Лекарство для покойника
Шрифт:
– Воскресенская Зоя Федоровна, – напомнил Турецкий. – 1975 года рождения, студентка Московской медицинской академии им. Сеченова, гражданская жена Дмитрия Трофимова и племянница Томского А. В. наблюдению все еще подлежит?
– Ну и память у тебя! Подлежит, подлежит. И сам Томский, вернее, его квартира – тоже подлежит.
– Ага, значит, и ты, старый хрыч, еще кое-что помнишь. Ну и как она?
– Да ты что думаешь, я сам у нее под окном дежурю? – возмутился Грязнов. – Понятия не имею. Куда тебе перезвонить?
Через полчаса,
– Саня, извини, но Томский у себя дома не появлялся. А Воскресенская вообще пока что чиста, как мой холодильник. С дядей не встречалась, и вообще ничего подозрительного.
– Откуда такая уверенность?
– Воскресенская сломала ногу. Сидит дома уже несколько дней. Так что еще раз извини.
– Что ж ты извиняешься, если человек ничего плохого не сделал?
– Работа такая, – буркнул Грязнов. – Ты что вечером делаешь? Я звонил тебе домой, Ирина сказала, что вы поругались. Давай поужинаем у меня.
– Ты же сказал, что твой холодильник чист, как Воскресенская.
– Наоборот. Ну не важно. Или съездим куда-нибудь.
– Слава, сегодня вечером я буду ужинать в Польше. Холера ее возьми.
– Это что, новый ресторан?
На улице ждала служебная машина. Ведь Турецкий до сих не смог открыть свою. Он наконец сообразил, что ключи, вероятно, забросил в кейс, когда собирался в гостинице. В результате они пропали вместе со всем остальным. Неизвестно еще у кого в итоге в руках оказались. Хорошо еще, что ключи от московской квартиры и рабочего кабинета он всегда носил отдельно.
Турецкий уже запирал кабинет, когда раздался телефонный звонок. Он на секунду задумался и возвращаться не стал. Все знают, что он через полтора часа улетает, кому надо – найдут. Но лучше бы оставили его в покое.
Он попрощался с двумя встретившимися в коридоре коллегами и пошел было к лестнице, но, не дойдя до нее, был остановлен негромким окриком Меркулова. Выглядело это так:
– Так и знал, что трубку не станешь снимать, – сказал Константин Дмитриевич.
Турецкий прислушался к своему кабинету. Телефон продолжал звонить.
– Это ты, что ли? – не поверил он.
Меркулов кивнул и постарался развернуть Турецкого в обратную сторону. Тот не поддавался.
– Но ты же здесь стоишь, а телефон – звонит.
– Ну и что такого? Я набрал, потом положил трубку на стол и побежал за тобой, – признался заместитель Генерального пркурора.
– Приятно слышать. Наверное, хочешь вручить мне медаль. Или премию?
– Не угадал. Дай мне твое командировочное удостоверение. Там в него закралась ма-аленькая ошибочка.
– Какая может быть ошибочка?! – не поверил Турецкий. – Страну назначения перепутали? Я опаздываю на самолет. Меня ждут пан Ставинский, пан Володиевский и пан Юзефович, да еще в Шереметьево какой-то
– Никуда ты не опаздываешь! И никто тебя не ждет. Давай командировочное.
Турецкий ворчливо извлек документ.
Меркулов удовлетворенно пробежал его глазами, затем порвал на четыре части, засунул остатки в карман льняного пиджака и торжественно заявил:
– Не было такого!
Меркулов, как всегда, уже знал нечто такое, чего не знал никто, уж во всяком случае Турецкий.
Оказалось, что действительно пан Ставинский, пан Володиевский и пан Юзефович не ждали приезда следователя российской Генпрокуратуры. Но не потому, что даже не подозревали о его существовании. А потому, что двумя сутками раньше они были застрелены в Варшаве, на центральной улице города – Маршалковской – в тот самый момент, когда пытались выйти из двух своих автомобилей. Ставинский и Юзефович приехали вместе, а Володиевский только что прилетел из России, где имел нерезультативную встречу с вице-президентом «Махаона» Лапиным.
– Я решил облегчить тебе жизнь, – рассказывал Меркулов, – и позвонил в польское отделение Интерпола, чтобы выяснить, что у них есть на эту троицу и на какой козе к ним легче будет подъехать. Оказалось, что в Варшаве это убийство сейчас чуть ли не новость номер один.
Турецкий с досадой сплюнул. Ну что это такое, в самом деле?! Только-только появляется какая-то зацепка, как ее раз – и отсекают. Хотя справедливости ради надо отметить, что сам он, Турецкий, к этой зацепке ни малейшего отношения не имел. Ему ее на блюдечке с голубой каемочкой…
– А есть свидетели?
– Ты представляешь себе, что такое Маршалковская?
Турецкий неопределенно промычал.
– Это вроде нашей Тверской.
– То есть свидетелей, как всегда, миллион вообще и ни одного – конкретно?
– Вот именно. Все слышали выстрелы, но никто ничего не понял. Настолько оживленным было движение. Впрочем, несколько человек уверяют, что выстрелы были в тот момент, когда напротив машин наших «Духов» остановился синий «рено-меган». Вот сейчас поляки пытаются найти эту машину. Занятие, прямо скажем, малореальное.
– А баллистика?
– Стреляли из укороченных «калашниковых». Завтра утром получим все технические данные, но сомневаюсь, что они что-то прибавят.
– А не может ли быть, – задумчиво проговорил Турецкий, – что кто-то полякам заказал Богачева, а потом их же и убрал… Или, может, «Духам» его не заказали, а натравили, спровоцировали убрать Богачева. Они ведь все-таки работали в польской безопасности, возможно, такая работа им была по зубам, а такие методы – присущи.
– А кто этот КТО-ТО? Фантазируй, фантазируй. Поляков убили на территории Польши. А Богачева – пусть и на Украине, но фактически у нас под носом. И ты должен в первую очередь этим заниматься. Или хочешь все-таки лететь в Краков?