Легкое поведение
Шрифт:
— Я хочу кое-что подарить тебе.
— Да? Зачем?
Отпустив меня, он уходит к тумбочке и возвращается со свертком в руках.
— Просто так.
— Нет, правда. Зачем?
Ронан улыбается, эта проказливая улыбка превращает его в мальчишку.
— Разверни, Блэр.
В сознании вспыхивает воспоминание о поцелуе Лоренса.
— Я этого не заслуживаю.
— Не согласен, и ты обязана со мной согласиться.
— Но…
— Ш-ш. Давай ты хоть раз не будешь упрямиться и позволишь сделать себе подарок?
Поджав губы, я стреляю в него сердитым взглядом.
—
Он громко смеется.
— Давай-давай, продолжай себя убеждать.
Спешу сообщить ему, какой он самовлюбленный, но Ронан жестом меня останавливает.
— Нет. Сначала открой, а потом рассказывай, как сильно ты меня ненавидишь.
— И расскажу!
Я опускаю взгляд на маленький сверток. Улыбаясь, разворачиваю нежно-сиреневую оберточную бумагу. Когда она падает на пол, в руках у меня остаются часы Hello Kitty. Мое сердце резко останавливается. Я смотрю, не мигая, на циферблат и чувствую, как в груди разрастается боль.
— Ты запомнил, — шепчу я чуть слышно.
Часы не совсем такие, что я просила у родителей, они лучше. Это, наверное, самый недорогой и непритязательный подарок в моей жизни, но когда все вокруг начинает расплываться от слез, как в тумане, я понимаю — для меня он бесценен.
У меня дрожат руки, я никак не могу насмотреться на свой подарок. Потом чувствую под подбородком ласковое прикосновение. Ронан приподнимает мое лицо, наши глаза встречаются, и то, как он на меня смотрит…
Ох, вот о таких взглядах и слагают стихи о любви.
— Разве я мог забыть? — произносит он мягко.
Меня переполняют эмоции — хорошие, плохие, самые разные, но настолько сильные, что, кажется, я вот-вот взорвусь. Если до сих пор у меня и оставались сомнения, влюблена я в него или нет, то сейчас я получила на этот вопрос однозначный ответ.
Влюблена.
По уши.
Борясь со слезами, я поднимаю глаза, хочу поблагодарить его, но не могу. Слова застревают в горле.
— Вот черт. Я хотел обрадовать тебя, а не расстроить.
Он хочет забрать часы, но я шлепаю его по руке и прижимаю подарок к груди.
— Даже не думай! Они замечательные.
— Тогда почему ты грустишь?
— Не грущу… просто мне в жизни не дарили ничего милее. — Я замолкаю, потерявшись в его глазах. — Спасибо, тебе Ронан. Спасибо огромное.
— Давай помогу надеть.
Приложив часы к моему запястью, он застегивает ремешок.
— Они правда тебе понравились?
Я смотрю на них, а в голове — вихрь воспоминаний о детстве, о разбитых мечтах, о последних неделях с Ронаном: счастье и боль, слезы и смех, одиночество и тепло.
А еще мне вспоминается один сон, который я часто видела девочкой. Так отчетливо, что все мое существо захлестывает острая, почти физическая боль. В этом сне мы с мамой кружимся, держась за руки, с каждым поворотом все быстрее и быстрее, пока мир вокруг не превращается в одно размытое радужное пятно. Свободные, юные, мы беспечно хохочем, запрокинув головы — это мгновение поистине волшебно. Отца я видеть не могу, но поскольку дело происходит во сне, я знаю, что он рядом и смотрит на нас, прислонившись к дереву, с улыбкой на красивом —
Любят.
…Потом я проснусь на холодной постели в пустой комнате, притронусь к щекам и обнаружу, что они мокрые, потому что во сне я опять плакала.
В который раз.
Неотрывно глядя на подаренные Ронаном часы, я мало-помалу теряю остатки самообладания.
И в глубине души задаюсь вопросом…
Так ли плоха любовь?
Так ли ужасно на самом-то деле это прекрасное и светлое чувство?
Да. Потому что оно ранит. Мне больно. Моему сердцу больно. Это гребаное чувство, оно настолько прекрасно, что сводит с ума. Что меня ждет, когда все закончится? Еще вчера я, наверное, смогла бы уйти от него, не повредив душу, но теперь это невозможно. Хватит себя обманывать. Я люблю его. Именно поэтому все должно быть закончено.
Я не выдерживаю. С губ срывается то ли всхлип, то ли истерический смех.
— Прости… я сейчас. — Оттолкнув его, я убегаю в ванную.
Вытирая лицо полотенцем, я спиной чувствую его появление. Он разворачивает меня кругом, и мы оказываемся лицом к лицу.
— Почему ты плачешь? — Он ведет пальцем по моей мокрой от слез щеке. — Малыш, что случилось?
Я трясу головой.
— Ронан, ну что ты со мной делаешь, а? Ты слишком хорош для меня. Тебе нужен кто-то без этого гребаного багажа за спиной, тот, кто способен отдавать себя целиком и полностью. Смотри, ты сделал мне приятное, а я сорвалась и плачу. Неужели ты не видишь, насколько я двинутая? Я не подхожу тебе. Я тебя не заслуживаю. Не заслуживаю, понимаешь?
Я твержу одно и то же, как заведенная, надеясь заставить его поверить в эти слова, надеясь убедить свое сердце, что все кончено.
Но Ронан меня не слушает. Тянет к себе и обнимает.
— Ш-ш… Все ты заслуживаешь, и я никуда от тебя не денусь.
— Не надо, — бормочу, уткнувшись ему в грудь. — Я…
— Да, да, ты меня недостойна, ты плохая… повторяй сколько влезет, но знаешь, что? Мне плевать. Не нужен мне никто идеальный. Мне нужна ты, Блэр. Ты одна. Посмотри на меня!
Я поднимаю лицо и тону в глубине его теплых глаз.
— Однажды ты разрешишь любить себя, и я обниму тебя так крепко, чтобы никогда больше не отпускать. Я буду любить тебя так, словно это единственное, ради чего я живу. Словно это главное мое предназначение. Блэр, неужели ты не видишь? Неужели не понимаешь? Ты во мне. Во всем, что я вижу. Во всем, к чему прикасаюсь. Ты в воздухе, которым дышу, в воде, которую пью, ты в каждой моей мечте. Я бы хотел рассказать тебе много больше, но понимаю, что ты еще не готова это услышать.
Я хочу ему верить, я хочу, чтобы его слова воплотились в жизнь, но именно они и заставляют меня осознать, что все кончено. Я не могу. Эти чувства меня уничтожат. Уже уничтожили. Холодея, я понимаю, что наши безмятежные дни сочтены.