Ленинград. Дневники военных лет. Книга 2

Вишневский Всеволод Витальевич

Днем прошелся до Кировского моста. Весенний день, флаги… Встретил детский дом на прогулке — целый выводок крохотных ребятишек. Подымают ручки, пищат: «Здравствуй». Так светло стало на душе, — идешь и чему-то улыбаешься… А между тем все время — методический обстрел города (часа четыре подряд). В нашем районе пока тревоги нет.

У Невы — розовые разрывы снарядов и тяжелый гул среди каменных стен. Новые плакаты — яркие, пестрые, но удачных мало. По радио передают народные песни. Разгуливают моряки с новенькими погонами на плечах…

На

радио. Выступил, читал обстоятельно, по-пропагандистски. Сам себе раскрывал некоторые моменты, связанные с сутью войны.

Вечер провели дома с друзьями… Настроение хорошее. Работы закончены, — можно и попраздновать.

24 февраля 1943 года.

Солнечно… Обстрел. Барражи истребителей…

Ощущение некоторого отдыха… С. К. убирает свою «мансарду», пришивает новые пуговицы к шинели.

Два года на военном положении сказываются. Все деформировано блокадой… Каждую минуту надо быть начеку, на месте. Это ощущение ответственности, занятости, — ощущение долга (в высшем смысле этого слова) не покидает нас ни на секунду. Вчера я хотел, страстно хотел выключиться — хоть на час забыть о службе, о делах… И не мог. Все на «товсь»! Постоянно ощущение озабоченности.

С. К. с грустью говорит:

— Я старею…

Ответил ей:

— Ты всегда, до конца жизни будешь моей женой, единственным человеком, который знает меня, почти предельно знает. Очень трудно, но мы все вытерпим, — так надо и иначе быть не может. Мы с тобой знаем, что делаем, во имя чего живем.

В госпитале. Много раненых моряков. Лежит юноша — чистые-чистые глаза. «Скажите, я выживу?» — молит… «Безусловно!»

Раненые просят меня выступить. «Обязательно!» Я говорю с ними два часа и счастлив, что лица их оживляются и загораются глаза.

Утраты наши тяжки, — почти нет семьи, где не было бы потерь… Но люди упорно работают, — на некоторых производствах 16-летние девушки дают до 600 процентов нормы; в стране — ряд новых ценных открытий и т. д.

Мысли о войне.

Взяты Ахтырка, Малоархангельск, Сумы, Лебедин. Сильный фланговый удар. Он выводит к Киеву и к новому фланговому удару на Буковину — Бессарабию…

Обмен телеграммами с Англией… Король Англии Георг VI преподносит почетный меч — Сталинграду. В мире происходят необыкновенные социальные] и политические сдвиги… Мы показываем миру, как защищать свое отечество. Это volens nolens^[45] признается и на Западе.

Рузвельт учит города США опыту обороны Москвы, Ленинграда, Сталинграда. Английский парламент обсуждает план Бевериджа, используя опыт Москвы. Геббельс призывает немцев драться по примеру Москвы…

Н-да!..

25 февраля 1943 года.

С 23 февраля в городе прибавка хлеба. (Его рыночная цена сразу упала до двухсот рублей за килограмм, а сравнительно недавно была — шестьсот.) Прибавка существенная, так как дает людям ужин или возможность резерва для обмена на другие продукты.

В сводках последних дней — некоторая сдержанность. Упорная борьба в Донбассе… Видимо, Украинский фронт занят ремонтом железных дорог и пр. Закрепляет взятое.

…Ленинградский фронт упорно действует, освобождаясь от окопной неподвижности. Готовятся новые операции.

…Ответил на ряд писем молодых авторов (матросов и др.). Ответил на поздравительные телеграммы «Правды», «Красного флота», А. Таирова^[46] и многие другие.

К пьесе! Читаю Шекспира. Его военные хроники жестоки, сильны, современны…

Вечером у нас был Саша Фадеев. Я рассказал ему о последних военно-политических новостях, о наших делах. Он вернулся из поездки в гвардейскую дивизию Симоняка (наступление на Красный Бор, Поповку и пр.)…

Беседовали всю ночь — о Москве, о друзьях, о литературе. Остро, трагически все переживает Довженко^[47]. Он написал «Мать» — мучительный, сильный рассказ; в нем много правды, чего-то понятого внове…

Оттепель. За окном шумит ветер, на заливе крошатся льды. Это шагает 1943 год — будет он лютый!

Фадеев рассказывал мне об осени 1941-го, я рассказывал ему… Может быть, никогда и не будет в литературе описано все то, что мы видели, познали…

26 февраля 1943 года.

Мы все увлекаемся «боевыми трофеями». Я подарил Саше немецкую пилотку и сумку, а С. К. — офицерскую немецкую фуражку, пробитую нашим снайпером (дырка в козырьке).

Весь день то брожу, то пишу… Ощущение перемен, сдвигов. Не имею информации, но ощущаю, догадываюсь о чем-то.

В кооперативе в очереди одна женщина рассказывала:

— Вот мы собрались под Новый год, все друзья… Хотелось отметить, что уцелели. А на сегодня большинство моих друзей уже погибло от недавних обстрелов. (Действительно, нашу Петроградскую сторону обстреливают часто.)

27 февраля 1943 года.

В 6 часов — в лекторий. Большой литературный вечер (Фадеев, Тихонов, Инбер, Берггольц, Рывина, Азаров и др.). И писатели и публика совсем иные, чем до войны. Задумчиво слушаю: у одних писателей — скрытые чувства, у других — признания. Сухие, лобовые агитационные стихи никому не нужны, идут мимо души. У всех обнажены нервы, — видишь, как люди утирают слезы, остро реагируют.