Легкой поступью безумия
Шрифт:
– Нет, нет, нет… Прошу, не надо… - срывающимся голосом прошептала Томарэ.
– Я буду послушной, я сделаю все, что ты хочешь, только не это… Пожалуйста-а-а!!!
– она провыла последнее слово.
Молча. Парень встал. И со всего размаха приложил голову женщины об колено… И опять… И снова… Под хруст ломающихся костей. Под украшающие стены камеры красные брызги… Скучная пресыщенная жестокость…
– Будешь есть?
– Скайди отщипнул кусочек, прекратив экзекуцию, когда он посчитал достаточным.
И поднес ко рту Томарэ. В котором не хватало нескольких зубов. Вращающиеся дикие
– Вот и умница, вот и молодец, - приговаривал Скайди, по чуть-чуть давая сырую еду пленнице.
– Все не так и страшно оказалось… Скоро все закончится: ты войдешь во вкус, Томарэ.
Исполнив навязанную обстоятельствами обязанность, парень запер клетку. Закрыл люк в подвал и вышел на морозный воздух, где его ждал Эрнест. Аристократ сбивчиво извинился. Привел множество доводов в качестве оправдания своего поведения, но под конец вздохнул и махнул рукой. Толку от объяснений… Надо было не создавать конфликт. Не поддаваться взыгравшим инстинктам прищучить слабого - уничтожить, чтобы не портила кровь.
– Брось, Эрнест! Не первый год знакомы. Просто учти на будущее. Затылок-то у тебя словно из чугуна отлит! Не уверен, что в другой раз смогу тебя остановить до того, как ты перегрызешь кому-нибудь из своих глотку, - отшутился Скилл.
– Я не могу признать ее одной из нас!
– мужчина возмущался фактом, который ему совали под нос и требовали употребить его. Он уважал силу, а какая сила в нытье и слезах немолодой женщины? Что она даст сообществу? Сил на ее перевоспитание уходит много, а пользы она приносит на половину синто. С точки зрения аристократа содержание пленницы весьма сомнительная инвестиция.
– Признаешь, - с уверенностью возразил Скилл. Заправил мешающиеся пряди за уши.
– Хватит о ней. Поговорим о тебе: нужно поохотиться. Я скормил последний кусок того… охотника. В конце недели отправитесь: ты, Нанни пойдете. Томарэ возьмите с собой и Леона. Я и Шу останемся. Ему необходимо тренировать терпение и смирение, да и за школой кто-то должен присмотреть. Не перестарайтесь, главное. Большое количество смертей привлечет внимание власти, а мы и так под наблюдением из-за государственной программы.
– Договорились!
– выдохнул Эрнест.
– Я продержусь, - он усмехнулся. Получил снежок в грудь.
– Ты что затеял?!
– удивился.
– Ах, так…
И завязалась снежная битва, где таяло напряжение минувшего получаса. А за игроками сквозь оконные стекла издалека наблюдали детишки на перемене и мечтали… Подрaжать своим кумирам. Во всем… Спокойствие. Тихая мелодия, скользящая между розовых губ. Серебристой рыбкой быстро мелькает иголка в нежных руках. Вышивка золотом по красному. Раскрывает на ткани крылья птица с длинных хвостом и пышным хохолком. Любому покажется, что моргнешь, а она взлетит и опустится жалящим костерком на плечо.
– Селестина, дорогая, ты спустишься к обеду?
– светлый заботливый голос матери прокрался
– Да, мама, сейчас иду…
Вышивка отложена. Иголкк девушка аккуратно воткнула в катушку, а ту убрала в шкатулку с другими швейными принадлежностями. Встала, расправила складки кремового платья, погладила мурчащую на диване кошку и вышла из комнаты, притворив за собой дверь. Девушка неторопливо спустилась со второго этажа домовладения по деревянной резной лестнице. Селестине нравился скрип седьмой, десятой, шестнадцатой и двадцатой ступенек. Гладкость истертых множественными касаниями перил. Приглушенные голоса из гостиной, где уже собралась вся семья за большим столом. Запах картофельного супа на говяжьем бульоне, сваренном из мозговой косточки.
Девушка присоединилась к обедающим, поздоровалась с младшей сестрой, которую с утра не видела: Розалинда ходила на занятия в институт благородных профессий. Она готовилась стать гувернанткой. Увы, на большее рассчитывать красивая умница из провинции в столице не могла. Нет у нее той наглости, что позволяет обедневшим аристократам пробиться наверх. Возможно повезет с замужеством, если найдется человек с добрым сердцем и чистой душой.
Селестина съела половину тарелки супа, вяло поковыряла вилкой в жареном картофеле с куриными котлетами, а к салату не прикоснулась. Ощущение сытости в желудке… Даже скорее некой наполненности. Не покидало ее в последнее время.
– Дорогая, ты опять почти ничего не съела!
– слабо запротестовала мать девушки. Она волновалась за здоровье дочери, хотя внешних признаков болезни не было: на щеках Селестины розовел легкий румянец, само лицо округлилось - исчезли круги под глазами и перестали выпирать неструганными брусьями скулы.
– Я не сильно голодна. Зима на улице, а я большую часть дня провожу дома и почти не двигаюсь. Надо почаще гулять, - девушка улыбнулась каждому из родителей. Отец понимающе кивнул.
– А давайте все вместе гулять по вечерам?
– предложила младшая дочь.
– Ну, как в первый день, когда мы приехали из… Ой, - остановилась на полуслове Розалинда.
– Простите, - она виновато опустила глаза. В доме не то, что было запрещено говорить о специфических проблемах ее сестры, но старались лишний раз не упоминать об этом. Как говорится - не поминай лихо.
– Если ты будешь успевать делать домашнее задание к этому времени, то мы так и поступим, - согласился отец семейства.
– Так что, сразу после обеда отправляйся в свою комнату и приступай к занятиям, - дочь скуксилась, вздохнула и, тем не менее, выказала покорность решению старшего.
Уже вечером, после захода солнца, когда городишко ощетинился кольями печного дума в пику легкому морозцу, разукрасившему инеем темно-желтые от света масляных ламп окна, отец в наброшенной на плече дубленки заглянул в комнату Селестины и удивился царящей в ней темноте. Лишь свечка на фарфоровой подставке мерцала огоньком.
– Доченька?
– тихо позвал мужчина.
– Ты спишь? Мы собирались на прогулку…
– Да, папа, я помню. Но у меня голова разболелась. Идите без меня, а я спать пораньше лягу, - отозвалась расплывчатая тень на кровати.