Лекарь. Ученик Авиценны
Шрифт:
— А, это молодой цирюльник-хирург! — Каммингс на этот раз поздоровался с ним куда любезнее, да и в целом держался гораздо спокойнее. Он внимательно перелистал две толстые учетные книги, потом покачал головой: — Никогда не было У нас пекаря по фамилии Хейверхилл.
— Муж и жена, — настаивал Роб. — Они продали свою булочную в Лондоне и объявили, что переезжают сюда. У них живет моя сестра по имени Анна-Мария.
— Да ведь совершенно очевидно, что произошло, молодой хирург. Когда они уже продали свою лондонскую лавку, но еще не приехали сюда, им подвернулось
— Да, похоже, так и есть. — Роб поблагодарил старосту и вернулся в повозку.
Цирюльник был заметно встревожен, но Робу посоветовал мужаться.
— Ты никогда не должен терять надежду. Наступит день, и ты всех их отыщешь, уж поверь мне.
Но у Роба был такое чувство, будто земля расступилась и поглотила не только мертвых, но и живых. Теперь даже крошечная надежда увидеться с ними казалась ему слишком наивной. Он чувствовал, что время его семьи прошло безвозвратно; по коже пробегал мороз, когда Роб вынудил себя признать: что бы ни ждало его в будущем, это будущее, по всей вероятности, ему суждено встретить в одиночестве.
15
Подмастерье
Робу оставалось ходить в учениках всего несколько месяцев. Они сидели в общем зале постоялого двора в Эксетере и за кувшинчиком темного эля осторожно обсуждали условия, на которых хозяин наймет его в качестве подмастерья.
Цирюльник пил в молчании, словно глубоко погрузился в размышления, в конце концов предложил очень скромную плату.
— И к тому же еще новый полный костюм, — добавил он как бы в порыве щедрости.
Но Роб недаром проучился у него шесть лет. Он лишь пожал, плечами, как бы в нерешительности.
— Меня больше тянет вернуться в Лондон, — сказал он и наполнил чаши и хозяину, и себе.
Цирюльник кивнул и сказал:
— Полный костюм каждые два года, независимо от необходимости.
На ужин они заказали пирог с крольчатиной, и Роб съел его с большим удовольствием. Цирюльник же набросился не на еду, а на трактирщика.
— Если мне и удается найти в этом пироге мясо, то оно слишком жесткое или чересчур уж острое, сверх разумного, — ворчал он. — Ну, плату можно поднять. — И тут же спохватился: — Немногоподнять.
— Действительно, приправы никудане годятся, — поддержал его Роб. — Вот у вас такого никогда не бывает. Меня всегда да восхищало, как вы готовите дичь.
— Какую же плату ты сам считаешь справедливой? Для парня шестнадцати лет от роду?
— Я не хочу получать плату.
— Не хочешь платы? — Цирюльник поглядел на него с подозрением.
— Не хочу. Вы получаете доход от продажи Особого Снадобья и от лечения больных. Вот и я хочу получать доход от продажи каждого двенадцатого пузырька Снадобья и от лечения каждого двенадцатого пациента.
— Каждого двадцатогопузырька и каждого двадцатого пациента.
Роб заколебался
— Эти условия действительны один год, после чего подлежат пересмотру по обоюдному согласию.
— По рукам!
— По рукам, — спокойно ответил Роб.
Следующая кружка пива понравилась обоим, и оба усмехнулись.
— Ха! — воскликнул Цирюльник.
— Ха! — отозвался Роб.
К новым расходам Цирюльник отнесся со всей серьезностью. Когда они приехали в Нортгемптон, славившийся мастерами-умельцами, он нанял плотника, и тот сделал вторую загородку с занавесом, а уже в следующем городке на их пути, Хантингтоне, хозяин установил эту загородку недалеко от своей собственной.
— Пришло время тебе становиться на ноги, — сказал он Робу.
После представления и рисования портретов Роб водворился в загородке и стал ждать пациентов.
Посмеются ли они, едва взглянув на него? Или же, размышлял он, повернутся и встанут в очередь к Цирюльнику?
Первый пациент болезненно поморщился, когда Роб взял его за руки — ему на кисть наступила его же собственная старая корова.
— Лягнула и перевернула бадью с водой, стерва этакая. А потом, когда я подошел поставить на место, чертова скотина наступила мне на руку, вишь как?
Роб бережно придерживал поврежденную кисть и сразу позабыл обо всем постороннем. У пациента был большой кровоподтек, нестерпимо болевший. И кость была сломана — та, что идет от большого пальца. Важная кость. Робу потребовалось некоторое время, чтобы перевязать руку и наложить шину.
А вот следующая пациентка была как раз такой, какие наводили на Роба страх — худая старуха с суровым взглядом.
— Совсем оглохла, — сообщила она.
При осмотре оказалось, что уши не забиты серой, и Роб не представлял, чем он может ей помочь.
— Я не могу вам помочь, — сказал он с сожалением. Старуха покачала головой. — Я НЕ МОГУ ВАМ ПОМОЧЬ! — прокричал он.
— ТОГДА ПОПРОСИ ТОГО ЦИРЮЛЬНИКА, ДРУГОГО!
— ОН ТОЖЕ НЕ ПОМОЖЕТ!
Женщина заметно разгорячилась:
— НУ, И ЧЕРТ С ТОБОЙ... Я САМА ЕГО ПОПРОШУ!
Она заковыляла прочь, а Роб ясно слышал и смех Цирюльника, и веселье, охватившее прочих пациентов.
С горящим лицом он ждал за своим занавесом, когда к нему вошел юноша, должно быть, на год-другой старше самого Роба. Роб посмотрел на левый указательный палец больного и подавил готовый сорваться с губ вздох: палец уже давно омертвел.
— Не самое прекрасное зрелище.
У юноши побелели губы, но он заставил себя улыбнуться:
— Я рубил дрова для очага две недели назад и попал обухом по пальцу. Больно было, конечно, но казалось, что понемногу заживает. А потом...
Первый сустав почернел, выше все было воспалено, кожа стала бесцветной и покрылась большими волдырями, из которых сочилась кровавая жижа и шел отвратительный запах.
— А как ты его лечил?
— Да сосед посоветовал приложить влажной золы, смешанной с гусиным пометом, чтобы боль ушла.