Легкомысленные
Шрифт:
Более занятая тем, чтобы высвободиться, чем думая о словах, я вздохнула:
– Да, Гриффин, я умею ругаться.
И немедленно пожалела о сказанном.
– Серьезно? Ну, давай!
Похоже, его искренне позабавила мысль о том, что я могу нахамить не хуже. Эван, возмущенный такой настырностью, закатил глаза. Мэтт подпер кулаком подбородок и подался вперед, а Келлан взъерошил волосы и откинулся назад. Оба взирали на меня с любопытством. Мне стало не по себе под их взглядами.
Я уставилась на Гриффина:
– Черт побери.
Мэтт и Келлан прыснули. Гриффин заправил свои белокурые волосы за уши и надул
– У-у-у, как нехорошо. Давай теперь по-настоящему.
– Это и есть по-настоящему.
Я хотела лишь одного – вернуться к бару, но очутилась в западне. Теперь Келлан, не таясь, смеялся над моим смущением, и я все сильнее злилась на него лично.
– Ну же, выдай чего позабористей, что-нибудь простенькое. Как насчет «суки»?
Гриффин дьявольски усмехнулся и скрестил руки на груди.
– Ты еще такое дитя, Гриффин.
Я закатила глаза и посмотрела на Эвана, мысленно умоляя его положить этой беседе конец, ведь он единственный, кроме меня, тоже испытывал неловкость.
Гриффин рассмеялся, заметив этот призыв:
– Тебе что, и вправду не выговорить?
– Мне незачем.
Не то чтобы я никогда не ругалась – но только мысленно, чтобы никого не задеть. Впрочем, я не собиралась радовать Гриффина. Можно было просто уйти и покончить с этой идиотской забавой, но я осталась, так как представила, какой грянет хохот.
Сцепив руки, Гриффин навалился на стол и взмолился:
– Давай! Хоть что-нибудь. Мне все равно – главное, чтобы гадость.
Я помялась, все еще подумывая о бегстве. Может, просто влепить ему пощечину? Это наверняка отвлечет от меня внимание, но я не знала, как он отреагирует. Я не хотела ни злить его, ни возбуждать.
Тут вмешался Келлан:
– Однажды она назвала меня сексуальным.
Гриффин чуть не свалился со стула от смеха.
Я уставилась на Келлана, который взирал на меня с невиннейшим видом и воздевал руки к небу, будто спрашивая: «А что?» Воспользовавшись паузой – теперь уже хохотал весь стол и даже мой союзник Эван, – я устремилась к бару.
В надежде, что лицо у меня не слишком пылает, я добралась до Риты, которая уже приготовила всей группе напитки. Я осторожно оглянулась. Гриффин и Мэтт продолжали потешаться над глупой репликой Келлана. Эван виновато смотрел на меня – что ж, хоть ему было стыдно за этот гогот. Келлан, все еще усмехаясь, поднял с пола гитару и начал лениво перебирать струны.
Он тихо затянул песню, по-моему новую. С моего места мне было не разобрать слов, но мелодия оказалась очень приятной. Я инстинктивно шагнула ближе, чтобы лучше слышать.
– Я бы не напрягалась, – сурово заметила Рита.
– О чем ты?
– О нем. – Она указала на Келлана. – Зря потратишь время.
Не вполне понимая, что она имеет в виду, я забыла возразить, что всего-навсего хотела послушать песню, и вместо этого спросила:
– Что ты такое говоришь?
Рита склонилась ко мне с заговорщическим видом, радуясь возможности поделиться.
– Он обалденный, да, но разобьет тебе сердце. Он из тех, кто поматросит и бросит.
– А, ты об этом. – Я подумала, что в этом нет большой новости, учитывая толпу безумных фанаток, осаждавшую его на всех концертах, и надписи в туалетных кабинках. – Между нами ничего нет. Он мой сосед – и только. Я просто слушала…
Она оборвала меня:
– Не представляю, как
Она поставила на стойку пару пивных бутылок.
Ее голодный взгляд в сторону Келлана начинал меня раздражать, как и то, что она упорно именовала его «оно», будто он не был полноценным человеком.
– Ну, у меня есть парень, с ним, конечно, полегче.
Я ответила не без сарказма, но право слово – чем мы, по ее мнению, занимались дома?
Рита хохотнула:
– Ох, милочка, ты думаешь, ему это важно? Солнышко, я была замужем, и его это совершенно не смутило. – С легкой улыбкой она выставила на стойку две последние бутылки и подмигнула. – Впрочем, дело того стоит.
Я в шоке разинула рот. Рита была вдвое старше Келлана и, как я слышала, жила с четвертым мужем. Похоже, что Келлан тащил к себе всех подряд – вообще без разбору, как я начинала подозревать. Удивительно, как я до сих пор ни на кого не наткнулась.
Взяв себя в руки, я пробормотала:
– Зато это важно мне.
Я сгребла бутылки и пошла к ребятам – немного на взводе, не вполне понимая почему.
Глава 4
Перемены
Денни быстро прижился на новой работе, в чем я и не сомневалась, и вместе мы бывали гораздо реже, чем мне того хотелось. Я старалась общаться с ним утром, но, так как я ложилась с каждым днем все позже, мне становилось все труднее просыпаться. В итоге я оставалась в постели, он быстро целовал меня на прощание и уходил. Стремясь произвести хорошее впечатление на начальство, Денни работал сверхурочно, а потому не забирал меня и из бара. И быстро выяснилось, что нам удается побыть вдвоем лишь днем на выходных до моей смены да пару вечеров в будни, когда я не работала.
Но Денни старался и делал все, чтобы проводить время вместе. Он приходил в бар после работы, иногда даже оставался поужинать и выпить с Келланом и его группой. Мы обнимались и целовались, а завсегдатаи стонали при виде нас и насмешливо закатывали глаза. Кто-то даже бросил в нас скомканной салфеткой. Я всерьез подозревала Гриффина и радовалась, что это была лишь салфетка.
Июнь пролетел незаметно, и я не успела оглянуться, как наступил июль. Четвертого числа [10] Денни пришлось идти в офис. Я немного повозмущалась, так как мы собирались сходить на его любимый пляж Элкай-Пойнт – немного солнца и моря для моего любившего воду мальчика, – но Денни пообещал провести в «Пите» весь вечер, несмотря на мою занятость, и это слегка остудило мой гнев. В конце концов я целый день читала и загорала на заднем дворе, маленьком и солнечном. Загар подразумевал, что кожа должна была потемнеть и окраситься в приятный бронзовый оттенок, как у Денни. Но с моей белоснежной кожей такого произойти не могло. Она становилась ярко-розовой, а после – снова бледной. Поэтому я надела раздельный купальник и натерлась кремом, чтобы, по крайней мере, не обгореть и, если уж не сменить цвет, хоть погреться на солнышке.
10
Четвертое июля – День независимости США.