Легкая поступь железного века...
Шрифт:
Сильный шум, раздавшийся за спиной Фалькенберга, заставил его вздрогнуть и резко обернуться, ослабив хватку. Если бы Наталья не зацепилась за стул, вылетая из своего укрытия, она, быть может, и успела бы сделать то, что хотела. А хотела она остановить Фалькенберга ударом по голове, для чего и держала в руке тяжелый пистолет, с которым в последнее время не расставалась. Но немец некстати обернулся… и остолбенел. Взгляд его сразу же смягчился. Он выпустил Надю, позабыв о ней в единое мгновенье. Та вскочила, выбежала за дверь с криками о помощи, и тогда лишь Иоганна
— Еще одна искательница приключений, — пробормотал по-немецки Иоганн. — Но это… это невозможно…
Они стояли друг против друга. К своему изумлению Наталья заметила вдруг слезы в глазах своего недруга.
— Никогда не думал, что это случится… и случится вот так… — шептал Фалькенберг.
— О чем вы? — раздраженно спросила Вельяминова.
Услышав ее голос, Иоганн неожиданно по-настоящему расплакался и опустился на колени.
— Я люблю вас! Безнадежно люблю… Мне не важно зачем… почему вы вдруг появились в этом доме. Появились как… как…
— Как призрак?
— Нет, как райское видение.
— Ну, хватит! — досадливо оборвала Наталья, наводя на него пистолет. — Откройте дверь.
Молодой человек живо поднялся с колен.
— Ни за что! Ни за что я не выпущу вас, пока вы не выслушаете меня… вы должны…
— Должна?
— Вы меня ненавидите, ваш брат меня ненавидит, вы — мой враг…
— Ненавижу вас? Нет, зачем? Вы мне безразличны.
— Ведь вы появились здесь, чтобы следить за мной? Мой Бог! Может быть, по велению Бестужева… или Тайной канцелярии… Богиня, идеал красоты… С такими поручениями…
Он засмеялся, но так странно, что Наталья этого смеха испугалась сильнее, чем испугалась бы угроз. «Да он совсем тронулся!» — подумала она, не подозревая, что очень недалека от истины.
— Отец Франциск… — бормотал меж тем Фалькенберг, не замечая пистолета в руке девушки, а глядя только на ее встревоженное, еще сильнее похорошевшее от волнения лицо. — Знаете… а порой ведь я его ненавижу! Из-за вас… Ненавижу его, когда сгораю от любви к вам! Вот что вы сделали со мной! Ненавидеть отца Франциска… Да вы — исчадье ада! — он вдруг нахмурился.
— Где граф Прокудин? — попыталась сбить его Наталья.
— Где? Не знаю… На него был донос… за переход в истинную веру.
— В католичество?!
— Да. Ваша Императрица… я ее ненавижу тоже. О, сколько ненависти может таить в себе одно лишь несчастное человеческое сердце! Вы не замечали? Ваша Императрица… она не терпит тех, кого называет изменниками Православия. Бедный граф, быть может, арестован. Узнав о доносе, он попытался скрыться, а дочь отправил подальше от столицы… со мной в качестве нареченного жениха… почти мужа.
Вновь рассмеялся.
— Муж Прокудиной! Да я удушу ее после венчания. Я хочу только вас!
И немец рванулся к Наталье прямо на дуло пистолета. Уроненный ею ранее стул преградил ему путь. Это был миг полного сумасшествия. Наталья вместо того, чтобы стрелять, вскочила на подоконник…
— Оставайся здесь и следи… Если Надежда Кирилловна к тебе выйдет, увезешь ее подальше и спрячешь!
И поскакала вперед, вперед, куда глаза глядят… И тут Иоганн вспомнил, что и у него при себе есть оружие…
Глава седьмая
Савельев лесок
…Она летела, чувствуя как обыкновенный страх, тяжкий и муторный, взявший наконец свое, бьется в бешено колотящемся сердце, и даже хочется закричать, по-детски зажмурив глаза. У Фалькенберга конь был великолепный, быстро сокращавший расстояние. Только об этом девушка и думала, когда влетела, врезалась в лес, не предполагая, что это и есть «Савельев лесок» из Надиной сказки.
Фалькенберг настигал ее. Наталья решилась выстрелить. Когда дымок рассеялся, к ужасу своему поняла: промахнулась! Она — промахнулась! Она, которая все время задирала нос перед иными щеголями: «Я стреляю без промаха, вам такое и во сне не приснится!» Юная Вельяминова не подумала сейчас о простой вещи: она никогда не стреляла в живого человека. Был лишь стыд — промазала! И — ужас. Она поняла, что немец тоже целится в нее. Тогда девушка рванула и поводья, и…
Иоганн оценил положение. Она уходила. Он не знал, какие страсти рассказывают про Савельев лесок, но понимал, что в лесу погоня может закончиться самым неожиданным образом. Когда пуля, выпущенная точеной рукой красавицы, едва не коснулась его уха, он взбеленился: «Уйдет и все… Ничего не важно, она не должна скрыться, она не будет ничьей, ничьей!..»
Выстрел, дым, болезненное ржание коня… Иоганн уже мчался в другую сторону. Его мутило, и вкус крови во рту становился сильнее и тошнотворнее. «Я убил ее, да… Теперь — ничья…» Едва не рухнул с коня. Почему-то он был абсолютно уверен, что убил…
— Ну и ладно! — Он говорил это вслух, почти кричал. — Ничего…
Куда он едет, зачем, все безразлично… В голове дым, как от выстрела… Он не рассеивался. Иоганн опустил поводья. Его конь медленно пошел по дороге…
Фалькенберг не понял сразу, что он вновь у дома Прокудина. Отец Франциск собственной персоной встречал его на крыльце.
— Иоганн, где вас носит? Я только что приехал… Да что с вами?
Иоганн медленно слез с коня, посмотрел в лицо духовника усталым взглядом. Отец Франциск крепко захватил его плечи пальцами-клещами, в белоснежной тонкости которых никто бы не мог угадать такую цепкую силу.
— Что с вами?! — повторил священник, а глаза его взглядом не менее цепким, чем холеные пальцы впились в лицо Фалькенберга. Но молодой человек ничего не видел и не чувствовал. Он вдруг усмехнулся. Чему-то своему… Отец Франциск резко ослабил и взгляд, и хватку.