Лекарь. Ученик Авиценны
Шрифт:
Ала проводил военные советы, которые превращались в маленькие праздники — пили вино, а в подходящее время появлялись и женщины, как в добрые старые дни. Вместе со своими военачальниками шах изучил чертежи и карты; выходило, что из Газни ведет сюда лишь одна дорога, достаточно широкая и удобная для продвижения большого войска. Масуду предстояло пересечь высохшие глиняные пустыри и гряду невысоких гор к северу от Дешт-и-Кевир, обходя затем великую пустыню, пока его войско не углубится в провинцию Хамадан. И только тогда он сможет повернуть на юг.
Но Ала-шах принял свое решение: персидское войско
Подготовка к походу стала теперь единственной темой всех разговоров, даже в маристане, хотя Роб и пытался избегать таких разговоров. Он старался и не думать о грядущей войне, потому что никоим образом не желал в ней участвовать. Свой долг Ала-шаху — долг немалый! — он уже уплатил. Набег на Индию вполне убедил Роба, что более служить в войске он не желает. Оттого он тревожился, ожидая вызова во дворец, но вызова все не было.
Время шло, и Робу хватало работы. У Касима прошла боль в низу живота, но, к вящей радости погонщика, Роб по-прежнему прописывал ему вино ежедневно, вернув к исполнению обязанностей в морге. Роб теперь лечил больше пациентов, чем когда-либо прежде, потому что на аль-Джузджани легли многие из обязанностей главного лекаря, и тот передал большинство своих пациентов другим лекарям, в том числе и Робу.
С величайшим удивлением он узнал, что Ибн Сина вызвался добровольно возглавить отряд хирургов, которым предстоит отправиться на север вместе с шахским войском. Робу сообщил об этом аль-Джузджани, который уже преодолел свою обиду (или же спрятал ее поглубже).
— Это же расточительство — посылать в битвы такого великого мудреца!
Аль-Джузджани пожал плечами.
— Учитель хочет в последний раз участвовать в военном походе.
— Он же стар, он не выживет.
— Стариком он давно выглядел, а ведь не прожил еще и шестидесяти лет, — горько вздохнул аль-Джузджани. — Мне кажется, он уповает на то, что его отыщут стрела или копье. Что же в этом такого страшного — встретить смерть более быструю и легкую, чем та, которая, судя по всему, теперь его ожидает?
Князь лекарей не замедлил уведомить, что вместе с ним в поход отправятся одиннадцать отобранных им хирургов. Четверо из них были еще учащимися, трое — лекарями-новичками, из совсем недавно получивших звание, еще четверо — опытными врачевателями.
Аль-Джузджани теперь сделался главным лекарем не только фактически, но и вполне официально. Назначение это встретили с грустью, ибо теперь все лекари в Исфагане осознали, что Ибн Сина уже никогда не вернется и не будет больше возглавлять сообщество исфаганских медиков.
Роба удивило и даже несколько встревожило, что ему было поручено выполнять некоторые обязанности, какие при Ибн Сине выполнял аль-Джузджани — имелись и более опытные и известные лекари, на которых новый руководитель мариста-на мог эти обязанности возложить. А поскольку пятеро из двенадцати членов хирургического отряда были к тому же преподавателями медресе, то Робу сказали, что он должен проводить больше лекций и учить лекарских помощников, когда лечит больных в маристане.
Помимо всего названного, его назначили постоянным членом совета по испытанию учащихся, желавших получить
На первое подали ломтики больших дынь с зеленой мякотью. Вкус у них был божественный, сладкая мякоть так и таяла во рту. Такие дыни Роб пробовал только один раз в жизни, и как раз собирался упомянуть об этом, когда бывший его наставник Джалал-уд-Дин широко улыбнулся Робу.
— За эти изысканные плоды мы должны благодарить молодую жену хозяина.
Роб не понял. Костоправ подмигнул ему.
— Как тебе должно быть известно, Ротун ибн Наср — командующий войсками и двоюродный брат шаха. На прошлой неделе шах приезжал к нему — проводить военный совет. Вне всякого сомнения, встретился он и с новой женой Ротуна. Когда посеяно царское семя, Ала всегда присылает в подарок эти свои необыкновенные дыни. А если из семени произрастет плод мужского пола, присылается подарок, достойный принца — ковер с гербом Саманидов.
Роб не смог дождаться окончания обеда. Сказавшись больным, он покинул почтенное собрание. Голова у него шла кругом, пока он скакал к своему домику в Яхуддийе. Роб Джей играл с матерью в саду, но младенец лежал в колыбельке, и Роб взял Тама на руки, осмотрел внимательно.
Просто крошечный новорожденный младенец. То же самое дитя, которое он обожал еще утром, уходя на работу. Роб положил малыша в колыбель и достал из сандалового сундучка подаренный шахом ковер. Расстелил его на полу возле колыбели.
Когда поднял глаза, в дверях стояла Мэри. Они посмотрели друг на друга долгим взглядом. Боль и жалость, которые он испытывал к жене, были невыносимыми.
Он подошел к Мэри, хотел было обнять ее, но вдруг обнаружил, что его руки стискивают ее изо всех сил. Пытался заговорить — слова не шли с языка.
Мэри вырвалась и стала разминать плечи.
— Ты заботился о том, чтобы мы здесь жили хорошо. Я позаботилась о том, чтобы мы вообще жили, — неприязненно сказала она. Печаль, стоявшая в ее глазах, уступила место чему-то другому, чему-то, противоположному любви.
Ближе к вечеру она перебралась из спальни. Купила себе узкую циновку и расстелила ее между колыбелями детей, рядом с ковром, на котором был вышит герб Саманидов.
70
Каморка Касима
В ту ночь Роб так и не смог уснуть. Он чувствовал себя выбитым из колеи, словно земля ушла у него из-под ног, и ему теперь приходится шагать по воздуху. В подобном положении, пришло ему в голову, многие мужчины убили бы и мать, и дитя, однако он хорошо понимал, что Там и Мэри в соседней комнате спят в полной безопасности. Безумные мысли роились в его голове, но с ума он отнюдь не сошел.