Ленин в жизни
Шрифт:
«Болезнь Ленина, — говорил он, — была обусловлена в первую очередь внутренними причинами, она развивалась по внутренним законам независимо от внешних факторов, с беспощадной закономерностью... Если бы Ленина в октябре 1922 года и дальше оставляли бы в бездеятельном состоянии, он лишился бы последней большой радости, которую он получил в своей жизни. Дальнейшим полным устранением от всякой деятельности нельзя было бы задержать ход его болезни. Работа для Владимира Ильича была жизнью, бездеятельность означала смерть».
Л. А. Фотиева [1].С. 186
Некоторые из иностранных врачей приезжали в Москву несколько раз (например, профессора Форстер, Штрюмпель). Все они получали большие гонорары в долларах и фунтах
А. А. Арутюнов. С. 507
Медики сочли, что их деятельность должна оцениваться в двадцать пять тысяч золотых марок каждому. Молодой комиссар принял к сведению это пожелание и ушел, а через два часа вернулся с посланием, что, в соответствии с высокой компетентностью собравшихся специалистов, его правительство сочло вполне подобающей сумму в тридцать тысяч. Он уполномочен вручить эти деньги без промедления. Профессор Хеншен вспоминал позднее, что коллега Бумке тут же после получения гонорара отправился покупать своей жене бесценную соболью шубу.
Т. Шпенглер.Мозг Ленина / Пер. с нем. СПб.: Лениздат, 1994. С. 265
Они констатировали «возбудимость и слабость нервной системы, проявляющуюся в головных болях, бессоннице, легкой физической и умственной утомляемости и склонности к ипохондрическому настроению...» Ферстер и Клемперер предписали Владимиру Ильичу длительный отдых (месяца три) вне Москвы, временное удаление от всяких дел.
М. И. Ульянова.С. 132
Тогда начались частые тревожные для всех приглашения ведущих специалистов в Горки. Я, как нарком здравоохранения, не только был в курсе всех этих вызовов, но и сам непосредственно в них участвовал…
Н. А. Семашко.С. 328
Все готово. Можно ехать. Звоню Н. А. Семашко, заезжаю за ним. Автомобиль мчит нас в Горки…
Войдя в дом, мы узнали, что до нас уже приехал Ф. А. Гетье. Первые впечатления не вызывают особенной тревоги. Вчера вечером Владимир Ильич поужинал рыбой. Перед сном неприятная отрыжка, изжога, головная боль. Ночью плохо спал. Встал, оделся, пошел в сад. Стало немного лучше. Вернулся, лег в постель и уснул. Вскоре, однако, проснулся; болит голова, вырвало. Температура 38,5. С утра самочувствие лучше, температура ниже, но обнаруживаются симптомы небольшого расстройства мозгового кровообращения, некоторая слабость, неловкость в движениях правой руки и ноги; небольшое расстройство речи; не может иногда вспомнить нужное слово, все отлично понимает, читает, но некоторые предметы не может назвать, а услышит их название — удивляется, как сам не мог вспомнить.
Л. Г. Левин.С. 253,258
Врачи утешали его. Профессор Василий Васильевич Крамер говорил: «Вы уж, Владимир Ильич, нам верьте, верьте. Мы уж вас поправим!»
Владимиру Ильичу это не нравилось.
М. М. Петрашева.С. 268
Уже в начале болезни, когда тяжесть заболевания, может быть, еще не вполне отчетливо сознавалась некоторыми, он смотрел на свое будущее скептически, по крайней мере на утешения, которые ему подавали врачи, говоря, что все пройдет, вы поправитесь, он безнадежно махал рукой и говорил: «Нет, я чувствую, что это очень серьезно и вряд ли поправимо»; и убедился в этом, по-видимому, прочно, когда парализовалась рука.
В. П. Осипов.С. 297
…По крайней мере, я, как врач, при наших встречах ясно чувствовал, что ему хочется выведать у меня то, чего, по его мнению, ему недоговорили другие врачи, но выведать так, чтобы я и не подозревал такого желания.
М. И. Авербах.Воспоминания о В. И. Ленине // Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 8. С. 272
По фотографиям в витринах я думала, что он брюнет, а он оказался светлый, рыжеватый,
М. М. Петрашева.С. 264
Поздно ночью я вернулся в свою комнату, взял лист бумаги и записал дневник первого дня болезни. Я вписал первые строки в первую страницу той эпически-трагической книги, которая носит название «История болезни Ленина».
Л. Г. Левин.С. 261
4 июня в «Правде» был напечатан врачебный бюллетень о состоянии здоровья Владимира Ильича за подписями профессоров С. Ферстера и С. Крамера: «В четверг, 24 мая, Владимир Ильич захворал острым гастроэнтеритом, сопровождавшимся повышением температуры до 38,5. На почве предшествовавшего общего переутомления это заболевание вызвало ухудшение нервного состояния больного и явления небольшого расстройства кровообращения, которое, однако, в ближайшие дни стало быстро восстанавливаться. В настоящее время температура Владимира Ильича нормальна, самочувствие хорошее, и больной, которому предписан абсолютный покой в течение ближайшего времени, находится на пути к полному выздоровлению».
Л. А. Фотиева [1].С. 241
Потому ли, что не хочется думать о худшем, склоняемся к тому, что в основе все-таки желудочно-кишечное расстройство (гастроэнтерит), который на почве переутомления и нервного состояния больного вызвал временное, преходящее расстройство мозгового кровообращения. Принимаем необходимые в этом направлении мероприятия и решаем, что нужно показать больного невропатологам.
Л. Г. Левин.С. 258
Первый удар паралича у него произошел 24 мая 1922 года. Он был в Горках, в своей летней резиденции, в 29 километрах от Москвы, в бывшем имении одного из магнатов капиталистической России — Морозова (в действительности имение Горки принадлежало до революции московскому градоначальнику Рейнботу. — Е. Г.). Тогда обнаружились первые признаки поражения мозга — частичный паралич правой руки и ноги и небольшое расстройство речи. Бюллетень о болезни Ленина появился 4 июня и составлен так, что никто, даже врачи, не мог, судя по этому бюллетеню, сказать или предположить, что Ленин серьезно болен. В бюллетене говорится, что он захворал гастроэнтеритом, что у него переутомление и на этой почве небольшое расстройство кровообращения. Явно ничего важного. Второй бюллетень, 18 июня, отмечает, что желудочно-кишечный тракт теперь в порядке, что явления расстройства кровообращения исчезли, «больной покинул постель, чувствует себя хорошо, но тяготится предписанным ему врачами бездействием».
Под первым бюллетенем, кроме имен русских врачей (Крамер, Кожевников, Гетье, Левин), стоит подпись проф. Ферстера, а под вторым проф. Клемперера — иностранных (немецких) врачей. На это тогда в Москве обратили внимание: «Смотрите, как оберегают Ильича, крошечное нездоровье, и уже немедленно выписываются на помощь русским врачам иностранные знаменитости». Другие злословили: «Выписки иностранных врачей и бюллетени напоминают времена «царствующих особ»; прежде маленькое нездоровье царя вызывало появление бюллетеней о ходе его болезни, а теперь то же самое происходит около Ленина, «красного царя».
Н. Валентинов [5]. С. 7576
Владимир Ильич сам в первые дни с большой тревогой относился к своему заболеванию. И в день моего приезда, и в последующие дни он был в угнетенном состоянии, не верил в свое выздоровление. Его очень угнетали те расстройства со стороны речи, со стороны памяти, которых он не мог, конечно, не заметить при исследовании. Его очень пугало и огорчало то, что он не находит некоторых слов, что он не может назвать некоторые предметы по имени, что он сбивается в счете. Он очень огорчился, например, когда, увидев ромашку и незабудку, не мог вспомнить названия этих хорошо знакомых цветов. Он часто повторял: «Какое-то необыкновенное, странное заболевание».