Лекарство для покойника
Шрифт:
– Теперь я спокоен, – сказал Меркулов. – Здесь материалы по Богачеву, которые украинцы передали в Москву. Почитаешь в самолете. Думаю, что ты с этим быстро разберешься. Весь фокус в том, что нужно продемонстрировать участие нашей конторы, ну и еще та закавыка, о которой Демидов уже говорил. Н-да… Все равно завидую тебе, все-таки в Крым летишь. – С этими словами он и отбыл.
Через полчаса Турецкий прошел паспортный контроль и еще через двадцать пять минут погрузился в ТУ-154 с двумя широкими полосами через весь фюзеляж – желтого и голубого цвета. На трапе у
Но это была не Ирина.
– Саша, – сказал слабый голос Солонина. – Ты как себя чувствуешь?
– Как в мышеловке.
– У меня голова разламывается, просто ужас.
– А, – обрадовался Турецкий. – У тебя тоже?
– Ну. Что это мы такое вчера…
Сзади на трапе уже напирали, стюардесса смотрела на него укоризненно.
– Витя, нету времени, бутылка осталась в кабинете, хочешь – проведи экспертизу без меня, а я еду купаться.
– О! Ты в баню? Точно, это то, что нам сейчас надо, чтобы выбить заразу из организма. Подожди, я тоже хочу.
– Вот и иди туда, – из последних сил выругался Турецкий и, отключив телефон, поднялся в салон самолета. Потом схватился за вновь разболевшуюся голову, что-то вспомнил, снова вытащил телефон, но тут он не работал. Чертыхаясь и невзирая на протесты стюардессы, Турецкий снова вылез на трап, набрал рабочий номер Грязнова. Занято. Тогда позвонил ему домой и, дождавшись, пока включится автоответчик, прокричал: «Славутич, мерзавец, офигенный коньяк мы вчера пили, сохрани для меня еще одну бутылочку, приеду, вставлю тебе в…»
Турецкий забросил свой замечательный кейс наверх, плюхнулся на свое место возле иллюминатора. Соседнее пока что пустовало. Хорошо бы так было до самого приземления.
Он вытянул ноги и закрыл глаза. Почему-то немедленно появилась ухмыляющаяся физиономия Славы Грязнова. Ну нет, так не заснешь. Турецкий поднапрягся и представил себе дочь. На пляже. В какой-нибудь дурацкой веселенькой шапочке. В компании таких хохочущих девчушек. С резиновым кругом. Она ведь все еще не умеет плавать. Решено – надо обязательно заехать к ней в лагерь и украсть ее на денек-другой. Н-да, легко сказать – украсть. Для этого надо сперва хотя бы в общих чертах разобраться с этим гребаным убийством…
Детские черты лица вдруг немного исказились, вытянулись, и дочь превратилась в дражайшую супругу. Турецкий подумал, сколько всего Ирка наготовила к его завтрашнему дню рождения, сколько хлопотала, и вот все – псу под хвост.
Отвратительно.
Разве можно так поступать с близкими людьми? Почему это мы считаем, что близкие всегда поймут, простят, примут наше скотское поведение, подумалось ему. Да какого черта?! Это пусть посторонние стараются нас понять, принять и так далее. А к близким надо относиться с вниманием и заботой. Вот, например, сейчас надо бы забраться в кабину пилота и угнать самолет назад, во Внуково. Или, еще лучше, посадить его прямо на Фрунзенской набережной.
…У Ирки вдруг непостижимым образом выросла жесткая щетка усов и появился неподражаемо угрюмый взгляд. Она… превратилась в Грязнова?! Но это был еще не конец. У Славки стремительно светлели волосы, и он в свою очередь мутировал в Солонина… Интересно, интересно, когда же дойдет очередь до Меркулова…
Он давно и прочно спал.
Леонид Богачев, глава концерна «Махаон» и самый крупный производитель и продавец лекарственных препаратов в России, был убит у себя в доме в ночь с 18-го на 19-е августа. Выстрелом в голову.
Поскольку Турецкий благополучно проспал весь полет от Москвы до Симферополя, то содержимое пакета просмотреть не успел, а эти вышеперечисленные, а также другие полезные сведения узнал от встречавшего его долговязого паренька, лет двадцати на вид, не больше, представителя Ялтинской городской прокуратуры, расследовавшей дело. Долговязый беспрерывно курил, балагурил с таксистами, вылавливающими клиентов, и размахивал самодельным мини-транспарантом с надписью: «А. Б. Торецкий».
Торецкий. Однако…
Турецкий хотел сесть на заднее сиденье белой «Нивы» (несолидный транспорт, отметил он про себя), но долговязый предложил:
– Садитесь рядом, легче будет общаться.
– Так я и хотел рядом, – удивился Турецкий. – Разве справа от водителя в этой машине два места?
– Так я и есть водитель, – простодушно объяснил долговязый. – А больше никого с нами не будет.
Отлично, с сарказмом подумал Турецкий, бросая свой замечательный кейс назад и располагаясь рядом с ним. Отлично! Местные власти с ходу демонстрируют свое отношение. Ладно, еще поглядим, что они тут сами наворотили. Тут, правда, Турецкий спохватился, что, собственно, еще понятия не имеет, что же на самом деле случилось. Выручил долговязый.
– Господин Торецкий, – сказал он, – запамятовал, как вас по имени-отчеству? Я – Аркаша, а вот ваши А. Б. – это что значит?
– Александр Борисович. Но почему – Торецкий? Я – Турецкий.
– Ну да, – засмеялся шофер, выруливая из города. – Бросьте заливать.
Турецкий пожал плечами и стал смотреть в окно. Живописный крымский пейзаж того заслуживал.
– Бросьте, бросьте. Мы все про вас знаем, – продолжал долговязый.
Турецкий снова удивился и снова промолчал.
– Меня предупредили, сказали, заберешь в Симферополе лучшего московского следователя!
– Что за бред?! – через силу возразил польщенный Турецкий. – Откуда здесь кто-то что-то может про меня знать?
– А нам из Москвы звонили и все про вас рассказали, Сан Борисыч. Сказали, едет самый крутой следователь Генпрокуратуры! Говорят, мол, если кто к нему на допрос попадает, сразу раскалывается. Отца родного тут же закладывает. Ну а если не сразу, так он, то есть вы, бах – и в торец, бах – и в торец! А вы еще говорите, что не Торецкий.
Тут до Турецкого начало что-то доходить.