Ленин. Социально-теоретическая реконструкция
Шрифт:
Не отрицая роль кровопролития в традиции бунтов против самодержавной власти, имеет смысл вспомнить точку зрения Бакунина, которая в другой форме появилась среди ценностей различных революционных течений, в том числе и среди ценностей, которым следовал Ленин. В прокламации «К офицерам Русской армии», написанной в женевском изгнании в январе 1870 г., в год рождения Ленина (Ленин, видимо, был знаком с этой прокламацией), Бакунин утверждал, что, несмотря на неизмеримые страдания народа, в ходе освободительной борьбы почти не будет кровопролития, если армия выступит на стороне народа. В этом случае «будет только поголовное изгнание за пределы России всех дармоедов и белоручек». «Стенька Разин, — продолжал Бакунин, — который поведет народные массы в будущем, столь явно приближающемся разгроме Всероссийской Империи, будет не богатырь одинокий, а Стенька Разин коллективный». [812] В 1917 г. этот «коллективный Стенька Разин» воплотился в крестьянских восстаниях, в Ленине, в Красной армии и ЧК. Конечно, теория, которой Ленин оправдывал революционное подавление, восходила не к бакунинским источникам. Диктатура пролетариата, как специфический способ отправления власти, возникла и стала «материальной силой» в сфере притяжения массовой демократии, причем, как мы видели, с целью сломить сопротивление правящих классов и создать режим непосредственной демократии. В конечном итоге источник проблемы состоял в том, что подавление осуществлялось не только по отношению к правящим классам, но и, как было описано выше, по отношению ко всем, кто по каким-либо причинам выступил против распоряжений новой власти. Мы видели и то, как параллельно с углублением террора и насилия постепенно сходила с повестки дня, превращалась в теоретический или конституционно-правовой вопрос задача расширения непосредственной демократии. Несмотря на то что Ленин не желал утонуть в водовороте мер по сохранению власти, перерождение великих целей с самого начала было реальной опасностью. Ленин буквально с первого дня революции находился в Кремле как бы на военном посту. Он постепенно усвоил т. н. военное поведение, соответствовавшее чрезвычайной ситуации, хотя, конечно, располагал точными знаниями о неизбежности применения и функциях террора в ходе французской революции или гражданской войны в США. Многое о возникшем положении выясняется из двух телеграмм, отправленных Лениным в первое послереволюционное время. Первая из них была написана 13 (24) января 1918 г.: «Харьков. Народный секретариат, Штаб Антонова, Орджиникидзе. Москва. Главнокомандующему Муралову, Президиуму Совдепа.
812
Бакунин М. А. К офицерам Русской армии // Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. «Археографический центр». М., 1997. С. 280, 281.
Два дня спустя Ленин снова «умолял» Антонова-Овсеенко и Орджоникидзе: «Ради бога, принимайте самые энергичные и революционные меры для посылки хлеба, хлеба и хлеба!!! Иначе Питер может околеть. Особые поезда и отряды. Сбор и ссыпка. Провожать поезда. Извещать ежедневно. Ради бога!». [813]
Как уже говорилось выше, основные вопросы, как, например, сбор и транспортировка хлеба, можно было решить лишь военными методами, точнее говоря, в данной ситуации невозможно было обойтись без военных методов, следовательно, Ленин под влиянием обстоятельств начал действовать так, как «принято» на военном положении, и вынужден был импровизировать. На его решения в значительной степени влияли такие разнородные факторы, как недостаток информации, боязнь падения режима, раскрытие настоящих или мнимых заговоров, формирование военной контрреволюции и т. д. [814] Друг рядом с другом сосуществовали стихийно образовавшиеся народные органы, как, например, Военно-революционный комитет (из которого отчасти вскоре была создана ЧК) и местные советы, с одной стороны, и органы централизации с СНК на вершине, который в принципе был подотчетен ВЦИК, а точнее — Всероссийскому съезду советов, — с другой стороны. В то же время сохранялись сильные патерналистские отношения, на которые смогла опереться власть Центра, более того, личная власть Ленина. Наличие этих различных уровней власти породило своеобразный хаос. Первые решения властей также показывают, что Ленин был вынужден действовать в таких неожиданных ситуациях, о которых едва ли думал раньше. Уже в первые дни революции он столкнулся с проблемой алкоголизма, дезорганизовавшей и часть красногвардейских частей. Хорошее вино и спирт он намеревался продать за границу, чтобы «не отравлять» и не деморализовать местное население. [815] Скоро сложилась и практика взятия заложников, [816] а также заключения организованной оппозиции в концентрационные лагеря как средство и метод «временной изоляции от общества», возникший во время Первой мировой войны и даже еще ранее, в период англо-бурской войны.
813
Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 29, 30.
814
Это доказывается ныне уже огромным архивным материалом. Из новых публикаций см., например: «Совершенно секретно»: Лубянка — Сталину о положении в стране (1922–1934). Т. 1.4. 1. ИРИ РАН, The Edwin Mellen Press, N. Y., London, Canada, 2000.
Естественно, Ленин тоже получил первые обзорные донесения ЧК-ОГПУ, из которых явствовало, что для широких кругов населения характерно сопротивление советской власти или скорее неопределенное недовольство из-за голода, хаоса и нестабильности.
815
Так, в записке в Военно-революционный комитет он спрашивал: «Есть ли бумажка от Военно-революционного комитета, чтобы спирт и вина не выливались, а тотчас были проданы в Скандинавию? Написать ее тотчас». 9 (22) ноября 1917 г. ВРК принял соответствующее решение: «Реквизированное вино (30 000 ведер) вывезти за границу». См.: Ленин В. И. ПСС. Т. 50. С. 5, 403.
816
В записке наркому продовольствия А. Д. Цюрюпе, написанной 10 августа 1918 г., Ленин писал: «Я предлагаю “заложников” не взять, а назначить поименно по волостям. Цель назначения: именно богачи, как они отвечают за контрибуцию, отвечают жизнью за немедленный сбор и ссыпку хлеба. Инструкция такая (назначить “заложников”) дается а) комитетам бедноты, б) всем продотрядам…». Там же. С. 145.
На эскалацию насилия и террора указывали и другие явления. Огромное возбуждение вызвали террористические акты против деятелей советской власти. К числу наиболее ярких примеров относится убийство одного из руководителей петроградских большевиков В. Володарского, позже, 30 августа 1918 г., был убит председатель Петроградской ЧК М. С. Урицкий и в тот же день эсерка-фанатичка Ф. Каплан совершила известное покушение на Ленина. Отвечая на «белый контрреволюционный террор», ВЦИК 2 сентября 1918 г. приняло резолюцию, напечатанную на следующий день в «Правде». В резолюции говорилось, что «на белый террор врагов рабоче-крестьянской власти рабочие и крестьяне ответят массовым красным террором против буржуазии и её агентов». Ленин теоретически и практически выступал за массовый, устрашающий террор государственного характера. В то же время он по-прежнему отвергал индивидуальный террор, личную месть, считая их бесполезными и бессмысленными. Можно считать символичным случай со служащей Царицынского жилищного отдела Валентиной Першиковой, которая была арестована в марте 1919 г. за разрисовку портрета Ленина, вырванного из какой-то брошюры. Начальник одного из участков царицынской милиции В. С. Усачев и красноармеец Минин обратились к Ленину с просьбой об освобождении Першиковой, в ответ на которую Ленин послал председателю губернской ЧК следующую телеграмму: «За изуродование портрета арестовывать нельзя. Освободите Валентину Першикову немедленно, а если она контрреволюционерка, то следите за ней». На телеграмме сохранилась пометка Ленина о передаче всего материала фельетонистам. [817] Множество документов подтверждает тот факт, что вождь революции даже в кульминационные периоды гражданской войны выступал против чекистских и бюрократических злоупотреблений, совершенных в ущерб «маленьким людям». Вот одна из иллюстраций этого факта. 29 марта 1919 г. Ленин направил Череповецкому губисполкому следующую телеграмму: «Проверьте жалобу Ефросиньи Андреевой Ефимовой, солдатки деревни Новосела, Покровской волости, Белозерского уезда, на отнятие у нее хлеба в общий амбар, хотя у нее муж в плену пятый год, семья — трое, без работника. Результат проверки и ваших мер сообщите мне». [818]
817
Там же. С. 267, 474–475.
818
Там же. С. 272, 476–477.
В мышлении и политике Ленина массовый террор времен гражданской войны был самым крайним средством борьбы с врагами, которое он применял в зависимости от конкретных дел, случаев, ситуаций или применения которого он иногда напрасно добивался. [819] В иных ситуациях, однако, он критиковал применение террора и насилия, мотивированных политическим, властным расчетом и социальными, классовыми соображениями. Он часто требовал ограничения применения террора, больше того, прекращения конкретных злоупотреблений властью и наказания виновных сотрудников ЧК. Так, например, в телеграмме М. И. Лацису от 4 июня 1919 г. с ужасом протестовал против положения в ЧК на Украине: «Каменев говорит — и заявляет, что несколько виднейших чекистов подтверждают, — что на Украине Чека принесли тьму зла, будучи созданы слишком рано и впустив в себя массу примазавшихся… Надо подтянуть во что бы то ни стало чекистов и выгнать примазавшихся». [820] Ленин знал, что и большинство в ЧК составляют полуграмотные, политически не подготовленные молодые люди, включая таких «случайных карьеристов» и «безыдейных» людей, которые появляются везде, где надеются найти власть и материальную обеспеченность.
819
Письмо Г. Е. Зиновьеву, а также Лашевичу и другим членам ЦК от 26 июня 1918 г.: «Тов. Зиновьев! Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную… Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает». Там же. С. 106. Телеграмма И. В. Сталину в Царицын. 7 июля 1918 г. в 1 час ночи: «Сегодня около 3-х часов дня левый эсер убил бомбой Мирбаха. Это убийство явно в интересах монархистов или англо-французских капиталистов. Левые эсеры, не желая выдать убийцу, арестовали Дзержинского и Лациса и начали восстание против нас. Мы ликвидируем сегодня же ночью беспощадно и скажем народу всю правду: мы на волосок от войны. У нас заложниками сотни левых эсеров. Повсюду необходимо подавить беспощадно этих жалких и истеричных авантюристов, ставших орудием в руках контрреволюционеров». Там же. С. 114.
820
Там же. С. 338. См.: Фельштинский Ю. Г. О терроре и амнистиях. С. 19.
Таким образом, насилие было не только продуктом прошлого, мировой и гражданской войны, [821] но и неотъемлемой частью становления нового строя. Лучше всего это выразилось в том факте, что единственным возможным средством для обуздания самоуправства новой бюрократии тоже была угроза насилия, ведь на создание нового правового порядка ушли позже еще целые годы. Например, в апреле 1919 г. в Княгининском уезде местные власти принуждали крестьян к вступлению в артели и коммуны, что от имени СНК было категорически запрещено Лениным, защищавшим крестьянство, образовывавшее хребет Красной армии: «Недопустимы какие бы то ни было меры принуждения для перехода крестьян к общественной обработке полей. Неисполнение этого будет караться со всей строгостью революционного закона». 10 апреля 1919 г. в газете «Известия ВЦИК» было опубликовано циркулярное письмо, подписанное Лениным и наркомом земледелия С. П. Середой. Вот полный текст этого письма: «В Наркомзем поступили сведения, что в целях организации советских хозяйств, коммун и других коллективных объединений земотделы, упсовхозы отбирают поступившие в пользование крестьян земли нетрудовых владений, вопреки смыслу статьи 9 Положения о социалистическом землеустройстве. Подтверждается недопустимость подобных явлений. Все земли, находящиеся ко времени опубликования Положения о социалистическом землеустройстве в трудовом пользовании крестьян и предоставленные им на основании постановлений или инструкций уездных или губернских земотделов, никоим образом не могут быть отчуждаемы принудительным
821
В обостренной исторической ситуации была использована и такая форма массового террора, как распространившиеся во время мировой войны «концентрационные лагеря» (конечно, не тождественные сталинским, а тем более — гитлеровским): «Необходимо организовать усиленную охрану из отборно надежных людей, провести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города» (Ленин В. И. ПСС. T. 50. С. 143–144).
822
Там же. С. 381, 495.
Под влиянием эскалации террора Ленин — хотя это и замалчивается историками типа Д. А. Волкогонова, Р. Пайпса и Ю. Г. Фельштинского — был вынужден из властных соображений навести порядок в деятельности ЧК и трибуналов, не исполнявших законы и предписания. Во время гражданской войны ведомственные организации могли совершать аресты на основании доносов, без всяких предварительных доказательств. Ленина приводила в гнев открытая бесчеловечность созданных по его инициативе административных властей и органов внутренних дел. Это подтверждается множеством документов, однако вместо их перечисления [823] целесообразнее показать некоторые шаги, предпринятые Лениным для укрощения вышедшего из-под контроля террора, и его позицию по этому вопросу, что, быть может, позволит сделать и некоторые теоретические выводы.
823
Можно сослаться, например, на письма Н. П. Брюханову от февраля 1919 г. и на телеграмму Ярославскому губисполкому. См.: Там же. С. 260, 256.
В начале 1922 г., с реорганизацией ЧК и созданием официального ведомства — ГПУ, последнему были поставлены задачи защиты советской власти и власти Коммунистической партии, устрашения, вытеснения и административной ликвидации политической оппозиции. [824] На повестку дня было выдвинуто определение правовых рамок террора, что может восприниматься как своего рода юридическое обобщение опыта гражданской войны и появления новой ситуации. Параллельно с прекращением репрессий периода военного коммунизма Ленин искал и в своеобразной форме нашел возможности обуздания влияния новой буржуазии. В мае 1922 г. в связи с формированием революционного правового порядка он решительно высказался за прекращение произвола и «узаконение террора». По поводу проекта Уголовного кодекса РСФСР Ленин писал Д. И. Курскому, что необходимо «открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически-узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы». Из замечаний Ленина выясняется, что он стоял за ужесточение мер против политической оппозиции (особенно если речь шла о связи с «международной буржуазией»), вплоть до расширения применения «высшей меры наказания», и в то же время «релятивизировал» эту меру, добавив, что она может быть заменена «высылкой за границу, по решению Президиума ВЦИКа». [825] Таким образом, в свете этого видно основное направление деятельности Ленина. Из сформулированных им документов однозначно выясняется, что крупномасштабное наступление на священников, церковь и буржуазную интеллигенцию, осуществленное в 1922 г., было своего рода «завершением» гражданской войны, изоляцией, изгнанием тех политических противников, которые во время гражданской войны поддерживали из тыла белогвардейцев, монархическую контрреволюцию, антисоветский лагерь и после их поражения сохранили важные позиции в духовной и политической жизни советского общества. В то же время стало очевидным складывание того катастрофического комплекса взглядов, согласно которому всякая политическая оппозиция причислялась к лагерю контрреволюции.
824
Партийные документы, связанные с организацией ОГПУ, см. в кн.: Лубянка. Сталин и ВЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД. Январь 1922 — декабрь 1936. (Под ред. А. Н. Яковлева). МФД. М., 2003. С. 10–27.
825
Ленин В. И. ПСС. T. 45. С. 189–190.
Донесения ОГПУ о настроениях масс в первую очередь и в основном выражали, пользуясь словами Теренса Мартина, «глубокое недоверие советского руководства по отношению к народу, боязнь возникновения стихийных беспорядков». [826] Эти документы скорее или в первую очередь выражали то противоречие, что Ленин и советские руководители в то время очень хотели и в то же время не могли, были не способны соответствовать намеченным ими же целям, не смогли преодолеть те социальные и исторические предпосылки, из которых выросла сама революция. [827]
826
См.: «Совершенно секретно». С. 22.
827
Ежемесячные обзоры ОГПУ, информировавшие советское руководство о настроении населения, представляли собой новую форму экономической и политической информационной деятельности органов государственной безопасности, появившуюся во второй половине 1921 I. Эти обзоры подготавливались на основе информации областных — губернских органов безопасности и милиции, а также государственных, партийных и профсоюзных организаций. Обзоры, конечно, посылались и Ленину и в хронологически систематизированной форме хранились в его архиве. Третья Всероссийская конференция чрезвычайных комиссий (июнь 1919 г.) возложила ответственность за сбор политической информации на Секретный отдел ВЧК. В декабре 1921 г. в составе нового Секретно-оперативного управления был создан Информационный отдел (ИНФО). Эта система была еще более усовершенствована при создании ГПУ. В обзорах «следовало отражать настроение “всех групп населения и факторов, влияющих на изменение этих настроений," в частности связанных с мероприятиями советской власти…». Виноградов В. К. Об особенностях информационных материалов ОГПУ как источника по истории советского общества // «Совершенно секретно». С. 31, 33, 43, 45 и далее.
6.3. Волна репрессий 1922 г.: завершение гражданской войны
Необходимо напомнить читателю о том, что с лета 1918 г. Ленин видел главный источник террора в интервенции западных держав. Лишь для примера сошлюсь на политический доклад ЦК, сделанный Лениным на VII Всероссийской конференции РКП(б). В этом докладе Ленин, отвечая на западную критику, обвинявшую советскую власть в терроризме, особо остановился на проблеме террора и заявил: «До сих пор больше всего мерзкая буржуазия в Европе обвиняла нас в нашем терроризме, в нашем грубом подавлении интеллигенции и обывателя. На это мы скажем: “Все это навязали нам вы, ваши правительства”… Это был настоящий террор, когда против страны, одной из наиболее отсталых и ослабленных войной, объединились все державы… Наш террор был вызван тем, что против нас обрушились такие военные силы, против которых нужно было неслыханно напрягать все наши силы». С другой стороны, он указал на то, что мелкая буржуазия, средние элементы, интеллигенция с большим трудом переносили тяжесть гражданской войны, поскольку «они десятки лет были привилегированными, но мы должны в интересах социальной революции эту тяжесть возложить и на них». А перенесение этих тягот в интересах победы в гражданской войне требовало, как подчеркнул Ленин, «строжайшей военной дисциплины». [828]
828
Ленин В. И. ПСС. Т. 39. С. 354–356.
В объяснении нуждается волна репрессий, поднявшаяся в 1922 г. и направленная на подавление сопротивления церквей, буржуазной интеллигенции и политической оппозиции. Прежде всего необходимо выяснить политические причины этих репрессий, ведь гражданская война к тому времени практически завершилась. Во-первых, несомненно, что фоном этой волны репрессий была боязнь социальных и политических следствий новой экономической политики в условиях международной изоляции, к тому же со свежим опытом военной интервенции западных держав. Появление новой буржуазии, восстановление рынка и других элементов капитализма, а также связанные с этим социальные, культурные и идеологические конфликты (более конкретно мы остановимся на них позже) породили чувство страха и неопределенности, охватившее руководителей, членов и сочувствовавших партии большевиков. Конкретной причиной этого страха было то, что различные силы, противостоявшие советской власти, могли объединиться, так как НЭП, с одной стороны, открывал перед ними более широкие возможности, а с другой стороны, порождал те социальные элементы, которые были способны или казались способными свергнуть советскую власть. [829] Ныне нелегко понять этот страх, однако в этом может помочь исторический подход. Далее, психоз большевиков, связанный с боязнью потерять власть, получил новые импульсы в исторической ситуации, сложившейся после победы в гражданской войне. [830] Белые армии и армии интервентов были разгромлены на полях сражений гражданской войны, однако большевистские руководители считали, что военное поражение контрреволюции не повлекло за собой ее полного политического поражения. По их мнению, нетронутой осталась тысячелетняя опора монархии, Русская православная церковь, с ее организацией и духовно-политическим влиянием, а кроме этого, выжили и контрреволюционные партии, готовые к свержению руководимой большевиками советской власти.
829
В своих статьях и прочих документах Ленин и Троцкий часто ссылались expressis verbis на то, что НЭП объективно создал «новых» социальных и политических противников советского режима. Об этом свидетельствует написанное тогда письмо Троцкого о взаимоотношениях между партией и государством: Пометка на письме Л. Д. Троцкого членам Политбюро ЦК РКП(б) // В. И. Ленин. Неизвестные документы. С. 513–514. В связи с церковью и высылкой групп интеллигенции см.: Там же. С. 515–523, 544–547, 550–559.
830
Как мы видели, конкретные события и определенный «психоз» были связаны и с введением красного террора летом 1918 г., это отразилось, например, и на судьбе царской семьи. Судьба царя сложилась иначе, чем планировалось заранее, большую роль в ней сыграли спонтанные элементы. Казнь царской семьи (17 июля 1918 г.) обычно служит в современных работах доказательством «кровожадности» Ленина, хотя Ленин и советское руководство собирались обнародовать преступления царя на открытом судебном процессе. Этот процесс не состоялся по политическим причинам. Между прочим, нет никаких прямых доказательств того, что Ленин лично дал указание о казни царской семьи. Решение было принято в зависимости от актуальной политической и военной ситуации, так как возникли опасения, что царь и его наследники будут освобождены и станут эмблематичными фигурами контрреволюции. Вскоре после казни белые действительно заняли Екатеринбург. Документ о казни был подписан председателем Исполкома Уральского совета А. Г. Белобородовым в Екатеринбурге, где содержалась под стражей царская семья. Этот документ оповещал общественное мнение о том, что «Президиум Областного совета постановил расстрелять бывшего царя Н. Романова. В ночь на 16 июля 1918 г. приговор приведен в исполнение». Содержавшаяся в документе ссылка на царскую семью была вычеркнута от руки, поскольку и уральские большевики считали необходимым умолчать о казни детей, собственно говоря, стыдились ее, как не упоминалось о ней и позже в советской исторической науке. Документ о казни уже давно хорошо известен, так как его разборчивая цветная фотокопия была опубликована несколько десятилетий назад в кн.: Bildung der Russischen Revolution. Berlin-Frankfurt/M, 1978; репринт 1979. P. 179.