Лекарство для покойника
Шрифт:
– Эй, подожди-ка, – вмешался участковый. – Да я ж тебя знаю, ты в еврохимчистке за углом работаешь.
Тетка наконец сообразила, что имеет дело с представителем органов, и несколько поубавила пыл.
– Я-то работаю, – прошипела она, – если только из-за этого старого хрыча не вылечу!
– Ну-ка закрой пасть! – рявкнул участковый. – И давай все по порядку.
Выяснилось, что Гукк месяц назад сдал в еврохимчистку вещи, причем сделал срочный заказ, так что получить свою одежду должен был на следующий день. Но мало того, что он это не
– Так что, если ты его внук, сын или кто там еще, – заявила она, – расплачивайся давай! Во народ пошел!
Участковый уже хотел было снова ее осадить, но Софрин незаметно пихнул его локтем и смиренно сказал:
– Сколько с меня?
– Сто семьдесят рублей девяносто пять копеек.
Ничего себе. Софрин раскрыл бумажник и вынул одну купюру достоинством сто рублей, одну – в пятьдесят и две – по десять. Больше у него с собой ничего не было.
– Девяносто пять копеек, – энергично потребовала тетка, сообразив, что ситуация разрешилась для нее наилучшим образом.
– Ну ты не наглей, – возмутился участковый, – видишь же, нет больше у человека.
– Так мне что теперь, из своих кровных за ихние костюмы платить?!
– На, увянь! – Участковый всунул ей в руку рубль.
– Так я могу теперь забрать дедушкины вещи? – робко поинтересовался Софрин.
– Чтоб духу их в нашей химчистке не было!
Меньше чем через десять минут Софрин получил два пиджака, твидовый и льняной. Не слишком новые, но настолько достойного качества, что вполне сохранили первоначальный лоск. Впрочем, от пиджаков этих ему было не холодно не горячо до того самого мгновения, покуда в кармане одного он не нащупал клочок застиранной вместе с пиджаком бумаги.
На всякий случай Софрин ознакомился в регистрационной книге о факте сдачи Гукком своих пиджаков в чистку. Это были действительно его вещи, и сдал он их 10 августа.
– Скажите, – спросил Володя толстую приемщицу, все еще старательно кося под внука, – а почему вообще дедушка сдал пиджаки?
– Грязные были, – огрызнулась она.
– Ну, может, он хотел их от чего-то очистить? Может, какие-нибудь красные пятна? Может, кровь? – с неприкрытой надеждой выпытывал Софрин.
– Чего?! А ну вали отсюда, извращенец!
В кабинете у Грязнова был Турецкий, красными воспаленными глазами смахивающий на кролика.
– Ну, что откопал, Шерлок Холмс? – не успел Софрин переступить порог, задал вопрос Грязнов. – Долго же тебя не было.
– Вот, – достал тот из папки фотографию и не без гордости протянул шефу. – Домик на Волге.
– Любопытно. Саня, взгляни, что наш сыщик раздобыл, – Грязнов протянул Турецкому рамку.
Едва взглянув, Турецкий расплылся в улыбке.
– Я знаю это место.
– Да ну! – Софрин даже
– Не маячь, как поп на колокольне, – сказал ему Грязнов, улыбающийся еще сильнее.
– Во-первых, Володя, должен тебя разочаровать, – начал Турецкий. – Это не Волга.
– А что?
– Черное море. Крым. Во-вторых, домик на снимке принадлежит не Гукку, а убиенному Леониду Богачеву, делом которого мы сейчас и занимаемся.
Турецкий поспешил закрепить свою победу и рассеять сомнения, так как глаза Софрина обреченно кричали: «А вы, Сан Борисыч, уверены?!»
– У меня этот дом вот где стоит. – И он провел ребром руки по горлу. – Кстати, можешь и у Солонина проверить.
Грязнов едва сдержался от смеха. Потом наконец сказал:
– Это, Вовка, называется рояль в кустах. Снимочек на полке стоял, когда я там обыск делал. Ну я и засунул его под холодильник. Думаю, найдет мой опер или поленится такую бандуру отодвигать? Нашел, значит. Хвалю.
Софрин почувствовал, как погружается в преогромную грязную лужу, а потому поднялся и молча вышел из кабинета. Его шеф мужественно дождался, когда закроется дверь и можно будет всласть похохотать (обижать своего любимца смехом он не хотел, а посмеяться хотелось очень).
Дверь снова открылась, и показалась голова Софрина. Она спросила:
– А где это – Конаково?
– А что? Есть еще фотографии? – Грязнов подавил очередную улыбку.
– Билет на электричку. В кармане Гукка нашел. Только из химчистки.
Грязнов изменился в лице.
– А ну-ка! Давай свой билет, сыщик хренов, – позвал он. А получив бумажку, облаченную в полиэтиленовую упаковку, в свое пользование, тут же возмутился:
– Здесь же ни черта не видно! Какое Конаково?! Только «-ово», и все. Знаешь, сколько найдется станций с таким окончанием? Штук пятьсот.
– На самом деле, Вячеслав Иванович, тех, что расположены у Волги, – всего семнадцать. Но я, прежде чем прийти сюда, побывал у экспертов и, сославшись на вашу просьбу, потребовал немедленной обработки этого билета.
– Ну и наглец, – одобрил Грязнов. – И они сказали – «Конаково»?
– Да. Только я еще не знаю, где это Конаково. Может, Гукк к кому-то туда в гости ездил. И это Конаково – черт-те где, а не на Волге?
Повертев бумажку в руках, посмотрел на Софрина и медленно, не отрывая взгляда, вынес приговор:
– Ну нет! Теперь, Вовка, ты его действительно почти нашел. Вернее, логово его. Поскольку самого его там наверняка уже нет. Если мы Гукка столько времени вычисляли, то он уж наверняка себе укрытие получше подыскал. – И поспешил объяснить: – Конаково твое – правда на Волге, небольшой городишко с массой частного сектора. У кореша моего племянника Дениса там дача. Так что знаю точно. Надо проверить по карте. Это, кажется, уже Тверская область.
– Вячеслав Иваныч, я завтра же выезжаю туда. – Софрин уже опять был прежним Софриным, словно ищейка, взявшая след. – Найду старикашку как пить дать!