Лекарь Империи 6
Шрифт:
Пока препарат растекался по венам, я, не теряя времени, провел быстрый осмотр. Кончиками пальцев проверил пульс — сто десять ударов в минуту, частый, но ритмичный.
Тахикардия на фоне стресса, ничего критичного.
Бросил взгляд на монитор: давление сто пятьдесят на девяносто — тоже реакция на панику, но для послеоперационного периода на грани. Осторожно откинул край простыни, обнажая его живот.
Длинный свежий шов, идущий от подреберья вниз, был закрыт стерильной наклейкой. Края ее были сухими. Я проследил взглядом за тонкими
Содержимое в мешочках было серозно-геморрагическим, скудным — ровно столько, сколько и должно быть после такой операции. Никаких признаков свежей алой крови. Моя работа была сделана безупречно.
Паника чистой воды. Проснулся в незнакомом месте, один, без своей свиты, привязанный трубками к пищащим машинам.
Полная дезориентация плюс паранойя на фоне общей интоксикации после наркоза. Классический случай.
Главное — вовремя купировать приступ, пока он не наломал дров.
Прошла минута. Борьба в глазах Мкртчяна угасла. Его тело обмякло, он тяжело откинулся на подушки, и его дыхание стало ровнее. Агрессия испарилась, оставив после себя лишь измотанность и растерянность.
— Где… где мои люди? — пробормотал он уже гораздо спокойнее, его голос был хриплым и слабым.
— Арсен в комнате ожидания, — ответил я ровным тоном, отходя от кровати. — Ждет новостей о вашем состоянии. Остальных я отпустил по домам.
— Я хочу его видеть…
— Завтра, — отрезал я. — Сегодня вам предписан только покой.
Все. Кризис миновал.
Он снова превратился из дикого зверя в пациента. Контакт установлен. Теперь можно будет работать. Но расслабляться рано. Делирий может вернуться новой волной через несколько часов.
Нужно будет держать его на поддерживающей дозе седативных как минимум сутки. И никакой свиты, никаких «решал» у кровати. Сейчас он уязвим.
И он должен чувствовать, что его жизнь, комфорт и безопасность полностью зависят от меня. От человека, которого он еще пять минут назад считал своим похитителем и врагом. Это, пожалуй, будет лучшей и самой действенной частью его лечения.
Я вышел из палаты, плотно притворив за собой дверь. За спиной остался медикаментозно успокоенный, но все еще нестабильный пациент. В коридоре, под тусклым светом дежурной лампы, меня уже ждали Артем и Шаповалов. Их лица были напряжены.
— Что там было? — спросил Шаповалов без предисловий, его голос был низким и серьезным.
— Ничего серьезного. Проснулся не в духе, — я махнул рукой, намеренно преуменьшая масштаб проблемы. Незачем посвящать их в тонкости психиатрии и послеоперационных психозов. Это моя зона ответственности. — Артем, что по анализам за ночь. Есть динамика?
Психоз — это пена, верхушка айсберга. Симптом.
А меня интересует причина, сам айсберг, который топит этот «Титаник». И эта причина кроется в цифрах, в биохимии его крови, в том, что происходит с его отказавшими почками.
Артем ничего не ответил, лишь еще больше помрачнел и
В маленькой комнате пахло крепким, застоявшимся кофе. Стол был завален распечатками анализов, графиками и пустыми ампулами. Артем разложил перед нами два листа — вчерашний и сегодняшний.
— Смотрите сами, — он ткнул пальцем в колонку с почечными показателями. — Креатинин вчера вечером — четыреста восемьдесят. Сегодня утром, после восьми часов непрерывного диализа, — четыреста семьдесят пять. Это даже не динамика, это статистическая погрешность.
Я пробежался глазами по строчкам.
— Мочевина?
— То же самое, — Артем устало потер переносицу. — Вчера — двадцать восемь, сегодня — двадцать семь и пять десятых. Мы всю ночь гоняли его на диализе по твоей схеме, Илья. Вливали преднизолон лошадиными дозами. Проводили детоксикацию на максимальных параметрах. А почки… почки как будто вообще не реагируют. Они мертвы.
— Как будто мы просто прогоняем воду через пустое ведро, — мрачно добавил Шаповалов, уставившись на цифры. Он поднял на меня тяжелый взгляд. — Илья, твоя схема не работает.
Слова Шаповалова ударили наотмашь.
Не потому что это был упрек, а потому что это была чистая, объективная, неоспоримая правда. Цифры на бумаге не лгут.
Моя красивая, элегантная, абсолютно логичная теория о нефротоксине Царской лилии, которую я так убедительно всем презентовал, только что разбилась вдребезги об эти упрямые, несгибаемые цифры.
Она трещала по швам, рассыпаясь в пыль.
Я ошибся, но я этого и ожидал. Это не токсин. Или не только токсин.
— Эй, двуногий, что ты затеял? — раздался в голове ехидный голос. Фырк, невидимый для остальных, материализовался на столе и принялся с любопытством разглядывать цифры.
Во мне не было ни разочарования, ни страха. Вместо этого в груди начал разгораться знакомый, злой, голодный огонек. Охотничий азарт.
Азарт диагноста, который столкнулся с редким, непонятным и хитрым зверем. Это был вызов. Сложная, многоуровневая, нетривиальная загадка — это же прекрасно! Гораздо интереснее, чем банальное отравление каким-то цветочком.
— Значит, мы лечим не то, — медленно произнес я вслух, и мой голос звучал абсолютно спокойно. Я поднял глаза на коллег. — Упускаем что-то фундаментальное. Что-то, что лежит в самой основе его болезни.
Я повернулся к Шаповалову, переходя на официальный тон и беря командование на себя.
— Игорь Степанович, отменяем всю специфическую детоксикацию. Она бесполезна, только зря нагружает его и без того ослабленный организм. Оставляем только поддерживающий диализ для выведения продуктов распада и базовую гормональную терапию, чтобы сдерживать системное воспаление.
— То есть? — Артем непонимающе поднял бровь.
Я оперся руками о стол, чувствуя, как азарт полностью вытесняет все остальные эмоции.