Легионеры
Шрифт:
А Марк не скулил, он в голос выл от боли, проклиная садиста, который давал ему дышать полной грудью. Ведь если бы его ударили в солнечное сплетение, самое уязвимое место, он бы задохнулся, чем ослабил бы боль, а тут гонял кислород с удвоенной энергией и прибавлял мучений.
Нестерпимая боль при ясной, незамутненной голове – что может быть хуже?
“Тварь!.. – тяжело дышал Марковцев. – Баклан по жизни”.
Может, ему показалось, но у амбала, который бил его, в глазах просквозило что-то отдаленно похожее на сожаление. Для него это что-то было проявлением
Латынин кивал еще два раза. Потом отошел к своему любимому месту у печки.
– Да... Юрий... Семенович... – в три приема выговорил Марк, продолжая находиться в объятиях вышибалы. – Тебе за каждого охранника... положено по десятке... строгого режима. Судить тебя надо было давно, по твоему окружению. Но ты хорошо устроился, живешь в стране слепых. Никто не замечает твоего роскошного дома, зверей, которыми ты окружил себя.
Сергей, почувствовав соль во рту, сплюнул на ковер и покачал головой, увидев кровь.
Латынин присел на валик кресла. В руках кочерга. Ее он, возможно, использует не по прямому назначению. Хотя почему не по прямому? Она словно выкована для таких недоносков, как Марковцев. Он и сейчас смотрится смелым, сильным, несломленным, чем продолжает наводить не страх, конечно, но легкий трепет.
“Личность?” – сам себя спросил Латынин. И не ответил. Приказал охраннику:
– Что-то он разговорился.
Амбал шагнул к Марку в тот момент, когда Сергей, чувствуя на спине ритмичное сердцебиение второго охранника, резко согнул ногу в колене, ударяя того в пах. И тут же провел очередной удар затылком в лицо. Он не сомневался, что даже после двух очень болезненных ударов вышибала останется стоять, как скала, потому тотчас же, опираясь на него, двинул ногами подступившего вплотную амбала.
И еще одно резкое движение головой, после которого Марк, высвободив правую руку, обвил ею шею охранника, впился зубами в его щеку и вместе с ним, ускоряя темп, пробежал до печки. Хороший прием, охранник даже не сопротивлялся, он сам бежал за страшной болью в прокушенной щеке, как глупый осел бежит за привязанной впереди него морковкой. Мощнейший удар головой в край кирпичной кладки, и “старейшина” с раскроенной черепной коробкой обмяк окончательно. Но Сергей, шагнув ему за спину, опускался вместе с ним, избегая получить пулю от второго, вставшего на ноги. Опускался и высвобождал пистолет из наплечной кобуры охранника. Выстрел. Еще один.
Лишь с третьего раза ему удалось остановить живучего амбала.
Сильный, хорошо сложенный, с кочергой в руке Латынин все же выглядел смешно перед бывшим комбригом спецназа, который в течение коротких секунд показал ему технику рукопашного боя. Сейчас Марк действительно походил на боксера-профессионала после одиннадцатого раунда: усталый, с болезненной маской на лице... получивший указание кончить противника в последнем, двенадцатом раунде.
Кочерга – это, конечно, несерьезно. Вот “Иж” – модификация “люкс”, приклад “Монте-Карло”, деревянная “револьверная” рукоятка, – висевший на стене – совсем другое дело. Но до него не
И Латынин, совершив одну глупость, продолжил череду ошибок, крутанув в руках для устрашения кованую кочергу.
– Убью, – не совсем уверенно и не очень громко выкрикнул он. И мог бы загибать пальцы, считая и ошибки, и секунды, отпущенные ему подполковником. Который подходил все ближе и ближе.
– Убью!
Нервы генерала не выдержали, и он ринулся в атаку, широко замахнувшись кочергой, как клюшкой для гольфа.
Сергей молниеносно развернулся вдоль линии этого бесшабашного наскока, поймал пробегающего мимо генерала за руку, развернулся на сто восемьдесят градусов и рванул противника на себя, отпуская руку и подставляя локоть под дернувшуюся к нему голову генерала.
Получив удар на противоходе, Латынин остановился как вкопанный и словно раздумывал, стоять ему или падать.
Сергей взял из безвольных рук генерала холодное оружие и отбросил его к печке. Чуть присев, он вернул Латынину очень болезненный удар, которым по приказу хозяина дома потчевал гостя бритый вышибала.
– Больно? – Марк без особых, казалось, усилий поднял Латынина и швырнул его на стену. Не спеша приблизившись, снова поставил его на ноги и еще раз проверил на прочность живот противника. – Ну как, Юрий Семенович, самочувствие?
Марк напоследок продемонстрировал Латынину прием, который в просторечии называется плюшками рождественской выпечки: синхронный удар по ушам открытыми ладонями.
– Вот и все, господин генерал. – Марк снова взял в руки оружие.
Латынин не мог слышать его, даже собственный крик заглушала адская боль. Она в клочья рвала внутренности и разрывала голову. И наконец разорвала окончательно. Он стоял на коленях и сжимал виски руками, когда пуля из “макарова” вошла ему точно в середину головы...
Сергей удивился живучести одного из охранников, пускающего изо рта кровавые пузыри. Это он бил его, в его глазах промелькнуло сожаление. Все же проявил человеческие чувства, пожалел его Марковцев и выстрелил амбалу в голову.
Перед съездом на Таманскую Щедрин сбавил скорость и переключился сначала на ближний свет, а когда на дороге появился постовой, оставил лишь габаритные огни. У милиционеров на этом посту хорошая память, и они всегда придерживаются инструкций: получили приказ пропустить машину в одну сторону, так же беспрепятственно должны выпустить транспорт из привилегированной зоны.
Скорость двадцать в час. “Ауди” еле плетется. Щедрин готов притопить педаль газа, если постовой прикажет остановиться.
Нет. Все. Пропустил. Алексей с облегчением выдохнул и включил указатель поворота.
– Куда ехать, Сергей? – спросил он.
– Куда? – переспросил Марковцев. – Не знаю. Подальше, Леша. Просто вези меня подальше.
Но вскоре попросил Щедрина остановить машину. В багажнике нашлась пластиковая бутылка с маслом. Облив видеокассеты, Марковцев поднес к ним спичку и стоял до тех пор, пока они не выгорели дотла.