Лена
Шрифт:
– Алёна! Вы тут? Вы со мной? – слегка усмехнувшись, спросила Анна Павловна.
Лена посмотрела на собеседницу и улыбнулась.
– Алёна, я же могу так вас называть? – уточнила та.
Алёна… Как странно.
– Да, конечно, – кивнула Лена.
– Что ж, рада видеть вас снова. Как самочувствие? – поинтересовалась дама.
– Замечательно, спасибо, – ничуть не преувеличивая, ответила Лена.
– Эту микстуру нужно будет принимать в течение месяца, чтобы закрепить эффект, – сказала целительница, протягивая маленький стеклянный флакончик. – А теперь, Алёна,
Лена опустилась на стул, готовая внимать каждому слову своей спасительницы.
– Так вот, вы не могли не заметить какой-то нервозности, неразберихи в обществе. Вы же понимаете, что грядут перемены? – вдруг спросила Анна Павловна.
Лена не была готова к разговору о политике, однако, будучи хорошо воспитанной, не могла не поддержать беседу.
– Разве могло быть иначе в стране, столь резко сменившей режим? – несколько растерянно ответила она. – Разве могло быть по-другому после переворота и смены власти?
– Всё не так очевидно, Алёна. Это не смена власти, не перестройка системы. Наш мир рушится! – неожиданно громко воскликнула Анна Павловна. – Повсеместно посеяны отравляющие зёрна обмана. И они уже дают плоды. Обману подверглись столькие! Как? Как наша планета, бедняжка, может справиться с этим?
Женщина вскочила с места и стала ходить по комнате, заламывая руки и не видя ничего вокруг.
– Да, конец неизбежен. Нам предстоит не просто пережить изменения строя. Нам предстоит нечто масштабное. Будут тысячи жертв! – практически прокричала она.
Лена отпрянула и слегка покосилась на дверь.
Всё с самого начала выглядело странным. И почему она сразу не заметила сумасшествия этой особы?
– А бедное стадо думает, что у них сменился пастух. Нам предстоит тяжелая борьба. Но мы не можем иначе, мы не можем сдаться! – женщина с затуманенным взором продолжила вести свой странный монолог. – Мы избранные! Мы те, кто знают и видят! Мы те, кто живут, а не плывут, закрыв глаза, по горной реке к своей неизбежной гибели в водопаде!
Лена стала прокручивать в голове способы покинуть помещение незаметно для его безумной хозяйки, но та успела заметить смятение девушки, остановилась и привела себя в чувство.
– Но я, конечно, забегаю вперед, и вижу, что уже успела напугать вас. Простите мне мою горячность, – умиротворенно сказала Анна Павловна и смущенно улыбнулась. – Мне свойственно в запале для усиления эффекта использовать впечатляющие аллегории.
Она протянула Лене руку и произнесла спокойным убаюкивающим голосом:
– Пойдёмте же пить чай и заниматься вашим восстановлением, Алёна.
Алёна… И всё же почему из всех возможных вариаций ее имени целительница выбрала именно это, стойко ассоциирующееся с чем-то волшебным, с приятными воспоминаниями.
Задумавшись над этим, Лена не заметила, как ведомая за руку переместилась в уютную маленькую комнату и села в мягкое обволакивающее кресло на деревянных ножках.
Посреди комнаты стоял овальный стол с расстеленной на нем красивой скатертью, вышитой замысловатым узором, напоминавшим свастику. На столе красовался
Анна Павловна подала ей фарфоровую чашку, точь-в-точь похожую на те, что некогда были у Лениной бабушки Элеоноры. Девушка сделала глоток ароматного чая и прикрыла глаза от наслаждения.
И всё-таки поразительно, что ей достались такие разные бабушки.
Баба Глаша была олицетворением доброты, простоты и житейской мудрости. Неграмотная, она настолько чувствовала жизнь, что дала бы фору в понимании смысла многим философам. Старушка никогда не суетилась и казалась практически незаметной. Наблюдатель. При этом в жизни Лены она была опорой и стеной, о которую можно облокотиться в минуты слабости и беспрепятственно пройти вдоль, будучи полной сил.
Вторая, Элеонора, ныне уже почившая, была образованной, знала несколько языков, бегло играла на фортепьяно и могла поддержать любую беседу. Эта светская леди сервировала стол, даже обедая в одиночестве, и никогда не позволяла себе ходить по дому непричесанной в халате и тапочках. Туфли на небольшом каблуке, светлая блузка и черная юбка были непременными атрибутами ее образа. Даже в самые тяжелые времена она не изменяла своим привычкам, оставаясь примером изящества и безупречного вкуса.
Одно объединяло этих таких разных женщин – бесконечная, безмерная любовь к своим потомкам.
Лена сделала еще один глоток и открыла глаза. Ее пальцы разжались, чашка со звоном раскололась об пол, разбрызгивая остатки напитка и россыпь мелких осколков фарфора.
Она была в огромном пустом бальном зале. Три хрустальные люстры свешивались с высокого потолка. Стены украшали картины. На полу лежал старинный ковер. Она сидела в кресле с подлокотниками. На ней было красивое платье изумрудного цвета. Разумеется, в пол.
Лена спустилась с пьедестала, на котором возвышалось кресло.
Мечущиеся в голове мысли не давали возможности додумать хотя бы одну из них. Бежать? Но куда? Кричать? Но кому?
Двустворчатые высокие двери, находящиеся в противоположном конце зала, неожиданно распахнулись, и в комнату вошла Анна Павловна под руку с представительным пожилым мужчиной. Оба были одеты роскошно, но не вызывающе.
– Алёна! Ну что же вы так долго собирались? Гости уже совсем заждались вас, голубушка, – торопливо произнесла женщина.
– Гости? Какие гости? – растерянно спросила Лена.
– Ах нет! Не подумайте! Вам не нужно никуда спускаться, дорогая. Все ждали тут, за дверью, – сказала целительница, которая уже успела подойти к Лене, поправить оборки на платье и вернуть девушку на пьедестал.
Она указала рукой на раскрытые двери, и в зал полился поток людей. Их было великое множество. Процессия не заканчивалась, и Лена представила, как ее участники скоро заполнят помещение, а затем раздавят ее и друг друга. Но, что поразительно, с определенного момента наполняемость зала перестала меняться, хотя люди не прекращали прибывать. Мужчины слегка кивали, а женщины присаживались в реверансе, проходя мимо них с Анной Павловной. Обстановка напоминала значимое событие в одной из Лениных любимых книг.