Клавдия Роста. – Цезарь усмехнулся. – А вырвать что-то из цепких лап Клавдия – очень не простая задача. Он ведь даже бывшую жену выгнал из дома практически голой! Да, да, обвинил в распутстве и неумеренных тратах и не дал ни сестерция! Да и на дочке Памилия Руфа женился не столько из-за ее красоты и молодости, – зачем старому кривоногому сатиру молодая жена? – сколько из-за приданого. Так что Памфилий вряд ли получит обратно свое бывшее имущество, вряд ли! С Клавдием эти штуки не пройдут, хоть они теперь и родственники.
– Я когда-то знал Клавдию, – тихо произнес
– Еще бы! – Император хохотнул. – С ней полРима путалось. Женщина сколь красивая, столь и распутная, впрочем, судить женщин – последнее дело.
– К тому же она ведь теперь в темнице, ждет суда по делу вакханок.
– Ага, в темнице, как же! – Александр явно развеселился. – И дня не просидела. Бросить в тюрьму представительницу знатной семьи – это, знаешь ли, чревато последствиями даже для меня, не говоря уже о Феликсе, хоть он и точил на Клавдию зуб. Сказать тебе по секрету, ни один из цезарей, открыто презиравших закон, – Нерон, Калигула – долго на этом свете не зажился. Все они кончили плохо. – Император вдруг зябко поежился. – Я тоже стараюсь не нарушать законы и не ссориться с сенаторами, даже с такими ушлыми провинциалами, как Памфилий. Кстати, говорят, Клавдия стала его любовницей, а жена, Сильвия Ариста, вовсю крутит с молодыми рабами.
– Твоя осведомленность поистине потрясающа, цезарь! – искренне восхитился Рысь.
– Пустое. – Александр махнул рукой. – Я, видишь ли, частенько выслушиваю свою мать, а уж она-то не пропустит ни одной римской сплетни.
– Удивительно – Памфилий Руф корчит из себя бедняка, – покачал головой юноша.
Император захохотал:
– Вот именно, что корчит. Хотя финансовые дела сенатора, конечно, неважные… как и у его любовницы Клавдии. Ей, бедняге, похоже, и жить негде, хотя денег у Памфилия вполне хватит, чтобы снять ей квартиру в каком-нибудь доходном доме… из тех, что раньше принадлежали ему, а теперь являются законной собственностью его приемной дочки, вернее, кривоногого Клавдия! Ты бы видел, с какой горечью Памфилий рассказывал об ограблении своего дома, все украденное перечислил, не забыл ни одну мелочь. А грабители, надо сказать, попались довольно дерзкие – дом сенатора почти в самом центре, у начала Тибуртинской, с крепкими воротами… и хорошо охранялся. Часть разбойников все-таки удалось перебить, да их и опознали уже. Все из шайки некоего Вителия, известного разбойника с садовых холмов.
Рысь замер. Что там сказал император? В доме Памфилия оказалось много охраны? И это дом… в самом начале Тибуртинской? О, боги! Так именно его и должна была ограбить шайка Капулия, именно это приказал через мальчишку Хилона неизвестный хозяин. Да, да, так все и было! И вместо тех убитых разбойников в доме должны были остаться трупы Капулия, Камилла и его, Рыси! И остались бы, если б не обстоятельства да не хитрость Капулия и Камилла. Что же, выходит, тот неизвестный доброхот, которого так боялись все члены шайки, их и подставил под удар?! Зачем? Стали уже не нужны? Да, в ту ночь их явно хранили боги.
– У меня есть к тебе одна просьба, цезарь, – справившись с волнением, осмелился сказать Юний.
Александр милостиво кивнул:
– Говори!
– Дело касается одного раба… Я бы хотел помочь ему выкупиться.
– Чей раб?
– Клавдия.
Император улыбнулся:
– Думаю, если ты предложишь хорошую цену, Клавдий вовсе не будет против этой сделки. Только цена должна быть высокой.
– Дело в том, – замялся Рысь, – что раб
– Как это понять – в бегах не по своей воле? – Цезарь нахмурился. – Не думай, что я буду потакать беглым рабам.
– Его увели разбойники.
– Ну, это другое дело. Здесь будет и кража собственности, и еще кое-что. Злодеи известны?
– К сожалению, нет. Но вот рабу удалось от них убежать.
– Хорошо, я поговорю с Клавдием. Как зовут раба?
– Лукан. Совсем еще мальчишка.
– Поговорю.
– Да хранят тебя боги, цезарь!
Рассеянно кивнув, император направился в залу, где тотчас же послышались громкие голоса сенаторов и придворных.
Рано утром, едва только встало солнце, Юний поспешил на Тибуртинскую улицу – обрадовать доброй вестью Лукана и Юлию Филию. Ярко синело небо. Солнце золотило красные крыши домов и храмов. На ветвях деревьев весело щебетали птицы.
Спустившись с Палатинского холма, юноша быстро зашагал по многолюдной улице Патрициев и, пройдя термы Траяна, свернул на Тибуртинскую, где у портика Ливии был задержан собравшейся толпой. Ну никак было ее не обойти, хоть ты тресни, хоть карабкайся обратно на холм, к термам! Обходить не очень-то хотелось, и Юний подошел ближе к портику. На крутых ступеньках между колоннами как раз выступал оратор – длинный нескладный человек с обширной лысиной. Впрочем, говорил он довольно красиво. Рысь прислушался.
– …Уже давно забыли, что такое гладиаторские игры! А хлеб? Разве это зерно? Разве можно прокормиться этим, а власть вовсе не собирается увеличивать количество зерновозов. Что же нам теперь делать, братья? Помирать с голоду?
Оратор ненадолго замолк, дожидаясь одобрительных возгласов, дождался и продолжил, припоминая от имени зажравшегося бездельного плебса, который именовал не иначе как «великий римский народ», все беды, которые принесла им власть и – страшно подумать – сам цезарь!
Однако дела! Покрутив головой, юноша увидел целый отряд преторианцев, топившихся почти у самого портика. Казалось, вот-вот – и эти дюжие гвардейцы сметут, схватят смутьяна, а заодно с ним и собравшихся вокруг зевак, в том числе и его, Юния. Однако преторианцы что-то не торопились приступить к своим обязанностям, а, наоборот, слушали выступающего с видимым одобрением.
– А наши славные воины, ветераны?! – с надрывом орал тот. – Где и как они теперь получат землю – только на самой окраине мира, где еще даже не ступала нога цивилизованного человека. Можно себе представить, что это будет за земля! Я уже не говорю о частых выплатах, которыми в прежние правления справедливо награждали лучших воинов и полководцев. Где они теперь, эти выплаты?
– Где? Где? – зашумели преторианцы, что в общем-то было понятно, ведь речь зашла о воинских наградах, резко уменьшенных императором.
Так вот оно что тут происходит! – быстро сообразил Рысь. Подстрекают к бунту, и часть преторианцев – а может, уже и все – явно заодно с бунтовщиками. Первым побуждением юноши было броситься отсюда прочь, во дворец, сообщить императору… Хотя, конечно, ясно было, что император и сенат об этом сборище уже знали: префект не зря содержал шпионов. Ага, вот и он сам! Юний увидел за колоннами острую персидскую бородку Гая Феликса. Что ж не арестовывает? Выжидает? Наверное, блюдет какие-то непонятные обычным людям государственные интересы… Помахать ему рукой? Нет, вряд ли заметит, эвон народу сколько.