Лекарь. Ученик Авиценны
Шрифт:
Убедившись, что рана полностью очищена от остатков щепок, он влил туда немного Снадобья и перевязал чистой тряпочкой, потом допил сам то, что оставалось в пузырьке. Рыдающий пациент улизнул, довольный тем, что все закончилось, а отец задержался и уплатил.
Следующим на очереди был согбенный старец, которого мучил глухой кашель. Роб пропустил его за занавес.
— По утрам выходит мокрота. Ох, сэр, очень много! — говорил он, задыхаясь.
Цирюльник задумчиво провел рукой по костлявой груди больного.
— Хорошо. Я поставлю тебе банки. — Он посмотрел на Ро-ба. — Помоги ему
Роб осторожно снял со старика короткую рубашку — тот казался таким хрупким. Помогая пациенту снова подойти к цирюльнику-хирургу, он был вынужден поддерживать того за обе руки.
Чувство было такое, будто он держит пару трепещущих птичек. Негнущиеся пальцы крепко прижались к рукам Роба, и оттуда в него перелилось знание.
Цирюльник, взглянув на них, увидел, как Роб застыл на месте.
— Давай-давай, — нетерпеливо бросил он. — Мы не можем заниматься этим до самой ночи. — Казалось, Роб его не слышит.
Раньше Робу уже дважды приходилось испытывать эту удивительную и очень неприятную уверенность, которая проникала вглубь его существа, переливаясь из тела другого человека. И теперь, как и тогда, ужас охватил его, подавляя все прочие чувства; он отпустил руки старика и выбежал, спрыгнул с помоста.
Цирюльник, ругаясь, искал повсюду, пока обнаружил своего ученика, который сидел за деревом, сжавшись в комок.
— Я требую объяснений. Сейчас же!
— Он... Этот старик скоро умрет.
— Это еще что за глупости, с чего ты взял? — Цирюльник смотрел на него с недоумением.
Ученик уже вовсю плакал.
— Перестань, — сказал Цирюльник. — Откуда ты-то знаешь?
Роб открыл рот, но слова застревали у него в горле. Цирюльник влепил ему оплеуху, и он тяжело задышал. Наконец заговорил, и теперь слова так и лились потоком, потому что в его сознании они крутились и бурлили непрестанно еще до того времени, когда он встретил Цирюльника и покинул Лондон.
Он почувствовал неминуемую смерть матери, объяснил он, так и произошло. А потом ему открылось, что отец умирает, и тот вскоре умер.
— Ах, Боже мой, вот оно что, — произнес Цирюльник с отвращением. Но слушал он внимательно, не сводя глаз с Роба.
— Так ты хочешь сказать, что и впрямь чувствуешь, будто этот старик умирает?
— Да. — Роб даже не надеялся, что хозяин ему поверит.
— А когда?
Вместо ответа он только пожал плечами.
— Но скоро?
Мальчик кивнул. К сожалению, говорить он умел только правду.
В глазах Цирюльника он увидел, что тот хорошо это понимает.
Хозяин немного поразмыслил и, наконец, принял решение:
— Я пока избавлюсь от пациентов, а ты укладывай все в повозку.
Из села они выехали неторопливо, но как только их уже нельзя было видеть, помчались что есть духу по тряской дороге. Инцитат, громко шлепая и разбрызгивая воду, пронесся по броду через реку, а едва выбравшись на тот берег, распугал отару овец, которые заблеяли так громко, что заглушили вопли разъяренного овчара.
Роб впервые увидел, как Цирюльник нахлестывает коня кнутом.
—
— А ты знаешь, как поступают с колдунами? — Цирюльнику приходилось кричать, перекрывая топот копыт, стук и звяканье вещей, лежавших в фургоне.
Роб отрицательно покачал головой.
— Их вешают на дереве или на кресте. Иногда подозреваемых бросают в вашу Темзу, чтоб ей ко всем чертям провалиться, если тонут, их признают невиновными. И если этот старик умрет, то все скажут: это мы виноваты, мы колдуны, — проорал он, не переставая нахлестывать вконец перепуганного коня.
Они не останавливались ни для того, чтобы поесть, ни для того, чтобы облегчиться. К тому времени, когда Тату позволили замедлить ход, Герефорд остался далеко позади, но они не останавливались, пока не погас последний лучик дня. Они с Цирюльником, совершенно без сил, быстро разбили лагерь и молча съели что попалось под руку.
— Расскажи мне все заново, — наконец потребовал Цирюльник. — И не пропускай ничего.
Слушал он с напряженным вниманием и перебил Роба лишь один раз, просто попросил говорить громче. Выслушав рассказ мальчика до конца, кивнул:
— Когда я сам ходил еще в учениках, я стал свидетелем того, как моего учителя, цирюльника-хирурга, убили по ложному обвинению в колдовстве.
Роб уставился на него, слишком напуганный, чтобы расспрашивать.
— За мою жизнь было несколько случаев, когда пациенты умирали в то время, как я их лечил. Однажды в Дареме умерла старушка, и я не сомневался, что церковный суд назначит мне испытание: либо водой, либо каленым железом [35] . Меня отпустили после допроса с пристрастием, поста и раздачи милостыни. В другой раз, в Эддисбери, мужчина умер прямо у меня за занавесом. Тот был молод и на вид совершенно здоров. Прекрасный повод для любителей мутить воду, но мне повезло: я помчался на дорогу, и никто не преградил мне путь.
35
Испытание каленым железом состояло в том, что подозреваемый нес голой рукой раскаленный докрасна железный брус весом в 1,5 кг. Если он не получал ожога, это считалось ниспосланным свыше знаком его невиновности. Получение ожога служило доказательством того, что Бог подтверждает вину подозреваемого. Эти испытания проводились под руководством священников, так как рассматривались в качестве «Божьего суда».
— Так вы думаете, — еле смог вымолвить Роб, — что я... отмечен дьяволом? — Именно этот вопрос весь день преследовал его и не давал покоя.
— Если думаешь так, — хмыкнул Цирюльник, — значит, ты дурак и невежда. А я знаю, что ты ни то ни другое. — Он пошел к повозке, наполнил рог метеглином, выпил до дна и лишь после этого заговорил снова: — Матери и отцы рано или поздно умирают. И старики умирают. Это в порядке вещей. Ты уверен, что почувствовал что-то?
— Уверен, Цирюльник.
— Может быть, тебе показалось или ты просто фантазировал — ты же совсем еще малыш, а?