Лёгкая комедия из жизни античного заповедника
Шрифт:
А Вирус совсем не расстроился.
– Да ну их. Идем к гамадриадам. Такого точно не видел.
Я с облегчением оставил нимф позади. Может Вирус выразился и грубо, но у меня, наверное, и в самом деле идиотофобия. Ну боюсь я женщин без мысли в глазах. Пусть стерва, пусть хитрюга, только не эта диаграмма покойника во взгляде.
– Вообще, помнишь же кто такие гамадриады?
– Дриады, которые умирали вместе с деревом.
– В общих чертах, да. Неотделимы они от дерева. Смотри, что из этого получилось. Вот они.
На песчаной излучине небольшой речушки, к которой мы вышли, стояли три белых дерева, похожих на осины. Но стволы толстые,
– Эх!– возмутился Вирус. – Опять в кучу собрались. Я их разгоню в стороны, они опять сходятся. Ладно, смотри фокус.
Вадим достал из кармана складной стакан и зачерпнул в него воды из реки. В нагрудном кармане рубахи у него оказался пластиковый тюбик с бурой жижей. Выдавил в стакан несколько капель жижи, размешал пальцем смесь, а палец вытер о рубаху.
– Подкормка, – пояснил для меня.– Обыкновенная, для петуний.
Покрутил стаканчиком возле деревьев и поставил его метрах в трех от них. Сам подошел ко мне. Несколько минут как будто ничего не происходило. А затем стволы бесшумно раскололись вдоль, половины стволов отделились и, перебирая корнями, двинулись к стаканчику. Три мраморно-белых фигуры проплыли мимо нас. Прекрасными девами их назвать можно было только при наличии богатой фантазии. Фигуры доплыли к подкормке и запустили в стакан корни. Стаканчик упал, жидкость вытекла в песок. Гамадриады стали ощупывать влажный песок, пытаясь впитать угощение. Когда песок был перерыт и перестал отличаться по цвету от сухого, фигуры двинулись обратно и слились со своими стволами.
– Видел? Шикарно, да? Сухопутные криноиды(11), теплокровные деревья, – восхищался Вирус.– Ну как?
– Впечатляет. Я себе все по другому представлял.
– Ай, ты не можешь оценить всего великолепия.
И Вирус принялся описывать мне как это круто, что данные деревья являются, по сути, животными и сыпать длинными терминами из которых я понимал, в лучшем случае, только по полслова – палео, термия, фито, фото, морфо(12).
– Скажи честно, ты эти слова на ходу придумываешь? Это вид гипноза, чтоб человек обалдел и не мог сбежать?
– Но генезис(13) ты понял?
– Генезис? Я читал. Это же из Библии, да(14)?
– Ну… И туда тоже можно.– отмахнулся Вирус и продолжил гипнотизировать умными словами.
Обратно пошли другим путем, хотели увидеть дриад, но те решили не показываться.
– С дриадами у меня никаких проблем. Сами живут, сами питаются, сами развиваются. Очень комфортные девчонки. Они большей частью на фотосинтезе.
– А меньшей частью на чем?
Вадим пожал плечами.
– Я им фрукты оставлял. Вроде бы съели. А может птицы растащили. Твои, кстати, тоже сами питаются. Очень упрощает уход.
А мне подумалось, что уход может и упрощает, а вот тренировку нет. Местной рыбой я их не удивлю.
Вернулись мы к уже накрытому столу. Ноздри щекотал аромат горящих поленьев и жареного мяса. Сотрудники заповедника были радушными сами по себе, а на меня они еще и возлагали большие надежды, так что, прием был очень теплым. Одновременно с нами к веранде подошел мужчина ростом гораздо выше среднего, подмышкой он держал сатира.
– Жеваный крот, ну хоть капля мозга у них будет? Застрял в изгороди. Наполовину пролез и застрял. Иду, смотрю – вонючий случай! Торчит!
Великан потряс сатиром. Козлоногий жевал жвачку и ни чуть не смущался своим положением. Великан подошел к изгороди и перебросил рогатого в загон. Сатир упал на четыре кости, тут
– Егор – сатиры.
– Леонид – гидра и тритоны(16). Тритонов нет, пока с твоими сиренами не разберемся.
– Максим – мантикоры, грифоны и всякие кошкообразные.
– Давид – Цербер, Орф и Сцилла скоро будет. Собачатник, в общем.
Был еще Светлицкий, Олег Анатольевич, занимавшийся гарпиями. Но его питомник находился на другом конце заповедника, на скальнике. Здесь он появлялся пару раз в месяц, эдаким героем романов Купера – верхом, одетый в кожаную одежду, грузил в телегу брикеты замороженных куриных лап, мешки с мелом и пемзой, забирал свой сухпаек и уходил в закат, в свои Скалистые горы. Ну и Вадим Юрьевич, мой старый добрый Вирус, со своими разносортными дриадами. Я тоже представился:
– Николай. До сегодняшнего дня – преимущественно, тюлени.
– Пойдет. Я тоже, пока сюда не попала, по нормальным девиантным(17) подросткам специализировалась, – поддержала забывшая о конфликте нимфоведка.
Мне сразу стали вводить в курс дела. Видимо, тема была наболевшая. Сирен было двенадцать.
– Зачем так много?
– Тушкан, а мы знали? Мы думали, ну будут плескаться в море двенадцать красивых девочек с рыбьими хвостами. Всем на радость, нам на умиление.
– А то, что там агрессия в генетику вписана это никого не насторожило?
– Ну… На заборе тоже написано, а там же дрова.
Двенадцать милых мальков скоро выросли в двенадцать злобных девиц. Девицы держались стаей и ни в грош не ставили сотрудников. По замыслы им полагалось жить около определенной скалы. Там были устроены для них кормушки и места для живописного возлежания. «Что? Всего лишь одна скала, когда есть целое море и в нем нет конкуренции?» – сказали сирены. Не то что бы они так сказали, говорить они не умели. Они так поступили. Сломали кормушки на скале, переворачивали лодки сотрудников. Когда колонисты устраивали погружения, чтобы наладить контакт с девицами, те пользуясь своим преимуществом в воде, отбирали у ныряльщиков оружие, сдергивали маски, портили трубки для дыхания. Первое время, когда колонисты еще покупались на такие провокации, некоторые сирены претворялись беспомощными или ранеными, например, придавленными подводными камнями. А затем окружали наивного ныряльщика, ринувшегося помогать, нападали и мешали всплыть на поверхность. Одну из сотрудниц чуть не утопили. Схватили её за ноги и потащили на дно. Она и сама толком не помнит, как удалось вырваться. Вскоре уже никто не рисковал заходить в море, ни под каким предлогом. В таких условиях ни о какой дрессуре или изучении уже не могло быть и речи. Образ прекрасных дев, нежащихся на камнях и распевающих заманчивые для моряков песни, никак не срастался. Какие там песни? Голосов сирен никто не слышал. Скорее всего, они были вовсе немыми, как рыбы. Они только клацали зубами, если замечали людей поблизости. За других существ тоже возникали опасения. Пока никто не погиб, но попытки напасть уже случались. Это произошло когда сирены решили, что моря им недостаточно и попытались оккупировать еще и реку. Та, к счастью, оказалась слишком мелкой для них и дальше самой дельты хищницы не пробрались.