Ленин
Шрифт:
В Политбюро всполошились. Неслыханно! Хрущеву позволили спокойно ковыряться на клумбах с цветами, не отправили на Колыму, а он взялся за «воспоминания»! Пресечь, остановить. Немедленно! На заседании «ленинской» коллегии 27 марта 1970 года поручили И.В. Капитонову и Ю.В. Андропову переговорить с Хрущевым «в соответствии с обменом мнениями на заседании Политбюро ЦК»{217}.
Переговоры с Хрущевым «в соответствии с обменом мнениями на заседании Политбюро»{218} мало что дали. Отставной Первый секретарь стал только осторожнее, как и его сын. Но тем не менее более двух тысяч надиктованных
Как будто бы добились своего. Но Хрущев продолжал копаться в бумажках своих воспоминаний.
Политбюро решило еще раз побеседовать с Хрущевым. Поручили это сделать председателю Комитета партийного контроля А.Я. Пельше и членам комитета С.О. Постовалову и Р.Е. Мельникову. Часовая беседа, хорошо записанная стенографистками Солозоновой и Марковой, – готовый сценарий исторического фильма. Я не имею возможности воспроизвести его в книге из-за объема, но приведу лишь несколько фрагментов беседы, которые, как мне думается, характеризуют партийные нравы коммунистов, атмосферу политического сыска, культивируемую Политбюро, и независимое, смелое поведение Хрущева. Целью «беседы» было намерение заставить отказаться Хрущева от авторства мемуаров и признать их фальшивкой. Итак, некоторые фрагменты из беседы в Комитете партийного контроля с бывшим Первым секретарем.
« Пельше: По сообщению нашего посла т. Добрынина, 6 ноября в Нью-Йорке представители американского журнально-издательского концерна «Тайм» официально объявили о том, что они располагают «воспоминаниями Н.С. Хрущева»… Может быть, вы прямо скажете нам, кому передавали эти материалы для публикования за рубежом.
Хрущев: Я протестую, т. Пельше. У меня есть свои человеческие достоинства, и я протестую. Я никому не передавал материал. Я коммунист не меньше, чем вы.
Пельше: Надо вам сказать, как они туда попали.
Хрущев: Скажите вы мне, как они туда попали. Я думаю, что они не попали туда, а это провокация.
Пельше: Вы в партийном доме находитесь…
Хрущев: Никогда, никому никаких воспоминаний не передавал и никогда бы этого не позволил. А то, что я диктовал, я считаю, это право каждого гражданина и члена партии.
Пельше: У нас с вами был разговор, что тот метод, когда широкий круг людей привлечен к написанию ваших мемуаров, не подходит…
Хрущев: Пожалуйста, арестуйте, расстреляйте. Мне жизнь надоела. Когда меня спрашивают, я говорю, что я недоволен, что я живу. Сегодня радио сообщило о смерти де Голля. Я завидую ему…
Пельше: Вы скажите, как выйти из создавшегося положения?
Хрущев: Не знаю. Вы виноваты; не персонально вы, а все руководство… Я понял, что, прежде чем вызвать меня, ко мне подослали агентов…
Пельше: То,
Хрущев: Мне 77-й год. Я в здравом уме и отвечаю за все слова и действия…
Пельше: Как выйти из этого положения?
Хрущев: Не знаю. Я совершенно изолирован и фактически нахожусь под домашним арестом. Двое ворот, и вход и выход контролируются. Это очень позорно. Мне надоело. Помогите моим страданиям.
Пельше: Никто вас не обижает.
Хрущев: Моральные истязания самые тяжелые.
Пельше: Вы сказали: когда я кончу, передам в ЦК.
Хрущев: Я этого не говорил. Тов. Кириленко предложил мне прекратить писать. Я сказал – не могу, это мое право.
Пельше: Мы не хотим, чтобы вы умирали.
Хрущев: Я хочу смерти.
Мельников: Может быть, вас подвел кто-то?
Хрущев: Дорогой товарищ, я отвечаю за свои слова, и я не сумасшедший. Я никому материалы не передавал и передать не мог.
Мельников: Вашими материалами пользовался не только сьн, но и машинистка, которую вы не знаете, писатель беспартийный, которого вы также не знаете, и другие.
Хрущев: Это советские люди, доверенные люди.
Мельников: Вы не стучите и не кричите. Вы находитесь в КПК и ведите себя как положено…
Хрущев: Это нервы, я не кричу. Разное положение и разный возраст.
Пельше: Какие бы ни были возраст и нервы, но каждый член партии должен отвечать за свои поступки.
Хрущев: Вы, т. Пельше, абсолютно правы, и я отвечаю. Готов нести любое наказание, вплоть до смертной казни.
Пельше: КПК к смертной казни не приговаривает.
Хрущев: Практика была. Сколько тысяч людей погибло. Сколько расстреляно. А теперь памятники «врагам народа» ставят…
Пельше: 23 ноября, то есть через 13 дней, они («Воспоминания». – Д.В. ) будут в печати. Сейчас они находятся в типографии…
Хрущев: Я готов заявить, что никаких мемуаров ни советским издательствам, ни заграничным я не передавал и передавать не намерен. Пожалуйста, напишите.
Постовалов: Надо думать, и прежде всего вам, какие в связи с этим нужно сделать заявления, а их придется делать…
Хрущев: Я только одно скажу, что все, что я диктовал, является истиной. Никаких выдумок, никаких усилений нет, наоборот, есть смягчения. Я рассчитывал, что мне предложат написать. Опубликовали же воспоминания Жукова. Мне жена Жукова позвонила и говорит: Георгий Константинович лежит больной и лично не может говорить с вами, но он просит сказать ваше мнение о его книге… Я, говорю, не читал, но мне рассказывали люди. Я сказал: отвратительно и читать не могу то, что написано Жуковым о Сталине. Жуков – честный человек, военный, но сумасброд…