Ленин. Жизнь и смерть

Пейн Роберт

Просто поразительно, что Зимний так долго держался. Подвойский объявил, что дворец падет к полудню. Во второй половине дня в Смольный начали каждый час поступать донесения, что Зимний почти взят, того гляди будет взят. Но войска, осаждавшие дворец, были плохо организованы, у них не было единой тактики, между командирами вспыхивали споры, солдаты оставляли свои посты и преспокойно сбегали, а многие приказы не доходили. Иные осаждавшие, как лунатики, спали на ходу, а что касается осажденных, то они от усталости еле держались на ногах. Соорудив из дров что-то вроде бруствера защиты от пуль, они залегли под ним и, как стало известно противнику, крепко заснули. В самом дворце величаво расхаживали старые придворные слуги в голубых камзолах с красными воротниками и золотыми галунами, неся свою ежедневную службу, как будто ничего не происходило. Генерал

Багратуни, командующий силами защитников Зимнего, махнув рукой на совершенно непосильное задание, все бросил и ничтоже сумняшеся ушел из дворца, при этом наверняка не испытывая никаких угрызений совести и не имея никакого желания вернуться назад, чтобы выполнить свой долг. Он был арестован патрулем и доставлен к Подвойскому, который в это время обходил позиции находящихся под его командованием войск. К ночи защитников Зимнего осталось около тысячи мужчин и женщин, с двумя десятками пулеметов на всех. Позже вскрылось такое загадочное обстоятельство: многие пулеметы оказались с вынутыми затворами.

К шести часам вечера осадное кольцо вокруг дворца сжалось, и было решено послать к членам Временного правительства делегацию с требованием сдаться в течение двадцати минут. Временное правительство собралось в Малахитовом зале. Из окна они видели крейсер «Аврора», стоявший на якоре за мостом, с жерлами пушек, нацеленных на дворец. Большевики полагали, что они вывели из строя всю телефонную связь в Зимнем, но в действительности одна секретная линия между Зимним и фронтом работала. Временному правительству была обещана поддержка с фронта, и министры-пленники жили в ожидании освобождения. Потому они и отвергли ультиматум, затем сели ужинать.

Тем временем в Смольном Ленин с нарастающим нетерпением ждал взятия Зимнего, все больше раздражаясь по поводу столь затянувшейся осады. Каждый час ему сообщали, что дворец вот-вот перейдет к большевикам. Но проходили часы, а ему по-прежнему доносили, что дворец пока держится. Ленин желал получить Зимний во что бы то ни стало. По его замыслу он должен был оказаться в руках Советов до начала 2-го Всероссийского съезда Советов, который открывался вечером. Вероятно, Ленин помнил заповедь Бакунина, учившую, что революция не может считаться завершенной, если не взята городская ратуша. Усталый Ленин растянулся на полу в одной из комнат рядом с Актовым залом Смольного. Лежа на полу, он ожидал вестей, время от времени задремывая. Троцкий прилег рядом с ним. Но вот вбежал очередной гонец, потряс его за плечо и шепнул, что Зимний еще держится. Троцкий, уже не задумываясь, отдал приказ, чтобы «Аврора» сделала залп холостым зарядом по дворцу. Разрушать дворец из-за небольшой кучки министров ему было жалко. К тому же у него пропал интерес к осаде Зимнего. В отличие от Ленина, он считал ее лишь мелким эпизодом, не сопоставимым по масштабу с грандиозностью уже происшедшего.

В 9 часов вечера «Аврора» дала залп холостым зарядом, за ней холостыми залпами откликнулись пушки Петропавловской крепости. Ответом был шквальный пулеметный огонь со стороны дворца. В течение часа продолжалась перестрелка между осажденными и отрядами, штурмовавшими дворец. И те и другие, стреляя в темноте, опустошили тысячи пулеметных лент; почти все очереди били мимо цели, люди страдали только от шальных пуль. Было убито девять человек из дворцовой охраны и шесть матросов. Таков был общий счет жертв изнурительно долгой осады Зимнего.

Во дворце потухли огни. Министры, все еще уповавшие на подкрепление с фронта, которое они ждали к утру, удалились в малую столовую рядом с Малахитовым залом, чтобы поразмыслить над непостижимостью обрушившихся на страну злоключений. А в это время артиллеристы Петропавловской крепости ради забавы дали несколько залпов по Зимнему настоящими снарядами, повредив часть карнизов и разбив кое-где окна. Звон разбитого стекла отчаянно-жалобным плачем разнесся над Невой, подобно последнему крику умирающего. Томительно тянулись часы под грозные раскаты пушечной канонады. Временами слышались пулеметные очереди. На Дворцовой площади красногвардейцы грелись у костров. К полуночи пожаловала делегация членов Петроградской городской думы. Они пришли к Зимнему с намерением умереть вместе с правительством. Во главе процессии выступал градоначальник Петрограда с фонарем и зонтиком в руках. Красногвардейцы преградили им дорогу и заставили повернуть назад.

В час ночи красногвардейцы и матросы начали проникать в Зимний, бесшумно крадясь по паркетным полам коридоров

под великолепными хрустальными люстрами. В кромешной тьме они разбрелись кто куда, потерявшись в бесконечном лабиринте коридоров. Но вслед за ними шли и шли другие. В темноте раздавались выстрелы, местами происходили стычки с юнкерами, последними защитниками Зимнего. Казаки и женский батальон давно бежали. В два часа десять минут ночи в малую столовую ворвался Антонов-Овсеенко, один из трех руководителей штурма Зимнего дворца, и от имени Военно-революционного комитета арестовал сидевших там министров. Они ожидали, что арестовывать их будет человек, по облику которого можно сразу определить матерого революционера, бунтовщика. Внешность Антонова-Овсеенко совсем не вязалась с этим образом. у него было тонкое, бледное, как мел, лицо, длинные редкие волосы и бородка. На носу у него были очки, а на голове — широкополая фетровая шляпа, небрежно сдвинутая назад со лба. Днем он упал в лужу, и на его одежде засохла грязь. Словом, он больше напоминал поэта или этакого «падшего ангела». Антонов-Овсеенко швырнул шляпу на стол и, обратившись к министрам, начал задавать им вопросы, рассеянно поправляя прическу гребешком. Он не спал тридцать шесть часов и дошел до полного изнеможения. Силы у него были на пределе.

Час спустя все министры были под конвоем препровождены в Петропавловскую крепость. Осада была снята.

Под рокот пушек «Авроры» и Петропавловской крепости в Актовом зале Смольного открылся 2-й Всероссийский съезд Советов. Председателем съезда был избран Каменев. В президиум съезда вошли четырнадцать большевиков, семь эсеров, три меньшевика и один представитель от группировки, возглавляемой Горьким. В зале стоял чудовищный крик. Казалось, кричат все одновременно. Страшно негодовали умеренные социалисты; они считали, что большевики не смели устраивать государственный переворот, спекулируя полномочиями Петроградского Совета. Выражая свой протест, они прекрасно понимали, что уже не в силах ничего изменить. Большевики нагло шли напролом, не желая ни с кем делиться властью, которую им удалось тихой сапой захватить за какие-то одни сутки с помощью ловких маневров. Съезд открылся в 10.40 вечера и затянулся до утра.

А Троцкий с Лениным все еще лежали, растянувшись на полу в неуютной мрачной комнате, где не было ни столов, ни стульев и вообще никакой мебели. Кто-то постелил им на пол одеяло, а одна из сестер Ленина принесла подушки. Смертельно уставшие после всех треволнений прошедшего дня, они лежали без сна и не могли заснуть — до того взвинчены были их нервы. В какой-то момент до того Ленин, посмотрев в окно, увидел красногвардейцев и солдат, гревшихся у разожженных костров. Теперь, вспомнив увиденную им картину, он вдруг произнес: «Замечательное зрелище — вооруженный рабочий бок о бок с солдатом у костра», — и снова замолчал. Немного погодя он спросил: «А что, Зимний еще не пал? Это уже становится опасным». Время от времени Троцкий посылал гонца узнать, как разворачивается задуманная им операция взятия Зимнего дворца, который, даже оставшись практически без обороны, упорно не желал сдаваться.

В Актовом зале выступал Дан. Он вовсю разносил большевиков. В комнату, где отдыхали Троцкий с Лениным, вбежала сестра Ленина и сказала, что большевики зовут Троцкого — надо дать отпор Дану. Бледный, в черной шелковой блузе, с развевающимся галстуком Троцкий бросился в зал, чтобы одним ударом прикончить агонизирующего противника.

Он заявил, что умеренным социалистам всех мастей нет места в революции, что они уже сделали свое дело, и больше от них ждать нечего — они разобщены и не способны удержать власть. «Наша революция победила, — продолжал он. — И почему мы должны уступать вам победу ради какого-то общего согласия?» Когда он это говорил, в нем было что-то от режиссера, распределившего роли между артистами. В данной пьесе для умеренных ролей не оказалось. И тут он щегольнул своей излюбленной фразой: «Ступайте туда, где отныне ваше место — на помойке истории!»

И как ни странно, они его послушались. Умеренные социалисты покинули зал. Остались только левые социалисты-революционеры. Ушедшие со съезда партии раз и навсегда решили, что больше никогда не будут вместе с большевиками, которых они презирали, но и боялись. Они продолжат борьбу, выберут время и методы противостояния большевикам. Но время их кончалось, а методы борьбы были исчерпаны. Одержав победу на улицах Петрограда, большевики упрочили свои позиции. И как не раз бывало, этих завоеваний они добились явочным порядком.