Ленин (Глава 4)
Шрифт:
Как мы знаем, когда большевики вошли в длинную и зловещую долину террора, правовым основанием расстрелов была лишь их «революционная совесть» и скороспелые декреты Совнаркома, поощряющие массовидный террор. Но когда эта большевистская практика стала повседневной, трагически обычной, временами — массовой, Ленин почувствовал необходимость теоретического и практического «обоснования» политики беззакония.
Можно было бы долго рассказывать о научных изысках вождя в этой области, однако достаточно привести один его «теоретический фрагмент». В ноябре 1920 года в журнале «Коммунистический Интернационал» была опубликована ленинская статья «K истории вопроса о диктатуре». Заявив привычно в начале статьи, что «кто не понял необходимости диктатуры любого революционного класса для его победы, тот ничего не понял в истории революций…»180,
Даже если учесть, что мы судим о «научном» и политическом творчестве Ленина спустя многие десятилетия после того, как он писал эти строки, испытываешь содрогание от безапелляционной социальной жестокости вождя русской революции. Все правотворчество и «революционная практика» большевиков опирались и исходили из возможности власти, не ограниченной «никакими законами, никакими абсолютно правилами…». Глубочайший антигуманизм, извращающий все программы и цели, провозглашенные «идеалистами».
Немаловажная деталь: до революции Ленин, хотя и обладал решительностью делать необычные выводы («превратить войну империалистическую в войну гражданскую»), но никогда, за редкими исключениями, не опускался до «логики топора», палаческой методологии. Положив свои руки на штурвал российского большевистского корабля, Ленин едва заметным движением плеч сбросил плащ социал-демократа, быстренько напялив на себя одеяние якобинца. Все его мировоззренческие и политические установки исходят из макиавеллистской посылки: удержать власть любой ценой! А эти «редкие исключения» до октября 1917 года все же были. То была, так сказать, теоретическая репетиция.
В 1905 году Ленин в своих заметках «О терроре» фактически оправдывает вооруженное насилие Он пишет, что «при неслыханной жестокости правительственных преследований… политические убийства являются совершенно естественным и неизбежным ответом со стороны населения»184. Видимо, «неслыханные жестокости правительственных преследований» Ульянов испытал в Шушенском, где он оттачивал свое перо, отдыхал, охотился, занимался перепиской…
Но Ленин не ограничится теоретическим обоснованием «законности» террористической политики, он примет самое непосредственное участие в кровавом «творчестве». Его переписка с Дмитрием Ивановичем Курским, наркомом юстиции республики, например, весьма красноречива и показательна.
Ленин наивно надеется, что с помощью органов юстиции можно избежать начавшегося формирования огромного малоподвижного чудовища бюрократии. Особенно вождя волнует «волокита». Он предлагает Курскому придавать фактам волокиты политическую окраску: «…обязательно этой осенью и зимой 1921/22 года поставить на суд в Москве 4–6 дел о московской волоките, подобрав случаи „поярче“ и сделав из каждого суда политическое дело…185.
Ленин продолжает надеяться, что комиссариат юстиции сможет навести „революционный порядок“ в советском аппарате, уже в первые же годы погрязшем в рутине бюрократии. „В наших гострестах, — пишет Председатель Совнаркома Курскому, — бездна безобразий. И худшие безобразники, бездельники, шалопаи, это — .добросовестные“ коммунисты, кои дают себя добросовестно водить за нос
НКюст и Ревтриб отвечают в первую голову за свирепую расправу
Но эта «записочная» форма управления органами правосудия не отвлекает Ленина от главного: создания правовой базы для репрессивного аппарата. Хотя слово «правовой» в условиях диктатуры, как мы имели возможность ознакомиться, имеет мало отношения к правосудию.
В 1922 году Народный комиссариат юстиции приступил к разработке Уголовного кодекса РСФСР. Ленин не раз встречался с Курским, писал ему записки и даже формулировал проекты статей. В записке, отправленной наркому юстиции, Ленин без обиняков сразу же пишет:
«Т. Курский!
По-моему, надо расширить применение расстрела (с заменой высылкой за границу)…»188
Через два дня юрист Ленин шлет новое послание Курскому, являющееся, по сути, методологическим и политическим указанием: «…Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом; а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле…»189 Более откровенно не скажешь: террор надо «узаконить принципиально» и сформулировать сферу применения террора «как можно шире…». Но Ленин не довольствуется этими общими принципиальными указаниями, он демонстрирует сам, как это нужно делать. К записке приложены два варианта, показывающие, как нужно «расширять применение расстрела». Приведем только первый вариант статьи (второй мало чем отличается от первого):
«Пропаганда, или агитация, или участие, или содействие организациям, действующие (пропаганда и агитация) в направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности и стремится к насильственному ее свержению, путем ли интервенции, или блокады, или шпионажа, или финансирования прессы и т. п. средствами, карается высшей мерой наказания, с заменой, в случае смягчающих вину обстоятельств, лишением свободы или высылкой за границу»190. Перо юриста!
Ленинское творчество не было забыто. В Уголовном кодексе РСФСР в разделе «Контрреволюционные преступления», особенно в статье 58-й с ее многочисленными модификациями, полностью учтены формулировки Ленина. За попытку «свержения», «оказание помощи международной буржуазии», за шпионаж, за пропаганду и агитацию статья 58 предусматривала расстрел и другие меры наказания191. Так что бесчисленные политические узники ГУЛАГа, «террористы», «шпионы», «вражеские агитаторы», «содействовавшие буржуазии» получали свои приговоры и сроки по статье, у истоков которой стоял сам Ленин. Впрочем, раньше это и не скрывалось. В 45-м томе Полного собрания сочинений В. ИЛенина, вышедшем в 1970 году, констатируется в редакционных примечаниях как особая заслуга вождя: «Предложения Ленина были учтены при дальнейшей разработке раздела Уголовного кодекса „О контрреволюционных преступлениях“»192.
Ленину принадлежит особая роль в становлении и занятии исключительного места в советской жизни, как было принято тогда говорить, «карательных органов». Это священный патрон ВЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. Здесь Ленин не развивал марксизм, а творил заново, был пионером. Ведь Маркс и Энгельс не оставили «указаний», как должны создаваться и функционировать «карательные органы» пролетарской диктатуры. Ленин — патрон «че-ка», глава ордена чекистов-коммунистов
ВЧК, созданная в декабре 1917 года, вскоре по предложению Ленина получает права внесудебной расправы. Эти всесильные органы имели полномочия арестовывать, вести следствие, выносить приговоры и приводить их в исполнение. Десятки тысяч людей были расстреляны без суда в застенках ВЧК. Но этого казалось мало. На заседании Политбюро 14 мая 1921 года под председательством Ленина принимается решение «О расширении прав ВЧК в отношении применения высшей меры наказания»193.