Легко ли быть стервой

Козак Елена Александровна

– Мне нужна!
– Мелл коснулся моей руки кончиками своих пальцев.

– Ложись, - не обратив внимания на его слова и жест, предложила я.
– Зелье уже готово. Сейчас наложу повязку.

Я смочила бинт в теплом отваре и осторожно начала накладывать повязку на голое тело. Случайно промахнулась и коснулась ладонью низа его живота. Попыталась незаметно убрать руку, но он перехватил ее.

– Тебе это нравится?

Я блеснула глазами.

–

Вот еще! Я же сказала, что жалею, что вообще здесь оказалась. Отпусти руку, не то, чего доброго, отвар пролью, а тебе его еще пить! Сейчас я еще несколько трав туда брошу, он снова начнет менять цвет.

– Я тебе доверяю. Уверен, у тебя все получится!

"Если он пытался вселить в меня уверенность, то прогадал!"

– Зря!
– я осторожно высвободила руку и закрепила повязку. Затем бросила травы в котел. "Как ведьма какая", - успело пронестись в мыслях.

Зелье снова начало кипеть. А на меня навалилась усталость. Ведь ничего не дается за просто так. За каждую спасенную жизнь целители платят частичкой своей. Теперь-то я понимала, может, Чекаре и не была такой уж старухой. Потому-то она и не признавалась, сколько ей на самом деле. Кто захочет, чтобы все знали, что в триста-четыреста она выглядит на все тысячелетие?! А все проклятый дар. Так по капле и уходит жизнь. Я и хотела отказаться от него, но душу не изменишь, как и судьбу!

Внезапно дверь распахнулась. На пороге появился слуга в короткой золотистой тунике.

– Гасите свечи! У господина гости. Не дай Духи, огоньком заинтересуются!

Я дунула, гася свет. Мы с Мелом оказались в темноте. Демон!

Я склонилась над котлом, пытаясь рассмотреть его цвет. Но он так и остался тайной.

– У тебя, вроде, зрение лучше, - обратилась я к Мелу.
– Может, посмотришь на цвет зелья? Оно должно быть золотистым.

– Да я и тебя толком не вижу, - Мелл поднял руку, коснувшись моего плеча, затем начал опускать пальцы ниже.

– Прекрати!
– я с дрожью отбросила его руку в сторону.
– Поняла уже, что ты не зрячий! Придется положиться на удачу.

– А ты странная.

– Странная, что не бросаюсь тебе на шею, что не вою от страха, что считаю все твои идеалы несусветной глупостью?

– Что спасаешь мне жизнь.

– Согласна. Глупость это. Но Чекаре всегда говорила: "влечение это к травам, знания, что она мне передала, умения...есть не у каждого", а, значит, я не могу остаться в стороне. Как бы этого ни хотела. Слишком много во мне от нее. Не могу я просто так все забыть!

– Мне кажется, зелье уже готово, - он коснулся моих волос.

–

Думаешь?
– я недоверчиво подняла на него глаза.
– Впрочем, твоя жизнь. Тебе и умирать, если что.

Я поднесла к его губам ложку, почувствовала, как он выпил зелье, и поднялась, отошла в сторону. Я надеялась, что Мелл не ошибся. Нет ничего страшнее для целителя, чем дать умереть тому, кто вверил тебе свою жизнь. Мелл не произносил ни звука. Я вздохнула и опустилась на колени.

– Пресвятые Духи леса, призраки умерших и нерожденных, живые и мертвые - все, кто слышит меня...
– я произносила стандартную молитву Жизни, просила милости, защиты у всех созданий. Слишком велика была возможность, что Мелл погиб, что я не справилась, как тогда...

Казалось бы, прошло много лет, а я не забыла, не простила себе. И никогда не прощу. С глаз капали слезы, орошая каменный пол. Тратить золотые, чтобы купить у одного из торговцев даже самый простенький ковер в эту комнатушку, Кресби не стал. Впрочем, мне-то что?! Рыдала я не потому.

Я снова проиграла смерти!

Лишь тот узнает все блаженство жизни,

Кто сам у края пропасти стоял,

Кто, как слепой, опасности не видел,

Споткнулся, и чуть все не потерял,

Лишь тот поймет, запомнит и оценит,

Кто за какой-то день вдруг постарел

Лишь тот узнает, что такое воля,

Кто выл по-волчьи в четырех стенах

Кто, задыхаясь от душевной боли,

Узнал и понял, что такое страх

Кто километры взад-вперед отмерил,

Кто есть не мог, не мог ночами спать

Лишь тот поймет, запомнит и оценит

Что значит в этой жизни слово "мать"*.

* Песня Михаила Круга "Свобода"

Чекаре возилась с очередным зельем, а я сидела у постели раненого, пела, вкладывая, в это, в сущности, бесполезное занятие всю душу. Знахарка обернулась и внимательно посмотрела на меня, когда я допела куплет.

– Неужто, ты еще и провидец, девочка?

– Что?
– я подняла на нее все еще затуманенные от песни глаза.

Знахарка только покачала головой и вернулась к прерванному занятию.

– Тяжело тебе в жизни будет. Не трать душу свою понапрасну.

– Не понимаю.

– Потом поймешь, да только поздно будет. Как я, лишь только старухой стала, так поняла, - Чекаре с сожалением махнула рукой.
– Пой дальше, красивая ведь песня.