Лекции о Солнце
Шрифт:
Это, конечно, лучше, чем 80, но назвать подобную систему простой очень трудно. Были и другие вынужденные элементы системы, которые ее, мягко говоря, не упрощали. В итоге получается, что гелиоцентрическая система Коперника первоначально вовсе не обладала явными преимуществами по сравнению с древней геоцентрической системой Птолемея. Сам Коперник не настаивал на том, что физический мир действительно устроен в соответствии с его идеей. Он указывал на то, что гелиоцентрический подход упрощает вычисления, и не более того…
С этой точки зрения, как утверждала философ Л. М. Косарева, сама коперниканская революция в мировоззрении людей выглядит чудом! Естественно-научных предпосылок (в области астрономии, математики) для нее, как сегодня кажется, не было. Идея Коперника выглядела сумасбродной, точности
В своем обзоре «Коперниканская революция: социокультурные истоки» и ряде других работ Л. М. Косарева обосновывает следующую идею, которая близка автору этой книги. Теория Коперника появилась в те времена, когда общественные настроения в католической Европе пребывали в состоянии кризиса. Происходила ломка патриархального экономического уклада, все глубже проявлялась в новых условиях разрушения феодальных устоев и зарождения новых капиталистических отношений несостоятельность господствовавшей тогда «этики послушания». Нестабильность переходного периода требовала новых этических ориентиров.
Ощущение разрушения привычного образа жизни, чувство господства несправедливости (которое, конечно же, усиливалось благодаря тотальному контролю за духовной жизнью человека со стороны католической церкви) приводили к новому восприятию мира уже не только и даже не столько образованных и читающих людей, сколько широкие массы. Прекрасный, совершенный, гармоничный и разумный космос Аристотеля и Птолемея, содержащий традиционные понятия о справедливости, добре и зле, выглядел все более неубедительным. Создавалось ощущение, что эта мрачная, несправедливая, полная смятения, порока, мерзости и безумия Тридцатилетней войны «тусклая Земля, обитель неразумия и колыбель ветхой жизни» не может являться вершиной творения Создателя, средоточием его благости и центром мира!
Ощущения, характерные для той эпохи, выразил ее замечательный поэт Джон Донн, отрывок из стихотворения которого в переводе В. Томашевского приводит в своем обзоре Л. М. Косарева:
Все в новой философии – сомненье:Огонь былое потерял значенье.Нет Солнца, нет Земли – нельзя понять,Где нам теперь их следует искать.Все говорят, что смерть грозит природе,Раз и в планетах и на небосводеТак много нового;Мир обречен,На атомы он снова раздроблен.Все рушится, и связь времен пропала,Все относительным отныне стало.(Этот потрясающий отрывок подозрительно подходит к описанию естественно-научной мысли на рубеже XIX–XX веков, да и для нынешней ситуации он звучит удивительно современно. Может быть, дело в осовременившем мысли поэта переводе?..)
Но вот еще один отрывок из произведения Джона Донна:Мы созерцаем бедствий страшный час:Второй потоп обрушился на нас,И все добро исчезло из Вселенной…О том же рассуждает Уильям Шекспир устами принца Гамлета (в переводе М. Лозинского):
«На душе у меня так тяжело, что эта прекрасная … земля кажется мне пустынным мысом; этот несравненнейший полог, воздух, видите ли, эта великолепно раскинутая твердь, эта величественная кровля, выложенная золотым огнем, – все это кажется мне не чем иным, как мутным и чумным скоплением паров…»
Согласно этим настроениям, Земля выглядела уже не как центр мира и вершина творения, но как нечто периферийное, пребывающее на задворках Вселенной, темное и далекое от идеала. Идеал следовало искать где-то вне Земли. На роль такого идеального объекта, истинного центра мира, источника добра, жизни, света и тепла лучше всего подходило
Так же, как и тысячи лет назад, люди сознавали, что именно живительные свет и тепло, излучаемые Солнцем, являются основой жизни. Удивительная правильность формы (идеальная сферичность Солнца), явная «особость» его природы в отличие от «праха» Земли усиливали это представление. Поэтому воспринять Солнце как истинный центр мира оказывалось не таким уж сложным делом. И сложные математические изыскания Коперника здесь были не важны для множества людей, порой не знавших счета сложнее простейшего арифметического. Сам Коперник, впрочем, тоже приводил в пользу своей теории общие, достаточно абстрактные умозрительные рассуждения, которые казались ему логичными и естественными:
«В середине всего находится Солнце. Действительно, в таком великолепнейшем Храме кто мог бы поместить этот светильник в другом и лучшем месте, как не в том, откуда он может все освещать? Ведь ненапрасно некоторые называют Солнце светильником мира, другие – умом его, а третьи – правителем. Гермес Трисмегист называет его видимым богом, а Софоклова Электра – всевидящим. Конечно, именно так Солнце, как бы восседая на царском троне, правит обходящей вокруг него семьей светил…»
Наверное, в разной степени на осуществление коперниканской революции работали все факторы: и превалирующие умонастроения эпохи, и рассуждения, и математические выкладки Коперника, и первые телескопические наблюдения Галилео Галилея и других астрономов в начале XVII века (об этом позже). Но итог был один: Европа, а за ней и весь мир приняли великую смену основополагающих парадигм: геоцентризм постепенно уходил в прошлое, уступая место гелиоцентризму. Солнце воцарилось в центре мира, который, впрочем, усилиями великого итальянского мыслителя Джордано Бруно и шедших за ним астрономов, вооружившихся телескопами, превратился со временем в мельчайший элемент бесконечной Вселенной, где каждая звезда была таким же Солнцем, возможно, окруженная сонмом планет, подобных Земле. Коперник заменил земную Вселенную солнечной Вселенной, которая оказалась впоследствии на поверку Солнечной системой, маленьким клочком большого мира, уже не ограниченного твердой скорлупой сферы неподвижных звезд.
Впрочем, до этого оставалось еще далеко. Что касается Солнца, то и перемена его местоположения ничего не изменила в наших знаниях о нем. Природа Солнца по-прежнему оставалась загадочной. Человек знал о нем только то, что это огненный источник света и тепла, размещенный очень далеко от Земли. Новые знания о Солнце принесла телескопическая эпоха, начавшаяся в эпоху «коперниканской революции».
В 1608 году произошло событие, которое коренным образом изменило развитие астрономии, в том числе и астрономии солнечной. Шлифовальщик очковых стекол из голландского города Миддельбурга по имени Липперсгей соорудил зрительную трубу с двумя линзами. Антони Паннекук в своем основательном труде «История астрономии» указывает, что голландский оптик, по-видимому, не был первым. Некто Захариас Янссен из того же города, по некоторым данным, изготовил подобную трубу еще в 1604 году, в свою очередь скопировав ее с экземпляра, принадлежавшего неизвестному итальянцу. Очевидно, идея носилась в воздухе, и кое-кому уже удавалось строить подзорные трубы, а возможно, кто-то уже смотрел в них на небо. По-видимому, именно поэтому Липперсгею не удалось получить желаемого патента на изобретение. Свою конструкцию он предложил принцу Морису Оранскому и Генеральным штатам Голландии. В результате информация о новом оптическом приборе оказалась задокументированной.
Дальше произошла важная для дальнейшей истории астрономии утечка информации! Слухи об удивительном приспособлении, позволяющем рассматривать удаленные предметы, широко распространились. Об этом написал в своем письме венецианский посланник в Париже. Письмо было адресовано молодому профессору Падуанского университета Галилео Галилею (1564–1642). Галилей быстро ухватил суть дела и летом 1609 года построил у себя в мастерской описанную конструкцию. Коллега Галилея физик Демесиани предложил для нее название – «телескоп». В том же году Галилей уже демонстрировал свой первый телескоп в Венеции. Это было выдающееся достижение. Неслучайно в ознаменование 400-летия тех событий ООН объявила 2009 год годом астрономии.