Лен
Шрифт:
– Кажется хуже, – Лен уже вовсю щурился. Боль в глазах все нарастала и нарастала. Казалось, что глаза полностью забиты песком.
– Это не кажется, это так и есть, недотепа, – выругался на Лена Кайто.
Лен и Кайто бегали по всей округе, расставляя колья и разбрасывая пустые банки, бутылки, ветки и прочий мусор, чтобы охватить как можно большую площадь вокруг лагеря. В конце концов, когда все было почти готово, Лен совсем выбился из сил.
– Хватит пока. Тебе пора в тень прятаться, у тебя сейчас может подняться температура, и начаться лихорадка.
На Лена было жалко смотреть. Сморщенный, лицо распухло, покраснело, все залито слезами, вокруг глаз все перемазано и растерто грязными руками.
– Я читал про одного путешественника,
– Двенадцать.
– С ума сойти, двенадцать лет. Неужели это возможно? Какой же это надо обладать волей, чтобы выдержать столько. Бывают же люди.
– А что ему оставалось делать? Думаешь, ты один такой? Таких, как ты, знаешь сколько? И у всех по-разному складывается, кто-то через неделю подхватит какую нибудь заразу, а кто-то и рад бы свести счеты с жизнью, да трусость не дает, или чувство долга, или еще что. Так и приходиться им мучиться и по восемь лет, и по двадцать восемь, а кому и всю жизнь. Ну да ладно, сам-то как?
– Ооо, отлично, - Лен ковылял, опустив голову и прикрывая лицо рукой. Глаза уже пекло так, как будто по ним прошлись наждачной бумагой. Держась за руки, они дошли до контейнера.
– Ложись пока, укройся, а я пойду, поковыряюсь в схроне, надо что-нибудь холодное приложить под повязку. У тебя сырой картошки нет?
– Смеешься? Откуда у меня тут сырая картошка возьмется?
– Мало ли? Ладно, устраивайся, я что-нибудь придумаю.
Лен улегся и накрыл голову одеялом, в темноте боль немного отступила. « Что ж все так некстати, казалось, только-только стало немного легче, так на тебе, чтобы не расслаблялся. Ёлки палки, осталось же совсем немного, несколько дней и сад был бы готов, а там хоть трава не расти. За что же мне это наказание? Неужели недостаточно того, что я сижу тут, как изгой, не видя ничего кроме подножья гор и бескрайней долины, протянувшейся на восток, так теперь я и этого не смогу увидеть. Кайто в чем-то прав, сейчас ведь я даже не могу с полной уверенностью сознавать, где я нахожусь. Вполне возможно, что я уже совсем в другом мире, может быть в другом измерении, может даже в другом времени. Печально, хм». Лен грустно улыбнулся. « Какая досада. Нет, правда, обидно. Неужели я настолько грешный человек, что надо меня вот так носом тыкать. Грешный - не грешный, вот всегда так. Как все нормально, так и мыслей по этому поводу никаких не возникает. Кажется – я самый умный, самый классный, у меня все схвачено, за все заплачено, я владею ситуацией. Как там, в поговорке, ухватил бога за бороду. Ан нет, показалось, ухватил, да не бога, и не за бороду. Тьфу, ерунда, какая-то в голову лезет, е-мое, что ж так печет-то? Ну, ничего, это скоро пройдет, сколько там, день-два, и все будет в порядке. Боже, как все надоело, скорее бы все закончилось, как же я устал, просто устал». Лен перевернулся на другой бок и попытался приоткрыть один глаз. Веки его не слушались и мгновенно отреагировали на эту попытку острой болью. «Черт!
– Лен выругался про себя.
– Ух ты, ничего себе, а ведь прошло всего полчаса, от силы час, а впереди еще ой-ё-ёй сколько. Фффууух, время-время, только утром думал, как быстро и неумолимо оно проходит, так уже начало тянутся как резина, и, что главное, от этого еще хуже стало. Да у него просто украли еще несколько дней, вот и все. Мало того, что украли, так он теперь сам должен просить, чтобы это время быстрей прошло. Да уж, спасибо».
– Ну что, страдалец, как дела? Вылезай-ка из своей берлоги, я тут кое-что принес тебе, - раздался в темноте голос Кайто.
Лен вздрогнул.
– Ты чего так пугаешь?
– Извини, не хотел тебя пугать, то ты наверно задумался о чем-то важном, я постучал по двери, прежде чем войти. Смотри, что я принес - охлажденную заварку и воду со льдом, сейчас сделаем тебе повязку и компресс на пятнадцать минут, может и полегче будет. Давай, поднимайся.
Лен высунул голову из-под одеяла.
–
– Смешно тебе? Ну-ну, смейся-смейся.
– Да ладно, не обижайся, что с меня взять? Ну, пошутил немножко.
– Ох, как весело, шутник. Ты вот лучше скажи, что это за шутка? – Лен показал на свое лицо.
– Не понял? А ну придержи компресс, а я повязку перемотаю.
Лен приложил к лицу мокрую холодную ткань.
– Что ты не понял? Я спросил, «что это за шутка». Зачем понадобился этот юмор с глазами?
– Так вроде я у тебя в глазах не ковырялся, на солнце смотреть не заставлял, заноз тебе не загонял.
– Ну ты хитрец, сам же говорил, что моего юнита разрабатывал.
– А, ты про это? Ну, разрабатывал, и не только твоего. Ты что, будешь теперь меня во всех своих бедах обвинять? А помнишь в детстве, ты за горячий утюг схватился? Так это тоже я придумал. Только я на тебя не обижаюсь, что с тебя взять. Единственное, что мне сейчас жаль, это то, что я тебя в детстве с глазными ожогами не ознакомил, тогда ты, по крайней мере, здоров бы был как лошадь. Хотя если честно, кажется мне, что тебе зрение и не нужно вовсе, все равно ты мало что видишь. Как по мне, так оно тебя только отвлекает от важных проблем. Ты как ребенок, который за бабочками бегает, увидел - побежал налево, увидел - побежал направо, так всю жизнь и бегаешь, а в себя заглянуть некогда. Еще бы, вокруг столько всего интересного.
– Ну почему именно сейчас, когда у меня так мало времени осталось, неужели нельзя было выбрать какой-нибудь более подходящий момент?
– Ну, ты даешь! А когда, Лен? Именно сейчас, и именно потому, что мало времени осталось! Ну, ты меня удивляешь, более подходящий момент тебе нужен! Да за такие слова тебе еще и рот надо было бы зашить! А еще говоришь, что я шутник.
Лен осекся и вздохнул.
– Ладно, ты не подумай, я не ною, что имею – то и имею. Просто жалко очень.
– Ну-ну, так нельзя. Разве ты жалеешь о чем-нибудь, что происходило в твоей жизни?
– Я не знаю. Я сильно об этом не задумывался.
– Ну что ж, наверно пришло время задуматься и об этом. Кстати, как ты? Полегче стало?
– Да, спасибо, немного легче, по крайней мере, голова хоть немного прояснилась, а то совсем что-то развезло.
– Ну, вот и хорошо. Тебе сейчас бы поспать. У тебя температура, трусит всего, как лист осиновый.
– Ооо, хорошо бы, только сомневаюсь, что можно уснуть с такой болью.
– Ничего, сейчас боль немного утихнет, и постарайся уснуть. Глядишь, и время быстрей пролетит.
– Время, время, - Лен лег на спину и укрылся одеялом. – А правда, что если что-то изменить в прошлом, то изменится все будущее?
– Что ты там бормочешь под одеялом?
Лен приоткрыл одеяло.
– Я говорю, правда ли, что в прошлом можно изменить будущее?
– Это ты, что ли собираешься так свое положение поправить?
– Да нет, просто интересно, задумался о времени.
– А что там думать, время себе, да и время. Что такое для тебя время? Можно так сказать - это количество движения. Твое время делится на промежуток между приходом в этот мир и выходом из этого мира. Такой себе коридор, по которому ты непрерывно двигаешься, то, что позади - прошлое, впереди будущее, между прошлым и будущим - ты. Что тут непонятного?
– Это понятно, и все же, это так завораживает. Время… Интересно, иногда оно растягивается, как резина, иногда летит как сумасшедшее.
– Время не растягивается, Лен, и не летит, оно одинаково для всех. Просто у твоего юнита, как бы тебе это сказать, возрастает, или понижается активность. Минута всегда будет оставаться минутой, вопрос в том, сколько за эту минуту ты можешь обработать информации. Если скорость восприятия возрастает в десятки раз, то возникает иллюзия замедления времени, но это явление редкое. Гораздо чаще происходит наоборот, активность восприятия падает, и человеку кажется, что время летит с неимоверной скоростью.