Ленин. Жизнь и смерть
Шрифт:
С крестьянами, с которыми он любил охотиться и рыбачить, отношения складывались не легко. Их вовсе не интересовала революция и мало заботили мировые проблемы. Среди них ему больше всех нравился простодушный Сосипатыч. Он все время делал Ленину какие-нибудь подарки: то принесет живого журавля, то кедровую шишку, — словом, что-нибудь такое, что, по его мнению, могло бы приятно удивить культурного человека, прибывшего в незнакомый край из далекой западной России. Сосипатыч замечательно знал родные места и иногда пускался в длинные, утомительные для Ленина рассказы, мало ему интересные. Но зато он был истинным кладезем конкретных знаний, когда разговор касался положения крестьян в Восточной Сибири, и потому он был более всех остальных приближен к Ленину в ту долгую зиму.
Под
Заколдованное царство
В России весна не приходит — она разражается как гром среди ясного неба. Стоит холодный день, все сковано морозом, а назавтра вдруг воздух полон весенних звуков: журчат талые воды, в безоблачном небе высоко поют птицы, из-под снега пробивается ароматный дух земли, наливаются соками деревья. Весна в России врывается в природу, она пьянит, как дурман.
Так было и в Шушенском. Лед на реке растаял, лиственницы и березы пустили молоденькие побеги. В лесу еще кое-где в оврагах лежал снег, но там он обычно не таял долго, а с отрогов Саянских гор снег сходил только к концу лета. В письмах Ленина, относящихся к тому периоду, никаких упоминаний о наступающей весне нет, — он пишет о погоде, только когда она мешает ему жить, — и все же какая-то взволнованность в них чувствуется. Сам тон его писем стал бодрее, ему все больше требуется книг, он строит далеко идущие планы… К тому же его радует весть о Надежде Крупской: из Уфимской губернии на севере, где она отбывала ссылку, ее переводили по ее же просьбе отбывать срок ссылки в Шушенское; основанием для такого решения послужило поданное ею прощение, в котором она заявляла, что собирается выйти замуж за Владимира Ульянова, и притом немедленно по прибытии на новое место ссылки. Ленин был просто вне себя от радости. Его сестра Анна, которая встречалась с Крупской в Москве, не разделяла его восторгов. Существо ревнивое, она писала брату: «У нас сейчас гостит Надя. Она похожа на селедку».
Похожа или нет, но Ленин тем не менее с нетерпением ждал ее приезда. С самого начала их отношений он не был безумно в нее влюблен. Для него она была верным товарищем по партии, послушная, преданная подруга; она прекрасно владела собой в минуты опасности, тревоги и была большой мастерицей по части тайнописи невидимыми чернилами. Хотя в юности она была даже хорошенькой, но теперь она как-то потускнела, стала выглядеть старше своих лет. Среди женщин, которые ему нравились на протяжении жизни, а их было немало, не было ни одной, которая относилась бы к нему с такой беззаветной любовью и так подчинялась бы малейшим его желаниям, как Надежда. Он оценил это уже тогда, в Шушенском. Но была и другая причина, почему он ждал ее с нетерпением: она везла с собой целую библиотеку.
Однако она задерживалась — постоянно возникали непредвиденные обстоятельства. Как-то в мае, в один прекрасный день она наконец-то неожиданно прибыла. Никто ее не встретил. Ленин в это время был на охоте. Дома оставался Зырянов. Он был предупрежден, что она должна приехать, поэтому тут же провел ее в комнату Ленина. Там
В тот вечер за столом все говорили одновременно. Вокруг Ленина и прибывших к нему женщин собралась вся семья Зыряновых. Полдеревни пришло поглазеть на молодую женщину, «похожую на селедку», и ее мать, осанистую даму, как-никак из благородных. Произносились тосты, выпивали, и долго еще молодые не могли остаться одни. Но вот все ушли, и молодые занялись делом: надо было разложить книги по дисциплинам и расставить по полкам, рассмотреть фотографические карточки, прочесть на обратной стороне каждой из них послания от друзей. Только на рассвете они улеглись спать.
Крупская сразу же невзлюбила Зыряновых. Они слишком много пили, были любопытны и болтливы. Она твердила, что ей хочется жить в отдельном доме или, по крайней мере, занимать половину дома, а не ютиться в двух комнатках бок о бок с Зыряновыми. Ленин стал потихоньку наводить справки, и вскоре у него появилась возможность снять половину большого дома, за которую надо было платить четыре рубля в месяц. Хозяйка сочла Ленина подходящим постояльцем, — на эту половину ее дома давно метил местный священник, но она отдала предпочтение Ленину.
Ленин привык жить бобылем-одиночкой, свободно и привольно; он много занимался, а устав, бросал все и шел на речку или в лес, словом, когда хотел и куда хотел. Теперь же он оказался во власти двух женщин, и каждая стремилась внести в его жизнь строгий порядок. Его будущая свекровь, Елизавета Васильевна, была остра на язык. К тому же она была глубоко верующим человеком, а Ленин вообще не признавал никакой религии. Конечно, на этой почве возникали ссоры, которые кончались тем, что Ленин изображал сцену покаяния и со «смиренным» поклоном удалялся. Он умел все обратить в шутку; ему достаточно было состроить смешную гримасу и дернуть себя за бороду — и мать с дочерью начинали умирать со смеху. «Толстячок» знал, как задобрить женщину.
Переехав в новый дом, Крупская сразу же освоилась и так умело повела хозяйство, как будто была местной уроженкой, сибирячкой. Единственное, на что она жаловалась, — в селе невозможно было найти прислугу. Она завела небольшой огород, на котором выращивала огурцы, свеклу, морковь и тыкву, и очень гордилась своими успехами. Что касается стряпни, то тут гордиться было нечем. Голова у нее все время была занята другими мыслями, она забывала, что у нее делается в печке, и в результате любимый суп с клецками превращался в кашу. Правда, через несколько месяцев она была избавлена от обязанностей стряпухи. Ей стала помогать тринадцатилетняя худенькая деревенская девочка, которая на кухне управлялась гораздо ловчее хозяйки. Ее звали Паша. Крупская занялась девочкой и стала учить ее читать и писать и очень порадовалась, когда обнаружила, что Паша ведет дневник. Ничего особенного в нем не было, девочка просто записывала свои нехитрые впечатления. Много лет спустя Крупская смогла припомнить только одну запись: «Были Оскар Александрович и Проминский. Пели „Пень“, я тоже пела».
Так что кроме дурно приготовленной пищи, которой угощала Ленина его супруга, да временами случавшихся резких отповедей со стороны Елизаветы Васильевны огорчений в ту пору у него было немного. Между тем в селе он настолько вырос в общественном мнении, что его там почитали как барина. К тому же он был обладателем огромнейшей по меркам селян библиотеки и главным потребителем писчей бумаги, закупаемой им в сельском магазинчике. Для разъездов по округе он нанимал крестьянскую повозку с лошадью, и когда он катил по дороге, восседая на месте возницы и размахивая кнутом над головой, зрелище было незабываемое. Полиция его почти не беспокоила, и он был волен путешествовать, куда его душе было угодно.