Легкое поведение
Шрифт:
Моррисон угадывал в ее взгляде ожидание, но не мог соперничать с денди-извращенцем и даже не хотел пытаться. Он подозвал официанта и заказал устрицы с шампанским. Мэй завела непринужденный разговор о погоде, еде и каких-то постояльцах отеля, пока Моррисон не выдержал, осознав, что больше не может ждать ни минуты.
— Мэйзи, ты получила мое письмо?
— Да, получила, спасибо тебе. — Она продолжала играть с подвесками браслета.
— И?.. Ты обдумала мое предложение? — Слова вылетали из его уст, словно снаряды
— О милый, — загадочно произнесла она, — у нас еще будет столько времени, чтобы поговорить об этом.
— Может быть, и нет, — упавшим голосом ответил он.
— Почему?
Разговор утратил романтический налет.
— Мой коллега Лайонел Джеймс. Он попал в неприятную историю.
— В самом деле? — Ее глаза зажглись любопытством. — И кто же она?
— Не в этом смысле. — Ему совсем не хотелось обсуждать затруднительное положение Лайонела Джеймса. Тем более что его положение было не лучше.
— Какое разочарование! — надула губки Мэй. — В мире столько неприятностей, и среди них так мало интригующих. Я так понимаю, мне снова придется проводить тебя в Вэйхайвэй. В таком случае, я могу вернуться в Тяньцзинь. Мне уже наскучил Шанхай.
— Мэйзи. — Он взял ее за руку и собрался с духом. — Ты примешь мое предложение?
И тут явился официант с устрицами. Безразличный к чужой драме, он принялся суетиться, сервируя стол.
Момент был упущен.
Высвободив руку, она расстегнула пуговицы на перчатках. Ловкими, натренированными движениями закатала рукава и, схватив раковину с устрицей, отправила моллюска в рот. Моррисону оставалось лишь недоумевать, то ли он сделал предложение, то ли ему это приснилось.
— Вкуснота. — Мэй промокнула рот салфеткой. — Тебе придется смириться, милый. — Она вздохнула. — Я тоже тебя люблю. Но не думаю, что нам с тобой нужно связывать себя узами Гименея. Так что нет, я не могу выйти за тебя замуж.
Моррисон опешил:
— Могу я спросить, почему?
— Потому что я люблю тебя.
— Мэйзи, ты сама себе противоречишь. Ведь обычно любовь — единственная причина для того, чтобы сказать «да».
— Я думала об этом. Ты не будешь счастлив со мной. Я притягиваю сплетни, как подол юбки грязь. Как только испарится первый романтический флер, ты захочешь изменить меня, приручить, сделать из меня жену, которую можно, не опасаясь скандала приводить на скачки или домой к своей матери.
В ее словах была своя правда, пусть даже болезненная для него.
— Но я люблю тебя. — Он заставил себя проявить твердость. — Я чувствую, что за твоим отказом стоит что-то другое. Прошу тебя, скажи.
Мэй на мгновение закрыла глаза. Когда она снова посмотрела на него, Моррисон уловил в ее взгляде печаль.
— Помнишь, я рассказывала
— Помню. — Он напрягся.
Ее голос опустился почти до шепота:
— Тебе не понравится то, что я скажу. Я была беременна от Джона Уэсли.
Моррисон почувствовал, что ему стало трудно дышать. Он отложил вилку:
— И что ты сделала?
— Что я могла сделать? Прибегла к французскому зелью.
Моррисон знал это французское зелье — лекарство, которое обещало восстановить женский цикл, при этом ломая организм жуткой болью. К нему не сразу вернулся дар речи.
— И как он отнесся к этому?
— Он был благодарен — во всяком случае, первые три раза. Старая рана напомнила о себе. Моррисон схватил носовой платок, моля о том, чтобы не началось носовое кровотечение. Первые три раза?
— Он сказал, что никогда не забудет мою верность. «Верность товарищу» — так он выразился. Я навсегда запомнила эти слова. Он сказал, что я глубоко тронула его своим благоразумием. Вот видишь, я умею быть благоразумной, когда мне хочется. Я не боялась скандала для себя, больше переживала за него — и за своего отца, конечно. Джон Уэсли еще шутил, что, если бы вдруг разразился скандал, по крайней мере, он был бы двухпартийным. — Она робко улыбнулась.
У Моррисона голова шла кругом.
— Ты сказала, — «первые три раза». И что потом?
— В четвертый раз я сказала ему, что собираюсь оставить ребенка. Мы поругались. — Она опустила глаза. — Он обвинил меня в том, что я пытаюсь давить на него. Сказал, что каждая девушка строит из себя эмансипированную особу, пока не находит мужчину, которого хочет женить на себе. Это обидело меня до глубины души. Самое страшное, что врачи предупредили: еще одно французское зелье может убить меня. Я не стала говорить ему об этом, чтобы он не подумал, будто я действительно пытаюсь захомутать его. И я скрылась ото всех. Но ребенок появился на свет мертворожденный, на два месяца раньше срока. В общем-то по этой причине я и отправилась в это путешествие. Конечно, как всегда, поползли слухи, но впервые в жизни я не смогла терпеть их, не смогла жить со своим горем, со злостью на Джона Уэсли, с сочувствием окружающих.
Моррисона покинуло привычное остроумие.
— А твои родители?
— Мама знала. Уверена, что и папа знал, хотя мы никогда не говорили об этом. Он самый добрый человек на свете. Он известен тем, что помиловал многих преступников еще в бытность свою губернатором, он славится филантропией, много работает над тем, чтобы уберечь молодежь от криминала и деградации. Я говорила тебе, он всем представляет дочь моей сестры Элис своей племянницей. Я нисколько не сомневаюсь, что он сделал бы то же самое с моим сыном. Это ему пришла в голову идея отправить меня пожить у Рэгсдейлов.