Лекарь-воин, или одна душа, два тела
Шрифт:
— И вот я у вас, отец Павел, огромная вам благодарность за то, что поверили мне, выслушали до конца, — я даже вздохнул облегченно, закончив свое эмоциональное повествование, — что делать теперь будем, командуйте, я готов выполнить любое задание.
— В серьезном деле ты, Василий, отличился. Неоценимую помощь королевству нашему и его народу оказал. Думаю, и не смей мне перечить, — отец Павел решительно хлопнул по столу тяжелой ладонью, — все, что смог, ты уже сделал. Теперь черед других людей настал. Ты возвращайся домой, к матери, и помоги ей по хозяйству, мужские руки
— Понятно, но нельзя же это все бросить просто так…
— А кто тебе сказал, что бросим? Дело серьезное, я знаю как правильно поступить и есть через кого действовать, тебе же огромная благодарность за смелость, отвагу и настойчивость, а также смекалку — не сомневался в тебе никогда, молодец!
— Так что же с этим всем, надо же принять меры, кругом подлость и измена… — чуть не заикаясь от волнения, я продолжал гнуть свое.
— Чтобы ты не переживал за исход дела, скажу тебе по секрету, Василий, вижу, тайну ты хранить умеешь, что я здесь не только глаза и уши церкви, но и государя нашего. Сегодня же, сейчас, как ты отправишься к матери, напишу я обстоятельный доклад для…, - при этом мой собеседник многозначительно подняв палец, показал им куда-то вверх, — приложу к нему добытые тобой доказательства, спрячу в пакет крепкой кожи, да запечатаю специальной печатью, которую мне когда-то доверили, определяя на этот пост. Понятно?
После того как я согласно кивнул головой, во все глаза преданно глядя на своего опытного товарища и наставника, он продолжил.
— Слова особые я знаю, чтобы староста наш безропотно и в срочном порядке снарядил отряд верных казаков, которые отвезут за несколько дней сей опечатанный пакет важному человеку в саму столицу, а мне привезут особый знак того, что пакет попал в нужные руки и по пути никем вскрыт не был. Это тоже понятно, Василий?
Я еще чаще согласно закивал головой, подтверждая полное и безоговорочное одобрение мыслей, высказанных святым отцом.
— И, не злись на меня за следующие слова, но обязан я предупредить тебя, пойми меня правильно: о том, что мне рассказал, ты имеешь право говорить только со мной. Более ни с кем. Государево дело требует строгого сохранения тайны. Но если вдруг судьба тебя забросит далеко от родного дома, и не будешь иметь возможности со мной связаться по какому важному делу, наподобие этого, можешь обратиться к казачьему атаману, не ниже куренного, показав ему тайный знак, гляди каков он, — мне был показан знак: перекрещенные между собой пальцы двоеперстия, наложенные на грудь в районе сердца.
— Если особа посвящена, как и ты, она покажет тот же знак и обеспечит тебе проведение с ним конфиденциальной беседы. Если не откликнется таким способом, что очень сомнительно — действуй по обстановке. Может тебе это и не пригодится, но, учитывая твое вовлечение в сие секретное дело, считаю необходимым подготовить тебя к возможным последующим событиям и довериться тебе. Запомни мои слова крепко — накрепко. Ты, парень правильный вырос, ответственный, я в тебе не сомневаюсь. Все, ступай, мне нужно срочно готовить известную тебе важную депешу.
Мы попрощались крепким рукопожатием.
Дома долго сидели, неспеша пили травяной чай. Мама рассказывала о своем житье бытье. На душе было спокойно, безмятежно. Мне были неизвестны некоторые люди, о которых в качестве соседей рассказывала мама, но я все равно с интересом ее слушал. Приятно было слышать голос мамы, видеть ее радостные глаза, принимать ее заботливые хлопоты в процессе чаепития — она подливала и подливала мне чаек, подсовывала поближе ко мне то какие-то коврижки, то блюдце с медом.
Через некоторое время на улице начала проявляться какая-то активность, открывались-закрывались ворота, цокали копыта, слышались прощальные возгласы. Все быстро затихло с удаляющимися звуками топота множества копыт по грунтовой сельской дороге…
Ну, вот, все успокоились, я тоже улегся спать с чувством честно выполненного долга. Некоторое время пофантазировал о том, как где-то далеко, в столице нашего королевства наши разоблачили и наказали вражеских лазутчиков. Я и представить себе не мог, каким заковыристым путем проследует секретная депеша за восковой печатью, подготовленная отцом Павлом…
Ворочаясь на жесткой лавке, никак не мог выбрать удобное положение. Отвык уже отлеживать бока на досках, в монастыре, какой-никакой матрас, набитый сеном и соломой имелся, а дома мать подобное игнорирует. Поглядел я сейчас на мать, за кружкой чая — постарела она. Кажется, меньше ростом стала, высохла как-то, и лицо покрылось морщинами, а ведь ей и сорока нет. Видать, тяжкий крестьянский труд сказался.
Утро я начал, как обычно с разминки и тренировки. Мать смотрела на все это, прикрыв ладонью рот, периодически вытирая глаза от слез. Затем я умылся в бочке с водой, найдя ее на прежнем месте, и удивляясь, что она не сгнила за столько лет. Быстро позавтракали, я напоил маму своим чаем. Не скажу, что она была в восторге, но на словах похвалила, отметив необычный вкус.
В Дашкин двор я вошел первым, и сразу столкнулся с сестрой.
— Куда прешь!? А-ну осади! Ты кто такой? — выпалила скороговоркой сеструха.
— Мама, Дашка, — сказал я, и показал сестре язык.
— Васька, ты? — недоверчиво посмотрела на меня Даша, от удивления широко открыв глаза.
— Всю жизнь так звали, и сейчас имя не изменилось.
— Ты изменился. Не узнать просто. Красавец-богатырь из тебя получился, а я не верила, что из дурака путное получится, даже в святом месте.
— На все воля Господа нашего, — сказал я, подняв палец к небу, и достал из сумки, переброшенной через плечо шерстяной платок красного цвета. — Прими в подарок, сестренка.
— Спасибо, братик, — поцеловала меня в щеку Дашка.
— Не успел отвернуться, а ты уже другим мужикам на шею вешаешься, — послышался недовольный голос со стороны сарая. — Враз вожжами отхожу, чтобы место свое знала, и блюла себя.
— Захар, это брат мой, Василий, а это мама. Ты, что тещу не признал? — оправдывалась сестра.