Ленин. Исследовательский очерк о взаимосвязи его идей
Шрифт:
Предложение Ленина и Люксембург было принято в Штутгарте и в последующем подтверждено решениями Копенгагенского и Базельского конгрессов. Это значит, что опасность приближающейся мировой империалистической войны и необходимость для пролетариата по-революционному бороться против нее были официально признаны II Интернационалом. Может создаться впечатление, что Ленин и в данном случае был не одинок — так же как и в экономической оценке империализма как новой стадии капитализма. Все левое крыло и даже некоторые центристы и представители правого крыла II Интернационала признавали наличие экономических фактов, лежащих в основе империализма. Гильфердинг попытался разработать экономическую теорию, объясняющую эти новые явления, а Розе Люксембург даже удалось показать весь комплекс экономических вопросов империализма как закономерное следствие капиталистического процесса воспроизводства, то есть органически вписать империализм в марксистскую концепцию истории и представить тем самым конкретно-экономическую основу "теории краха" капитализма. И тем не менее, когда в августе 1914 года — и еще долгое время спустя — Ленин остался совершенно один со своей точкой зрения в отношении мировой войны, это отнюдь не было случайностью. И еще меньше это можно объяснить психологическими или моральными соображениями, тем, что многие, кто раньше так же "правильно" осуждал империализм, теперь из "трусости" поддался колебаниям и т. д. Нет. Позиции отдельных социалистических течений, занятые ими в августе 1914 года, были прямым фактическим следствием их
Ленинская концепция империализма представляет собой выдающееся теоретическое достижение, и в то же время — хотя это может показаться парадоксальным — она содержит, если рассматривать ее как чисто экономическую теорию, сравнительно мало такого, что раньше было совершенно неизвестно. В некотором отношении она опирается на работу Гильфердинга и, повторяем, с чисто экономической точки зрения отнюдь не так подробна, как великолепная разработка марксистской теории воспроизводства, сделанная Розой Люксембург. Превосходство Ленина — и это его теоретический подвиг, не имеющий себе равных, — состоит в том, что он сумел конкретно связать экономическую теорию империализма со всеми без исключения политическими вопросами современности, сделать экономику новой фазы капитализма руководящей нитью для всех конкретных действий в этой критически ответственной обстановке. Исходя из этого, он отвергает, например, во время войны некоторые — крайне левые — взгляды польских коммунистов как "империалистический экономизм"; исходя из этого, он разоблачает каутскианскую концепцию "ультраимпериализма" (возлагавшую надежду на то, что капитал мирным путем придет к созданию всемирного треста, и считавшую мировую войну "случайным" и даже "неправильным" отступлением от этого пути), доказывая, что Каутский отрывает экономику империализма от его политики. Конечно, теория империализма Розы Люксембург (а также Паннекука и других левых) вовсе не является экономистской в более узком, собственном смысле слова. Все они, и Роза Люксембург прежде всего, подчеркивают именно те моменты в экономике империализма, которые обязательно переходят в область политики (колониализм, военная промышленность и т. д.). Однако эта связь не становится у них конкретной. Так, Роза Люксембург безупречно показывает, что вследствие процесса накопления капитала переход к империализму, к эпохе борьбы за колониальные рынки сбыта и источники сырья, за возможности экспорта капитала и так далее стал неизбежным, что эта эпоха — последняя фаза капитализма — является эпохой мировых войн. Но она обосновывает всем этим не более как теорию всей эпохи, теорию этого современного империализма вообще. Однако и она не смогла найти перехода от этой теории к конкретным требованиям дня; "Брошюра Юниуса" в своих конкретных разделах так и не стала логическим следствием "Накопления капитала". Теоретически правильная оценка целой эпохи не конкретизируется ею в ясное понимание тех конкретных движущих сил, которые призваны осознать и по-революционному осуществить практическую задачу марксистской теории.
Превосходство Ленина в этом ключевом вопросе далеко не исчерпывается громкими словами "политическая гениальность", "практическая проницательность" и т. п. Это как раз чисто теоретическое превосходство в оценке исторического процесса в целом. Ибо в деятельности Ленина на протяжении всей его жизни не было ни одного практического решения, которое не было бы прямым фактическим и логическим следствием его теоретической установки. При этом ее основную посылку составляет требование конкретного анализа конкретной ситуации. Правда, в глазах тех, кто мыслит недиалектически, это переводит весь вопрос в область "реально-политической" практики. Но для марксистов конкретный анализ конкретной ситуации не противоречит "чистой" теории, а, напротив, образует вершину подлинной теории, тот пункт, где теория действительно осуществляется, где она — именно поэтому — претворяется в практику.
Это теоретическое превосходство основывается на том, что из всех последователей Маркса именно Ленин был тем, чье видение окружающей его капиталистической действительности меньше, чем у кого-либо, было искажено ее фетишистскими категориями. Ибо решающее превосходство марксовой политэкономии в сравнении со всеми предшественниками и последователями состоит в том, что даже в самых запутанных вопросах, где, казалось бы, приходится иметь дело с чистейше экономическими (то есть чистейше фетишистскими) категориями, она смогла логикой собственного метода сформулировать проблему таким образом, что за чисто экономическими категориями зримо выявляются в динамике своего развития те классы, общественное бытие которых выражается этими экономическими категориями. (Достаточно вспомнить о различии между постоянным и переменным капиталом в противовес классическому различению между основным и оборотным капиталом. Только благодаря таким различениям проступает классовая структура буржуазного общества. Марксова формулировка проблемы прибавочной стоимости уже сама по себе вскрыла классовое расслоение между буржуазией и пролетариатом. Приращение постоянного капитала показывает это взаимоотношение в его динамической связи с процессами развития общества в целом и в то же время обнажает идущую между различными группами капитала борьбу за распределение прибавочной стоимости.)
Ленинская теория империализма — это не столько теория его экономически закономерного возникновения и его экономических рамок — как у Розы Люксембург, — сколько теория конкретных классовых сил, которые, будучи развязаны империализмом, действуют в нем, теория конкретного мирового положения, созданного империализмом. Когда Ленин исследует сущность монополистического капитализма, его в первую очередь интересует это конкретное мировое положение и классовое расслоение, которое вызвано им, его интересует, как меняется в результате динамичной концентрации капитала внутренняя классовая структура буржуазии и пролетариата (рост чисто паразитических слоев рантье или рабочей аристократии и т. д.). И самое главное: как внутреннее развитие монополистического капитализма — вследствие неравномерности этого развития в отдельных странах — вновь и вновь делает несостоятельными временные соглашения о разделе "сфер интересов" и прочие компромиссы, достигнутые мирным путем, и толкает к конфликтам, которые могут быть разрешены только силой, только посредством войны.
Определение сущности империализма как монополистического капитализма, а империалистической войны как его закономерного продолжения и выражения присущей ему тенденции к еще более высокой концентрации, к абсолютной монополии делает понятным и процесс расслоения общества с точки зрения отношения к войне. Становится ясно, что представлять себе дело а 1а Каутский — таким образом, будто против империализма могут быть мобилизованы те слои буржуазии, которые "не заинтересованы" в нем или даже "обделены" им, означает наивысшие иллюзии. Монополистическое развитие захватывает всю буржуазию и, больше того, находит поддержку (хотя и временную, конечно) не только у постоянно колеблющейся самой по себе мелкой буржуазии, но даже у части пролетариата. Тем не менее это не значит, будто правы маловеры, считающие, что революционный пролетариат оказывается в изоляции по отношению к обществу в результате своего непримиримого протеста против империализма. Развитие капиталистического общества всегда полно противоречий и совершается в движении противоречий. Монополистический капитализм создает впервые в истории мировое хозяйство в собственном смысле этого понятия; его война, империалистическая война, является поэтому первой мировой войной в самом строгом значении этого слова. Это означает прежде всего, что угнетаемые и эксплуатируемые капитализмом нации впервые в истории ведут уже не изолированную борьбу против своих угнетателей, но втянуты
Однако положение колониальных народов представляет собой лишь крайний случай, выражающий отношение монополистического капитализма к тем, кто подвергается его эксплуатации. Исторический переход от одной эпохи к другой никогда не совершается механически, так, чтобы какой-то способ производства утвердился и стал бы исторически действенным лишь после того, когда предшествующий ему и превзойденный им способ производства уже повсеместно выполнил свою миссию преобразования общества. Вовсе нет, старый и новый, превосходящий его способ производства, а также соответствующие им общественные формы и классовое расслоение перекрещиваются и сталкиваются друг с другом в исторической действительности. Вот почему те или иные процессы, кажущиеся одинаковыми, если рассматривать их абстрактно (например, переход от феодализма к капитализму), имеют совершенно разное содержание по отношению к общественно-историческому целому и соответственно выполняют, если их опять-таки рассматривать сами по себе, совершенно иную функцию и миссию, поскольку они протекают в полностью изменившемся историческом окружении.
Поднимающийся капитализм выступил как сила, формирующая нации. Из средневековой мешанины мелких феодальных владений он перестроил в итоге трудной революционной борьбы капиталистически более развитую часть Европы в крупные нации. Борьба за единство Германии и Италии была последними страницами в истории этой революционной — по своему объективному смыслу — борьбы. Но если капитализм в этих государствах перерос в империалистический, монополистический капитализм, если он принял такие формы даже в отдельных более отсталых странах (России, Японии), то это еще не значит, что он утратил всякое значение как силы, формирующей нации, для всего остального мира. Напротив. Поступательное капиталистическое развитие породило национальные движения у всех народов Европы, ранее "не имевших истории". Только теперь их "национально-освободительная борьба" развертывается уже не как борьба против внутреннего феодализма или феодального абсолютизма, то есть как безусловно прогрессивная, а с неизбежностью вписывается в рамки империалистического соперничества мировых держав. Ее историческое значение, ее оценка зависят поэтому от того, какая конкретно функция выпадает ей в этой конкретной совокупности событий. Значение этого вопроса в полной мере осознал уже Маркс. Конечно, в его время это была главным образом английская проблема — проблема отношений Англии и Ирландии. И Маркс подчеркивает самым резким образом, что независимо от всякой международной справедливости предпосылка освобождения английского рабочего класса состоит в том, чтобы преобразовать нынешнее насильственное объединение, то есть закабаление Ирландии, если это возможно — в равный и свободный союз, а если это будет необходимо — добиться ее полного отделения. Он со всей ясностью увидел, что эксплуатация Ирландии означает, с одной стороны, решающей важности позицию силы для английского капитализма, который уже тогда — но тогда еще как единственный капитализм — успел приобрести монополистический характер, а, с другой стороны, нечеткая позиция английского рабочего класса в этом вопросе порождает раскол среди угнетенных, борьбу эксплуатируемых против эксплуатируемых вместо того, чтобы они вели единую борьбу против их общих эксплуататоров. Маркс увидел, таким образом, что только национальное освобождение Ирландии может создать действительно эффективный фронт в борьбе английского пролетариата против английской буржуазии.
Эта концепция Маркса не только не была принята к действию современным ему английским рабочим движением, но и не стала жизненной в теории и практике II Интернационала. И здесь на долю Ленина выпало пробудить теорию к новой жизни — но к более живой, более конкретной жизни, чем она была даже первоначально у Маркса. Ибо из чисто всемирно-исторической проблемы она превратилась в текущий вопрос, стоящий на повестке дня, и потому выступает у Ленина уже не теоретически, а вполне практически. Потому что в этой взаимосвязи каждому должно быть ясно, что вся эта гигантская проблема, встающая здесь перед нами, — возмущение всех угнетенных, и не только рабочих, в подлинно всемирном масштабе — это именно та проблема, которую Ленин в борьбе против народников, легальных марксистов, экономистов и так далее с самого начала считал сердцевиной аграрного вопроса в России. Во всех этих случаях речь идет о том, что Роза Люксембург называла "внешним" рынком капитализма, под которым имеется в виду некапиталистический рынок, независимо от того, находится ли он в пределах или за пределами политических границ той или иной страны. С одной стороны, все расширяющийся капитализм не может существовать без него, а, с другой стороны, его социальная функция по отношению к рынку состоит в разрушении его первоначальной общественной структуры, в том, чтобы сделать его капиталистическим, чтобы превратить его в капиталистически "внутренний" рынок, вследствие чего, однако, он приобретает тенденции к самостоятельности и так далее. Таким образом, соотношения, возникающие в ходе этого процесса, также являются диалектическими. Правда, Роза Люксембург так и не нашла, исходя из этой правильной и широкомасштабной перспективы, путь к конкретному решению конкретных вопросов мировой войны. Она так и не вышла за рамки исторической перспективы, правильной и широкомасштабной характеристики целой эпохи. Но только лишь эпохи как целого. И это также выпало на долю Ленина — сделать решающий шаг от теории к практике. Но именно этот шаг — и этого никогда нельзя забывать — был одновременно теоретическим прогрессом. Ибо это был шаг от абстрактного к конкретному.
Этот шаг к конкретному от абстрактно верной оценки исторической действительности, от общего указания на революционную сущность всей эпохи империализма с особой остротой поднимает вопрос об особом характере этой революции. Одно из величайших теоретических достижений Маркса состояло в том, что он точно отделил друг от друга буржуазную и пролетарскую революции. Это различие имело, во-первых, величайшее практически-тактическое значение, учитывая неопытность и иллюзии его современников, а во-вторых, оно давало единственное методическое руководство, которое позволяло ясно увидеть новые, действительно пролетарски-революционные элементы в революционных движениях того времени. Однако в вульгарном марксизме это расчленение выродилось в механически жесткое разделение. Практический вывод, который делают из него оппортунисты, состоит в том, что они схематически обобщают следующее эмпирически правильное наблюдение: поскольку в общем каждая революция нового времени начинается как буржуазная, она с успехом может быть осуществлена и посредством пролетарских действий, с учетом пролетарских требований и так далее. Согласно оппортунистам, революция является в подобных случаях только буржуазной, а задача пролетариата состоит в том, чтобы поддерживать такую революцию. Из такого разделения буржуазной и пролетарской революций следует, что пролетариат должен отказаться от своих собственных революционных целей.