Ленинград. Дневники военных лет. Книга 2
Шрифт:
…Приехал командир батареи товарищ Барбакадзе. Долго беседовали. Он из района Зестафони. Был чернорабочим в Тбилиси… В 1932 году по комсомольскому спецнабору пошел в Севастопольское училище береговой обороны.
…Финская и Отечественная войны его многому научили. Капитан Барбакадзе кадровый морской артиллерист, выдержанный строевой командир; говорит серьезно, неторопливо. Один из первых командиров наших транспортеров и тяжелых военно-морских батарей Н-ского укрепленного района. В 1940 году был в Эстонии, в Палдиски… Война застала Барбакадзе там же… Позже он был послан
…В бою 12 января батарея Барбакадзе била по Шлиссельбургу. Наблюдательный пункт на Неве в четырехэтажном здании. Били по узлам 170-й немецкой пехотной дивизии. «Нашу работу увидите…» — говорит товарищ Барбакадзе.
…Ночью, «В последний час». В Сталинграде взят в плен генерал-фельдмаршал Паулюс[28] со своим штабом.
Под Сталинградом в составе 6-й армии и 4-й танковой было 330 000 солдат и офицеров. Таким образом, наши подсчеты были преуменьшенными. Подобного классически чистого военного разгрома Германия не видела со дня Иены[29]. Действия Антанты в 1918 году были лишены черт блистательности.
Несомненно, капитуляция, вернее, сдача Паулюса, найдет широчайший отклик. Пример Паулюса повлияет на многих немецких генералов, офицеров и солдат, а мы уж побеспокоимся о том, чтобы им стали известны подробности.
1 февраля 1943 года.
По пути в Кронштадт вице-адмирал Дрозд, командующий эскадрой КБФ, пересекая на машине в сильный туман залив, попал в полынью (видимо, здесь лед был пробит снарядом). Погиб… Горько… Отличный был командир.
Утром на легковой машине выехали на передний край…
В пути, недалеко от Невы, заметил двух пленных немцев, шедших под конвоем автоматчиков. Остановил машину. Коротко допросил их. Пленные — молодые солдаты 28-й легкой дивизии. Участвовали в Крымском походе: «В Зимферополь, Альлюшта…» (Одеты относительно хорошо. Куртки и брюки из толстой материи, теплые шапки, обшитые кожей бурки.) Наши конвоиры добродушны, показывают немцам свои полушубки, а потом щупают их куртки: «Эрзац!»
Один из пленных — молодой рабочий с завода «Сименс» из Берлина. Отрицает, что был в Hitleijugend. Сообщил, что солдаты хотят кончать войну; легко сдаются в плен. О положении под Сталинградом кое-что знает. Когда я сказал ему, что фельдмаршал Паулюс и весь его штаб взяты нами в плен, он удивленно переспросил: «Паулюс?» Видимо, это его поразило…
Немцы держались дисциплинированно, руки по швам, ответы четкие. Может быть, меня чем-то «взяла» молодость пленного и то, что он — рабочий. Я не чувствовал злобы, только некоторое презрение, жалость и интерес: вот еще один из гитлеровского мира. Разбив немцев, мы в основном испытаем похожие чувства: удовлетворение, жалость и интерес к немецкому народу. Думаю, что эсэсовцы и полицейские вызвали бы во мне иное отношение.
Быстро выехали к Неве. Вот рубеж, где стояли наши части с сентября 1941 года! Немцы вырвались тогда к Неве…
Нева
В снежной дали стоит величественный Орешек[30], гордая крепость. Флаг, поднятый моряками, развевался над ней — до дня прорыва блокады. Он доставлен с почетными ассистентами в Ленинград — флаг, пробитый пулями, разодранный ветрами… К нему приложен список героев, павших на посту и не отступивших ни на шаг.
По льду Невы, минуя развороченные старые проволочные заграждения, идут машины. Снега, снега и темные пятна людей. Вмерзшие в лед землечерпалки. Где-то близко орудийный огонь… Вправо — разрывы; там, у 8-й ГЭС, идет ликвидация окруженного немецкого гарнизона. Немцы сидят в бетонированных подвалах и упорствуют. Снова грохот разрывов, — и выше крон старых сосен взлетают пыль, дым, щебень и щепки. Это бьет батарея Барбакадзе.
Пересекли Неву… У края бывших немецких окопов — наш подбитый самолет. Погибая, он пикировал на немецкий узел сопротивления как раз у подъема к береговому шоссе. Шапки долой, товарищи!
Неприятно, что в лесу лежат трупы наших и немцев (всех еще не успели похоронить). Некоторые убиты на ходу, застывшие глаза раскрыты; один труп обуглен, оторвана кисть руки… Видимо, напоролся на мину…
Мимо нас пробираются по снегу саперы. Тащат колючую проволоку, бревна. Великие труженики войны!
…Очередная попытка фашистов вырваться на шоссе к Шлиссельбургу отбита. Между рощей и шоссе догорают и дымят восемь средних танков… Бьет батарея. С перелетом ложится ответ противника. Низко проходят два «ила». Сапер вколачивает деревянным молотком указатель-вывеску… Как все слитно, едино! Какая во всем этом прочность, именно прочность! Это ощущение удваивается, утраивается, когда подходишь ближе к Шлиссельбургу.
Осмотрел Преображенскую церковь (бывший немецкий узел сопротивления). Она разбита основательно. Сюда всадили до сотни снарядов. Барбакадзе говорит: «Это наша работа».
Снег здесь окрашен во все тона: кровью, розовой кирпичной пылью, чем-то ярко-желтым (остатками взрывчатого вещества?), сажей от сгоревших немецких блиндажей… Стоят обуглившиеся вековые сосны, — из свежих их ран еще сочится смола. На перепаханном снарядами старом русском кладбище валяются полуистлевшие гробы, кости, черепа… Теперь покойникам возвратят их могилы.
Везде обрывки шинелей, разбросанное немецкое имущество, газеты, конверты, патроны и т. п. Наши тащат из разрушенных немецких блиндажей бревна и доски для новых сооружений. Тяжелые грузовые машины непрерывно подвозят лес… Скоро здесь будет построена железная дорога — по ней мы пустим первый поезд в Москву! Это, конечно, еще не «стрела», это будет фронтовой поезд, но как он нам люб, как мы ждем его!..
…Шлиссельбург разрушен. На сегодня в городе — триста пятьдесят человек гражданского населения. (Что с остальными?)