Лекции по истории Древней Церкви. Том IV
Шрифт:
2) Философский смысл слова для Василия представлял также трудности. Как классически образованный, св. отец должен был более глубоко решить вопрос об , решить его с философской точки зрения. А современная философия учила, что сначала существует материя, как субстрат, , а потом — вещи, сначала высший род , а потом его species. Очевидно препятствие в приложении этих начал к учению о Лицах Св. Троицы. Ясное дело, что нельзя говорить в отношении Лиц божественных о каком-то genus superius, как прежде данном , которому бы подчинялись и в котором бы объединялись Отец и Сын Божий.
3) Смысл понятия в применении к учению о Св. Троице, по Василию В., сводился к следующему: все то, что предполагается (’ ) как существо Отца, с необходимостию мыслится и в Сыне. Если
Эти-то недоумения, занимавшие глубокий ум Василия, и побудили его обратиться к «достопочтеннейшему владыке Аполлинарию», как «мудрому врачу», «точному в разуме и слове».
На письменное обращение Василия В. Аполлинарий отвечал также письмом, характерно рисующим интеллектуальную личность епископа лаодикийского. Начинает он свое послание похвалами Василию за его твердость в вере и любовь к занятию богословскими вопросами . для Аполлинария, как и для Афанасия В., было несомненным, что арианские возражения против направлялись собственно против ; что и вводилось В подрыв понятию [37] ; что употреблялось неправильно, потому что не решало вопроса о самом «», так как . по самому существу дела есть понятие вторичное, когда первый вопрос есть вопрос об (и он-то решается словом ). Равным образом он похваляет Василия и за то, что тот не допускает ничего предваряющего Св. Троицу, как genus superius. Сын то же по существу, что и Отец, говорит Аполлинарий, и Василий мудрствует правильно.
37
Крайняя цель ариан, отстаивающих „подобие“ Сына, по мнению, Аполлинария, состоит в том, чтобы понятие о Сыне более приблизить к понятию о тварях.
Его сомнения Аполлинарий отстраняет так. а) Для «единосущия» не требуется, чтобы «единосущные» представляли из себя конкретное единство : все люди ’ , тождественны по существу, хотя различны между собою как личности, б) То представление об , по которому предполагается genus superius, неприложимо не только к Богу, но даже и к людям. Оно вообще не выражает собою , особенности генетических отношений. Ведь и между Адамом, как богосозданным, , и нами, как человекородными, , существует различие, исключающее genus superius, как прежде {стр. 140} данное. Мы единосущны с Адамом, но не потому, чтобы до Адама существовал какой-нибудь общий субстрат, объединявший нас, как сущности. Таково же отношение к Давиду сына Давидова.
С своей стороны Аполлинарий пытался разъяснить понятие эффектною игрою словами и противоположениями: это , «Инаковость» просто,(, сама в себе) не выразит истины сыновства, «тождество» просто не выразит нераздельности ипостаси ( — Аполлинарий очевидно признает в Троице одну ипостась — существо). Нужно поэтому мыслить, , . Нужно представлять Сына как , , свет одновидный, но подчиненный, чтобы мыслить Его равным Отцу и в подчинении, а Отца — большим Сына и в равенстве.
В воззрении Аполлинария были элементы, с которыми Василий В. не мог согласиться. Ему недостаточно было игры словами и выражениями, а требовалась самая сущность дела. Игра местоимениями — и наречиями — в светлом и ясном уме Василия без сомнения вызывала один настойчивый вопрос: ; «в каком отношении?» Василий В. требовал ответа в определенных терминах — существительных (как с одной стороны, с другой). Вследствие этого, сношения с Аполлинарием совсем прекратились, и сам Василий В. воздерживался от них. Однако бывшие сношения
Противники Василия В., зная о бывшей переписке его с Аполлинарием, всякие воззрения Аполлинария стали выдавать за воззрения Василия В. Так было, когда последний сделался епископом. Напр., однажды пошли слухи, что Василий учит странно. Оказалось, что причина подобных слухов — это ходившее по рукам в Севастии сочинение, выдававшееся за принадлежность Василия В. Но достаточно было взглянуть на это сочинение, чтобы узнать его действительного автора. Здесь встречаются те же термины, что и в письме Аполлинария К Василию, те же и … Даже более того, — тут разъясняется, что «соединенно с инаковостью нужно мыслить первое тождество и это же тождество называть и вторым и третьим, так как то, что есть Отец, во-первых (в первой инстанции), — то же самое есть Сын и Дух Святой — . и, с другой стороны, {стр. 141} что Дух в первой инстанции (как по преимуществу), то Сын во второй (ибо Господь же есть Дух) и Отец — в третьей (ибо Бог есть Дух). И чтобы энергичнее выразить неизреченное, Отец есть отчески Сын , а Сын есть сыновне Отец . Так же следует мудрствовать и о Духе, поскольку Троица есть един Бог».
Можно судить, как антипатично было Василию подобное учение, где игра слов доведена до последней степени. Из указанного отношения между Лицами Св. Троицы выходило, что учение о личных особенностях Отца, Сына и Св. Духа подсекалось в корне: Отец здесь перестает быть первым Лицом Св. Троицы, началом, потому что в известном отношении можно мыслить первым и Св. Духа, а Отца — третьим. Поэтому Василий В. в письме к Мелетию антиохийскому и пишет, что человек, о котором он говорит, т. е. Аполлинарий, приближается к ереси Савеллия.
Еще характеристичное выражение Аполлинария, навлекшее на него укор·, в арианстве, это то, где он в учении о Св. Троице говорил о «великом, большем и высочайшем» (слова сохранились лишь в указаниях полемистов). Нужно думать, что Аполлинарий был далек от того, в чем его обвиняли, от учения о неравенстве Лиц. Он хотел лишь сказать, что как в этих трех терминах понятие величины остается то же, а лишь форма выражения различна, так и Лица Св. Троицы между собою различаются, но Божество у них одно и то же.
Из приведенных примеров можно судить, как должен был богословствовать Аполлинарий по вопросам христологического характера, представляющим еще новую область. Тут он повел свои рассуждения чрезвычайно смело. Система его вызвала восторг в его учениках, которые говорили: «только один отец наш Аполлинарий первый объяснил сокровенное для всех таинство воплощения». Из произведений его одни сохранились в отрывках, напр. , , другие — в полном виде — .
Из того, что уцелело, можно видеть смелость взятой им на себя задачи: он хотел дать веру, разумно обоснованную, доказать ее так, чтобы сила доводов равнялась принудительной силе геометрической аргументации. Учение, что Христос воспринял целого человека, было конечно {стр. 142} Аполлинарию, известно, но он находил, что на этом пункте нужно уступить арианам и лишь исправить их конструкцию.
A) Высочайший интерес христианства — вопрос о самом искуплении — стоит в зависимости от правильной постановки данного пункта: для нашего действительного искупления нужно, чтобы истинный Бог воплотился действительно; но этого-то и невозможно достигнуть при теории единения во Христе божества и полного трехчастного человечества: духа, души и тела.
Во-1) оно представляет такую непреодолимую метафизическую трудность, что скорее можно скалу пробуравить пальцем, чем конструировать одно Лицо Христа при двух умах, божеском и человеческом. Всякий ум по природе самодержавен, обладает способностью самоопределения , производит в душе те или другие действия: как же человечество могло существовать во Христе при двух умах, из которых каждый мог определять его до своему, к действиям даже прямо противоположным? Сосуществование двух умов в одном лице, , только разрушило бы действительное единство этой личности. Сосуществование двух умов в одном лице так же невозможно метафизически, как физически невозможно существование двух тел в одном пространстве.