Лекции по истории западно-европейского Средневековья

Спасский А. А.

Совершенно иной характер носило на себе население восточных частей франкского государства. Эти области состояли из чисто германского населения и лежали за Рейном, куда никогда прочно не проникало ни внешнее, ни внутреннее влияние римлян. Здесь в чистом, первоначальном виде сохранялись племенной тип германства, древнегерманские обычаи и германская речь. При Карле Великом германские элементы восточных областей были усилены еще присоединением саксов, отличавшихся особенным упорством в сохранении национальных форм быта, и баварцев. В противоположность романизированной западной половине франкской Империи, восток ее носил на себе, таким образом, строгий германский характер, не знал и не хотел знать ничего римского. Эти-то две половины с различным населением и были выделены на Вердюнском договоре в политически самостоятельные области и достались западная — Карлу, а восточная — Людовику. Политическая самостоятельность здесь, следовательно, соединилась с национальной обособленностью, вследствие этого и та и другая оказались особенно прочными. Благодаря политической самостоятельности национальные особенности каждой из этих частей получили возможность беспрепятственного развития и свободного выражения в обычаях, нравах и учреждениях страны; в свою очередь, и политическая самостоятельность, опираясь на национальное чувство, нашла в нем такую твердую основу своей независимости, какой не могли дать Карловой монархии ни ее войско, ни скопированные по римским образцам законы и учреждения. Лучшим подтверждением сказанного может служить судьба той полосы, которая разделяла восточную половину Европы от западной и называлась Лотарингией. Эта полоса имела смешанное романо–германское население и потому никогда не могла составить собой независимое государство; она присоединялась то к восточному, то к западному королевству, то подвергалась разделу между обоими и, несмотря на эти перемены, до сих пор сохранила за собой характер пограничной страны, являясь предметом спора между Францией и Германией, к счастью Европы, кажется, теперь уже поконченного.

Но Вердюнский договор был днем рождения современных западно–европейских народов, а не днем их совершеннолетия. Национальное сознание не только было слабо, но почти не проявлялось. Единственным признаком новых национальных групп был

язык, но этот признак оказывался слишком слабым для того, чтобы задержать естественное стремление того времени к образованию мел — " ких самостоятельных политических единиц. К тому же внутри каждой группы, созданной Вердюнским договором, существовали еще свои части, отличавшиеся обычаями и особенностями языка. Поэтому должно было пройти еще значительное время, прежде чем эти группы достигли полного объединения и образовали из себя один народ, связанный общими потребностями и с развитым сознанием своего единства.

Ранее других частей Европы национальное чувство развилось в ее восточных областях, выделившихся из монархии Карла Великого, т. е. в современной Германии. Население этих частей, как мы знаем, представляло собой однородную массу несмешанного германского происхождения. В этой массе выделялись отдельные германские племена, разнившиеся между собой физиономией, наречием, оттенками характера и некоторыми сторонами быта, но сознание единой общей народности, возвышающейся над этими особенностями, среди них скоро явилось благодаря постоянным войнам с иноплеменниками — славянами и венграми. Первоначально эта половина франкского государства не имела даже собственного имени; она считалась еще частью одного целого, одной монархией франков, и просто называлась королевством восточных франков. Даже когда здесь прекратилось прямое потомство Карла Великого, т. е. спустя два века после его смерти, новые короли этой части продолжали обозначать себя как reges orientalium francorum. Но когда эти новые короли приняли на себя титул западных римских императоров и открыли ряд походов в Италию, обладание которой им казалось необходимо связанным с императорским титулом, то их здесь стали называть немецкими (или тевтонскими) королями и их королевство — королевством тевтонским. Введенное в обращение сначала со стороны итальянцев, это имя скоро было усвоено себе и германцами, вошедшими в состав восточной половины франкской монархии. Оттон Великий уже в официальных документах называл себя rex teutonicorum, т. е. король немцев. Это было в конце X в. Несколько позднее тевтонская империя получила имя Германии; в XI в. это слово употреблялось еще в смысле более географическом, чем национальном или политическом; им хотели обозначить страну, а не народ или государство; иногда же оно применялось только к древнефранкской области, центром которой был Франкфурт–на–Майне, — для того чтобы отличить ее от владений других племен. Но с течением времени старое название франков было забыто, и слово Германия получило одинаковое значение с именем тевтонов. Regnum teutonicum и regnum Germaniae стали употребляться безразлично для обозначения одного и того же государства подобно тому, как и слова «германец» или «тевтонец» безразлично применялись к каждому, принадлежавшему к этому государству и говорившему его языком.

В противоположность этой восточной половине франкского государства, занятой однородным населением и скоро составившей из себя одну германскую народность, западная его половина, из которой с течением времени возникла современная Франция, представляла собой сложное разнообразие. Не принимая в расчет множества местных, областных оттенков, романское население этой половины ко времени Вердюнского договора образовывало из себя две заметно отличавшиеся между собой группы: одна группа занимала южную половину страны, другая — северную. На юге римский элемент был чрезвычайно силен; поселившиеся там вестготы и бургунды из всех германских племен были наиболее доступны римскому влиянию и скоро подчинились окружающей их среде: франки здесь были очень немногочисленны. При таких условиях на юге Галлии скоро произошло смешение германцев с галло–римлянами и образовалось среднее романское народонаселение с преобладающим римским оттенком. Оно сохранило некоторый наружный лоск римской цивилизации, некоторые предания прежней эпохи и отличалось, особенно по городам, более утонченными формами общежития, чем северная половина Галлии. В северной половине римский элемент уже с самого начала был слабее; франкские завоеватели поселились здесь в значительном количестве, и число их постоянно возрастало вследствие новых наплывов. К тому же по особенностям своего племенного характера франки менее, чем бургунды и вестготы, были доступны римскому влиянию. В то время как в законодательстве бургундов и вестготов римлянин всюду занимает одинаковое положение с германцем, в салических законах франков римлянин в отношении к вергельду, т. е. вознаграждению за преступление, ценился всегда вдвое менее, чем франк. Франки сами воздействовали на галло–римское население, передали ему особенности своего характера и вдохнули в него свежие силы своей неиспорченной римским гнетом природы. И в северной половине точно так же произошло смешение пришлых завоевателей с коренными жителями и образовалось среднее романское население, но уже с преобладающим германским отпечатком. Это народонаселение отличалось более грубыми формами жизни и более воинственными обычаями, чем у южных жителей. — Различаясь характером и нравами, эти две группы романского населения в Галлии разнились и в отношении к языку: южная половина была страной так называемого языка d'oc, откуда и самая область получила название Лангедока; северная же половина говорила языком d'oil. Язык d'oil — это позднейшее французское наречие, язык d'oc — провансальское. В конце IX и начале X в. к этим двум этнографическим элементам Галлии присоединилась еще новая стихия в лице норманнов, жителей скандинавского севера, занявших северный уголок Галлии, уступленный им Карлом Простым и получивший имя Нормандии. Норманны с удивительной скоростью подчинились романскому влиянию, переняли язык, обычаи и учреждения страны, в которой поселились, и так быстро слились с романским населением, что к середине XI в. почти ничем не отличались от него. Таковы были три главнейшие этнографические группы, составившиеся в Галлии к XI в. Собственно же французская народность образовалась на севере, в центре северной части западной половины франкского государства, в Иль-де–Франсе. Пока существовали Каролинги, вся западная часть бывшей монархии Карла называлась или западным королевством франков, или Каролингией, по имени ее правителей. Границы Каролингии в IX и X вв. постоянно менялись, и король обладал здесь очень слабой властью над развившимися мелкими государствами. На севере самым важным из этих государств было герцогство Иль-де–Франсское, имевшее своим центром Париж и присвоившее себе имя Франции западной. В продолжение столетия, следовавшего за низложением Карла Толстого, корона западного королевства часто переходила от государей дома Карла Великого к герцогам Иль-де–Франсским или Французским, так что титул короля западных франков совпадал с титулом герцога Франции. С прекращением же Каролингского рода в этой половине франкского государства, когда королем его был избран Гуго Капет, герцог Иль-де–Франсский, королевство и герцогство Французское больше уже не разделялись, и потому именем Франция, относившимся ранее к герцогству, теперь стали обозначать владения короля. По мере того как короли захватывали под свою власть области соседей, и значение слова «Франция» расширялось, пока, наконец, в XIII в., после Альбигойских войн и. присоединения к французской короне провансальского юга оно не стало обозначать всей современной Франции. Таким образом, французская народность составилась из весьма различных элементов: кельты, римляне, вестготы, бургунды, франки, норманны — каждое из этих племен внесло свою долю в ее образование, и если смотреть на нее с какой-нибудь специальной точки зрения, то можно назвать ее по имени любого из этих элементов. По крови эта народность главным образом кельтская, но с прибавкой римской и тевтонской крови; язык ее латинский, но с большей примесью тевтонских слов, чем это кажется на первый взгляд. Политическая ее история есть история германского королевства, видоизмененная, однако, перенесением германской королевской власти в среду говорящего по–латыни населения первоначально кельтской страны. Все эти элементы слились в одно целое, но не исчезли, и в отдельных местностях следы их видны ясно и теперь. В Бретани и до наших дней сохранился кельтический характер, язык и обычаи, точно так же осталось и различие в характере и языке между северянами и южанами Франции.

От народностей, образовавшихся в центре Европы после распадения монархии Карла Великого, перехожу к третьей группе, выделенной в самостоятельную область по Вердюнскому разделу, т. е. к Италии и к итальянской народности. В то беспорядочное время, которое в истории именуется эпохой Великого переселения народов, ни одна страна не выдержала стольких нашествий варваров, не видела у себя такого разнообразия новых племен, как Италия. Вместе с Вечным городом она служила самым лакомым куском, привлекавшим к себе варварские аппетиты: вестготы, вандалы, гунны и толпы других племен перебывали здесь последовательно, одно за другим, как бы для того, чтобы награбить добычи, повидать Рим и затем вновь возвратиться за Альпы. Конечно, ни одно из этих нашествий не проходило бесследно для состояния Италии тогдашнего времени, но каких-либо существенных осязательных последствий для дальнейшей ее истории они не оставили; для этого они были слишком бурны и кратковременны. Таких последствий не имело и более чем полувековое господство готов в Италии; малочисленное, отличавшееся от покоренного населения религией, языком и нравами племя готов, несмотря на таланты и усилия своего вождя Теодориха, никогда не могло привлечь к себе симпатий покоренных и сгладить пропасть, разделяющую их от жителей Италии: готы были истреблены последними при помощи византийских войск, и их владычество в истории образования итальянской народности прошло мимолетным эпизодом. Во второй половине VII в. Италия еще раз подпала завоеванию нового германского племени лангобардов. Обрисованные в известиях современников как племя с несокрушимым мужеством и дикой свирепостью, лангобарды, покорив северную Италию, оказались беспощадными в отношении к коренному ее населению, которое рассматривалось лангобардами только как военная добыча. Оно потеряло все свои политические права, его личная свобода уменьшилась и имущество было или захвачено варварами, или оставлено у прежних владельцев под условием уплаты победителям третьей части. Замечательно, что в противоположность прочим германским племенам лангобарды приносили с собой решительную исключительность ко всякому другому праву, кроме своего собственного. С их прибытием римское право потеряло в Италии публичное значение, и римляне, лишенные возможности занимать какие-либо государственные должности, вынуждены были подчиниться и лангобардским повелителям, и лангобардскому праву. Это обстоятельство имело, однако, и свою хорошую сторону, а именно: оно сделало невозможным такое разделение между римлянами и лангобардами, какое имело место в государстве готов. Насильственно введенные в состав лангобардского государства, римляне по необходимости жили под одними с варварами законами, пользовались одинаковыми учреждениями, повиновались

одним и тем же правителям и постепенно сближались с ними. Когда же лангобарды, исповедовавшие сначала арианство, приняли католическую веру, сближение пошло быстрыми и решительными шагами. Оно совершалось здесь так же, как и в других римских провинциях, завоеванных варварами. Грубые завоеватели подчинились культуре завоеванных, заимствовали от них язык, веру, науку, искусство и некоторые учреждения и слились с ними в одну романскую нацию, которая по своим политическим формам напоминала о своем германском происхождении, но которая по языку и начаткам культуры ясно говорила о родстве с Римом. В этой нации непобедимая лангобардская энергия соединилась с тонко развитым римским смыслом и скоро дала свой плод в блестящем расцвете городской жизни. При содействии богатств, собранных торговлей отовсюду, итальянские города сделались убежищем для наук и искусства, школой изящных манер и утонченных форм общежития, приютом свободы мысли и поступков и превратили итальянца — этого потомка сурового римлянина и свирепого лангобарда — в существо изнеженное, непостоянное, с наклонностью к чувственным удовольствиям и лести, но в то же время одаренное тонкой способностью художественного чутья и поэзии.

Таким образом, после распадения Империи Карла Великого, т. е. к концу X и началу XI в., на континенте Западной Европы вместо варварских государств мы имеем уже ясно выразившиеся три новые национальности: одна из них — германская — явилась следствием объединения варварских племен, сохранивших в чистоте свой начальный племенной тип, свой язык и учреждения и оставшихся чуждыми глубокому воздействию Рима и его культуры. Две же остальных — французская и итальянская национальности — возникли из смешения варваров с покоренным римским населением, у которого они заимствовали язык, нравы и культуру и, в отличие от зарейнской Германии, составили собой романский мир, одну семью романской народности.

Несколько позднее к этой семье романских народов присоединилась еще третья национальность — испанская. Она возникла и образовалась тем же самым процессом, какой совершался в Галлии и Италии. Подобно Галлии, Испания ко времени переселения народов была вполне римской страной, усвоила себе римские нравы и учреждения, обладала школами, не уступавшими в деле просвещения знаменитым школам Греции и Рима, и часто оказывала воздействие на сам Рим. выделяя ему из своей среды таких писателей, как, например, оба Сенеки и Квинтиллиан, и таких императоров, как Траян или Феодосий Великий. Когда германские племена вандалов и вестготов перешли Пиренейский хребет, они встретили за ним уже вполне римское население. Впрочем, прибытие вандалов в Испанию не имело существенного значения для образования испанской народности; и как королевство, и как нация вандалы не оставили здесь прочных следов, если не считать одной области, а именно Андалусии, где они пробыли довольно долго и которая, очевидно, от этого племени получила и свое наименование. Испанская национальность сложилась из смешения древнейшего населения этого полуострова, принадлежавшего к племени кельтоиберов (или кельтиберов), с вестготами. Вестготы медленно сживались с покоренным населением; это было племя, фанатически преданное арианскому исповеданию и стремившееся всеми мерами дать ему преобладание. Лица духовного сана уже с самого начала занимали у вестготов высокое положение, так что король вестготов избирался собранием не только светских, но и духовных вельмож. Когда же в конце VI в. короли вестготов приняли православие и открыли путь к свободному сближению победителей с покоренными, они предоставили такие широкие права духовенству, что последнее стало сильнее короля и вестготской аристократии и получило преобладающее влияние на государственную жизнь и понятия народа. Вновь возникавшая национальность поставлена была, таким образом, под опеку фанатически настроенного католического духовенства и воспитывалась в крайнем направлении внешнего благочестия и суеверий. Этому способствовало в VIII в. то обстоятельство, что Испания подпала власти арабов–магометан; задержав развитие испанской народности, арабское владычество вместе с тем наложило на нее тот облик, с каким она выступает в течение Средних веков и Нового времени. В постоянной борьбе с мусульманами, борьбе, естественно принявшей религиозный характер, эта нация развила до последних пределов ту узкую религиозность, какая была вложена в нее на первых шагах ее исторического существования, и явилась источником всех тех ужасов, которые расходились отсюда по всей Европе. Здесь, в Испании, впервые появился тот известный сборник декретарий, опираясь на который папы требовали себе полного господства над действиями и совестью людей; здесь же свила свое гнездо инквизиция с ее беспощадным преследованием всякой новой мысли и такими торжественными аутодафе, каких не видала никакая другая страна Европы; отсюда же вышел и Игнатий Лойола, основатель Иезуитского ордена — этой опоры папского абсолютизма и религиозной нетерпимости.

Феодализм

Определение понятия. — Различные теории по вопросу о происхождении феодальной системы и их разбор. — Процесс постепенного развития феодализма: образование бенефициальной собственности и социальное значение этого явления.

Обращаюсь к изучению второго важнейшего последствия распадения Империи Карла Великого — так называемого феодализма.

Под именем феодализма понимается тот своеобразный порядок политического, социального и экономического строя, который установился в Западной Европе с распадением монархии Карла Великого и прекращением Каролингской династии и который оставался господствующим до XTV в. На протяжении XI, XII и XIII вв., т. е.. в продолжение той эпохи, которой в исторической науке и усвояется название Средневековья, феодализм представлял собой столь характерное явление, что многие ученые, и не без основания, всю историю западно–европейского общества за указанный период сводят к развитию и разрушению феодальной системы быта. Такое значение феодализма в истории Средних веков объясняется из того, что этой формой политического и общественного быта обнималась не одна какая-либо сторона жизни западных народов, но все ее стороны без исключения; все ее проявления входили в феодальную систему, занимали определенное место и развивались под влиянием установленного ими порядка вещей. Даже те элементы средневековой жизни, как, например, католицизм или королевская власть, которые по своему существу стояли в полной противоположности с феодальными началами, были поглощены феодализмом, приняли чуждую, не свойственную им окраску и только путем долгой и упорной борьбы освободились от его господства. Таким образом, феодализм явился первой всеобъемлющей формой жизни для Западной Европы; в своей тонко развитой иерархии он соединил все западно–европейское общество, начиная от короля и кончая последним сервом или крепостным, положение которого мало чем отличалось от положения раба в Риме, и сосредоточил в своей области все общественные, экономические, политические и даже церковные отношения.

Другая важная для историка сторона феодализма заключается в том, что, будучи для Средних веков явлением общеевропейским и всеобъемлющим, он вместе с тем послужил исходным пунктом всех политических систем современного Запада. Те контрасты, какие наблюдаются в настоящее время в строе политических учреждений западноевропейских стран и которые бросаются в глаза при сравнении их административного устройства, судебных форм и сословных отношений, — все эти противоположности свои корни имеют в особенностях феодального строя и свое объяснение находят в отличительных чертах, сопровождавших процесс разрушения феодализма в той или другой стране. Конституционная Англия, сумевшая удивительным образом согласовать с прочными государственными порядками свободу отдельной личности, великие абсолютные монархии XVII в., союз германских княжеств и герцогств, в наше время выступающий под именем объединенной Германской империи, даже французская революция XVIII в. — все это ведет свое начало из отдаленной глубины средневековой феодальной системы и без отношений к ней не может быть правильно и всесторонне понято. Новая Европа возросла на почве, подготовленной феодализмом, а в некоторых странах феодальные порядки и феодальные идеи еще и доныне составляют живую силу общества.

Что же такое называется феодализмом?

Несмотря на все значение феодализма в истории Западной Европы, несмотря даже на внушительное количество солидных ученых трудов, посвященных исследованию этого своеобразного явления, еще до сих пор не сформулировано такого точного определения, которое в нескольких выражениях обнимало бы все его существо. Западно–европейская феодальная система была явлением. весьма сложным, захватывающим различные сферы жизни, но в то же время явлением и слишком подвижным, слишком изменчивым, принимавшим разнородные оттенки в различных пунктах западного пространства, чтобы можно было дать ему какое-либо исчерпывающее определение. Именем феодализма одновременно обозначается и государственное право Средних веков, т. е. вся система средневекового государственного устройства, и особенная система поземельных отношений и, наконец, особенная система частных прав. Обыкновенно ученые, занимавшиеся феодализмом, довольствовались общим представлением о нем или перечислением в отдельности каждого из тех признаков, которые отличают его от современного строя жизни. Господствующим воззрением на феодализм, к которому примыкает большинство исследователей, и теперь остается то, какое высказал Гизо в «Истории цивилизации Франции». Гизо видел сущность феодализации в следующих трех фактах: 1) в замене полной собственности условной, 2) в соединении верховной власти с землевладением и 3) установлении особой вассальной иерархии между государями и помещиками. Если исключить последний признак, так как он предполагается первыми двумя, то, короче, феодализм можно будет свести: а) к дроблению идеи собственности и б) к дроблению идеи верховной власти. Особенный характер феодальной собственности состоял в том, что, несмотря на ее действительность, полноту и наследственность, она считалась принадлежащей не тому лицу, которое владело ею, а другому, от которого она получалась во владение под условием различных обязательств. В феодальном строе поземельных отношений современный собственник как бы распадался на две половины, так что участок земли оказывался принадлежащим одновременно двум лицам, из которых одно было юридическим собственником, а другое фактически пользовалось им, исполняя определенные обязательства в отношении к первому. В этом и заключается различие между т. н. dominium directum и dominium utile, характеризующее собой социально–экономическую сторону феодализма. Ближайшим и прямым следствием совершившегося в феодализме перехода полной собственности в условную и явилось разделение средневекового общества на два класса: на класс помещиков–господ, владевших обширными землями и раздававших их в пользование другим лицам под условием известного рода обязательств, и на класс зависимых от них условных владельцев, обремененных различными податями на благо первых. Это различие между двумя классами феодального общества стало полнее и глубже после того, как с распадением монархии Карла Великого феодальные помещики захватили в свои руки верховные права и каждый сеньор сделался в своем поместье полновластным государем. Политическое значение феодализма и состоит в том, что в нем верховная власть слилась с земельной собственностью, прикреплена была к земле, так что тот, кто получал в свое владение землю, приобретал вместе с тем над ее жителями все те права, которые в наше время принадлежат верховной власти, правительству или государству. В феодализме государство локализировалось, распалось на множество отдельных организмов — поместий, из которых каждое могло бы быть названо самостоятельным государством. Когда совершился этот переход социального феодализма в политический, прежнее разделение общества на землевладельцев и подневольных землевладельцев превратилось в разделение общества на господ и подданных, и частно–правовые отношения получили государственный характер.