Ленин в поезде
Шрифт:
Со временем такие напоминания перестаешь замечать. Двумя днями раньше я попыталась найти подобную табличку в отеле “Савой” в Мальмё. Ленин и его товарищи остановились здесь, чтобы пообедать после долгого переезда на пароме из Германии, и сохранили воспоминания о великолепном зале ресторана и превосходном обслуживании.
Девушка-администратор на стойке регистрации была озадачена: “Ленин? Может быть, Джон Леннон?” Выяснилось, что табличка таки имелась на противоположной стене лобби – в числе других табличек с именами других почетных гостей, – но одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять причину затруднения девушки (которая, как ни удивительно, сама оказалась родом из России): медь ленинской таблички, по сравнению с другими, тщательно отполированными, так потемнела, что совершенно потерялась рядом с именами звезд совсем
По крайней мере один человек в Стокгольме знал, кто такой Ленин. Я провела в городе всего один день (как и Ленин в свое время), и многие удивлялись, куда я так спешу. “Вы гонитесь за Лениным? – воскликнул владелец одного магазина. – Но вы в курсе, что опоздали примерно на сто лет?” Мы оба рассмеялись, но на самом деле он попал в точку: я хотела не просто пересказать старую историю и заполнить лакуны новыми архивными данными. Мне хотелось большего. Я села в поезд, чтобы заново проделать путешествие столетней давности – и написать о нем сегодня, когда мир вокруг нас совершенно изменился.
Холодная война обеднила наше воображение и упростила наши представления о мире. Расположив всё и вся по ту или иную сторону от линии, разделявшей два полюса – за или против, право или лево, она лишила историю красок. Большинство из нас обратились к книжкам о Романовых и милых великих княжнах в белых платьях. Но когда я думала о Европе 1917 года и пыталась представить себе Ленина в ней, то я то и дело замечала аналогии с нашим временем. Ленинское наследие часто рассматривается как нечто абстрактное, как формальный перечень текстов и речей. Все эти собрания сочинений давят своим весом и не дают распознать те живые черты, которые в свете более поздних событий мировой истории оказываются наиболее значимыми. Список этих событий длинен и включает глобальное перераспределение сил, шпионаж и грязные игры, фанатизм и сложное многообразие революций.
Старые книги рассказывают о прибытии Ленина в Петроград каждая языком своего времени. В 1940 году Эдмунд Вильсон использовал этот сюжет как повод для размышлений о том, как вообще следует писать о социализме, и в течение десятилетий создавал свою классическую повесть о крушении надежд6. В 1950-е годы Алан Мурхед (при частичной финансовой поддержке журнала Life) в поисках ответа на вопрос, правда ли Ленин воспользовался немецким золотом, предложил более сдержанный взгляд на эти события7. Тем же сюжетом, но в более драматических тонах в 1970-е годы занимался Майкл Пирсон8. Его работа надежна в том, что касается немецких поездов и английских сплетен, однако слаба и полна умолчаний в отношении политики. Если вас в те годы интересовала именно политическая сторона дела, то вам следовало читать социалиста Марселя Липмана, для которого история Ленина (как и в целом его сочинения) была “одним из самых ярких факелов, способных высветить определенные феномены современной политики”9. Такая точка зрения выглядит сегодня устаревшей, и почти никто не обращается за объяснением современности к Ленину. Тем не менее революции по-прежнему происходят и их вожди по-прежнему проповедуют внемлющим толпам ярость и насилие.
Универсум Маркса и Ленина когда-то был и моим собственным. Когда я в первый раз приехала в Россию, это был еще Советский Союз, города были серыми, ночное освещение – бедным, а хороший кофе вообще отсутствовал. Я совершила паломничество в Мавзолей Ленина и подивилась выражению искреннего почитания на лицах некоторых посетителей. Потом Москва превратилась в “северный Дубай”, в котором я жила среди строительной пыли и обломков прошлого. Окруженная благожелательностью русских людей, я изучала потери и нужду советских лет, как если бы речь шла о моей собственной семье. Слушая воспоминания об арестах и лагерях или посещая места массовых захоронений сталинского времени, я становилась свидетелем трагедий, которые принесло своим гражданам коммунистическое государство. Я не относилась к тем, кто всё в Советском Союзе считал злом, ложью или заблуждением, но я видела, что воздействие советского строя на жизнь было катастрофическим. Мне было понятно, почему повсюду в Европе, Северной Америке и в других богатых странах люди так радовались, когда советскому государству
Правда, которая выяснилась не сразу, состояла в том, что отнюдь не все в России радовались победе ценностей так называемого Запада, как того хотелось бы некоторым лидерам свободного мира. Говорить о победе рано, представление о некоем едином “Западе” и неудачно, и вводит в заблуждение. Британские дипломаты во времена Ленина делали ту же ошибку, когда полагали, что каждый человек в мире хочет быть добропорядочным английским малым, как они сами. Они так никогда и не осознали, что Ленин не был импортированным чужеродным демоном, отвратившим русских от их предназначения стать благодушной версией англичан. Англичане, как выяснилось, тоже поддерживали “своих” русских ссыльных и тоже сопровождали их в Петроград, чтобы те воздействовали на народ, но у них ничего не получилось. Миссия Ленина завершилась успехом, потому что он обещал вещи более важные, чем британская добропорядочность и британские пушки.
В 1980-х годах, когда я училась в Московском университете, догма марксизма-ленинизма-сталинизма уже стала пустой оболочкой (и руководство тактично отбросило последнюю часть формулы), но я знала, что когда-то в ней была жизнь. Самым светлым ее часом был 1917 год. Весной-летом этого года Ленин переживал пик творческой активности. Что бы ни происходило в период, когда человек из “пломбированного вагона” был у власти, он оставался неизменно популярным, потому что предлагал ясность и надежду. Его слова находили отклик у значительной части населения России, у тех, кто хотел от жизни большего, чем мог дать старый режим. Мое путешествие – безусловный географический факт, и тем не менее, пробираясь на север, я также проделала путешествие во времени, чтобы исследовать карту забытых возможностей.
Заканчивалось мое путешествие в сказочном Петербурге, Петрограде времен Ленина и Первой мировой войны, второй столице России. Тридцать лет спустя после конца коммунизма следы роковой поездки вождя стираются даже здесь. Упакованный в золотую обертку и выкрашенный в пастельные тона город решил заново пережить свое славное имперское прошлое. Но есть несколько мест, где пламени революции разрешено тлеть под контролем. Одно из них – на Петроградской стороне, недалеко от метро “Чкаловская”. Запущенная парадная старого доходного дома обдает вас застоявшимся запахом псины, табака и пива. Стены покрыты граффити, детские коляски новейших дорогих марок припаркованы у стен, но никто не заботится о том, чтобы собрать денег и построить в подъезде лифт достаточного размера, чтобы эти коляски можно было поднять наверх. Как и граффити на наружной стене дома, существующий лифт наглядно демонстрирует российское отношение к любой коллективной инициативе. Зато двери в квартиры по виду скорее похожи на банковские сейфы. Прорезанные гигантскими трещинами стены, кажется, едва держатся, но даже если дом рухнет – эти двери устоят.
Добравшись до верхнего этажа, я обнаруживаю на стене портрет Владимира Путина и понимаю, какую версию Ленина я увижу в сегодняшней России. Те, кто работает на этом этаже, восхищаются скорее великим лидером и учителем, чем революционером, который хотел разжечь мировой пожар. Женщина, протягивающая мне руку для приветствия, ухоженна, вежлива, безупречна. Даже доброжелательна – и, как только ей становится ясно, что я действительно хочу что-то понять, что я готова слушать и смотреть, она превращается в идеального гида. Помогает то, что обе мы когда-то застали советский мир. У нас есть общий язык, язык, которого молодые русские уже не знают.
Моя собеседница – директор музея-квартиры Елизаровых: здесь жила старшая сестра Ленина Анна со своим мужем Марком Елизаровым, с ними до своей смерти в 1916 году проживала и мать Ленина. Ранним апрельским утром 1917-го Ленин прибыл сюда прямо с Финляндского вокзала. Заглядывая в спальню, я представляю себе, как он сбрасывает пиджак на кровать, а его жена Надежда Крупская, с которой они вместе уже почти двадцать лет, тем временем вынимает булавки из шляпки и, сунув ноги в чужие домашние туфли, хлопочет вокруг, обустраиваясь в комнате. Супруги прожили здесь еще шесть недель, потеснив сестру с зятем и деля с ними хлеб и кров.