Ленинград. Дневники военных лет. Книга 2

Вишневский Всеволод Витальевич

26 октября 1943 года.

Солнце сквозь тучи… Резкие выстрелы…

Немцы последнюю неделю сбрасывали листовки: «Мы, может быть, уйдем, но крепко хлопнем дверью». Посмотрим, кто кого хлопнет — теперь мы хлопаем немцев!

Несомненны признаки успешного хода Московской конференции трех министров. Сталин принял К. Хэлла и Гарримана…

У меня какое-то нервное, приподнятое состояние. Мысль рвется на просторы страны… Да, абсолютно, непререкаемо — идет Победа!

На правобережье

Днепра — вторжение наших танковых корпусов на немецкие тылы. Рушится вся система немецкой обороны Крыма и Нижнего Днепра. Завтра-послезавтра возникнет николаевское направление. Красная Армия не теряет темпа, — движение вперед ускоряется подобно лавине. В воздухе что-то праздничное, Октябрьское! Мы верим, знаем — наш народ всегда творит новое, хорошее. Иначе и быть не может! Газеты полны материалами о победах и — что трогает душу больше всего — о колоссальной восстановительной работе в освобожденных областях. Правительство, весь народ помогают освобожденным с истинной щедростью, заботливостью. Во всем — необыкновенная дальновидность партии…

27 октября 1943 года.

К полудню — сильная канонада…

В 4 часа дня — на заседание редколлегии «Звезды». Говорим о ленинградских писателях, их темах. Со многими не согласен… Внимаю, подаю реплики. Но… сейчас ни унции энергии на литературные споры! Это после войны!

К 6 вечера — в Дом Красной Армии. (Впервые с 1917 года приколол сегодня свои три истертые Георгиевские ленточки…) Я люблю здесь бывать, люблю свои встречи с Армией, мою любовь и уважение к ней. Словом, люблю!

Побеседовал с начальником Дома… Начали в 6. 30. Немного мешало хождение запоздавших. Потом сразу взял аудиторию, и — говорю честно — это был мой «Большой день». Я рассказал молодому офицерству о России, о Балтике, о ее людях, об Октябре, о взлетах русской души. После полуторачасового доклада мне говорили теплые, дорогие моему сердцу слова. Мне было хорошо от людей, от времени, от силы, которая переполняет нас всех; от того, что мы — мы! Это иначе не объяснишь… Да, я временами взлетал и аудитория взлетала, — это восторг бытия, воображения, надежд… Я говорил открыто, прямо, брал широко и жил каждой секундой этой речи, этой встречи. Я хотел праздника! Я вспоминал праздники юности, дни вручения Георгиевских наград в 1915 и 1916 годах, сравнивал и был счастлив от сравнения… Страшная внутренняя устремленность, восторг, видения будущего — передавались аудитории, волновали души людей… Когда-то мне, мальчишке, так говорили о жизни, о войне старые матросы и солдаты. Конечно, жестче, грубее, но семена запали…

28 октября 1943 года.

Был в Пубалте… Идут серьезные операции под Киевом: наши части обходят Киев с севера и с запада. Железная дорога Киев — Коростень нами перерезана…

У Гитлера затруднения с нефтью; со всей оккупированной им европейской территории он получает в год 9 000 000 тонн и 3 000 000 — синтетической немецкой нефти.

СССР имеет 35 000 000 тонн своей нефти, то есть у нас превосходство почти тройное.

На улицах на стенах домов нанесены голубые квадраты, на которых — белыми буквами: «Эта сторона

улицы при обстрелах является наиболее опасной».

29 октября 1943 года.

Приветствие ЦК ВКП(б) — комсомолу. Теплое, деловое. Без особых «праздников», — война прежде всего.

Беседа с Всеволодом Азаровым о его пути, о его творчестве. Дал ряд товарищеских советов, может быть, и суровых. Весь день просидел над его рукописью — сборником стихов. Есть хорошие стихи. Но есть и абстрактные, условные… Написал письмо — подробный разбор. Пусть будет ему и трудно, но, может быть, он поймет до конца, чего сейчас ждет народ, какие нужны слова, какой нужен стиль. Ведь кое-что он уже нашел. Видимо, сказывается глубокая усталость… Надо помочь…

30 октября 1943 года.

С утра — в Пубалте. Будем передавать четыре раза в месяц специальные флотские радиопередачи для войск противника…

Геббельс играет в правду — уже говорит о кризисе, но молчит об его причинах, об его корнях.

Союзники, как обычно, не спешат. Все напряженно ждут решений Московской конференции.

В Октябрьских призывах: «Да здравствуют доблестные англо-американские войска, ведущие борьбу в Италии!», «Привет англо-американским летчикам!», «Да здравствует победа англо-советско-американского блока!» — симптомы как будто благоприятные.

31 октября 1943 года.

Мысль забегает вперед — в духовное, культурное будущее России! Вижу его светлым… Сил у народа и партии уймища! И Гитлер, и все его европейские вассалы (а в 1941-м это была сила) не смогли даже подломить эту силищу. Только дайте нам простор! Хлынут новые проекты, развернутся стройки; упорное соревнование с Англией и США…

Беседовал с разными людьми. «Будут товары, все будет?» — «Неужели все быстро восстановится?»

Я рассказываю о стремительности процесса возрождения, о колоссальной потенции нашего народа. Слушают внимательно. Я видел восстановление нашей страны с 1921 по 1941 год и абсолютно убежден именно в стремительности процесса восстановления освобожденных областей и районов. Товарищи из обкома мне говорили, что недавно освобожденный Демянский район уже дал льна больше, чем до войны. Уверен, что весной Донбасс, Днепропетровский, Днепродзержинский и Запорожский промышленные районы — оживут. Страна их подымет, наладит. Работать мы умеем!

Днем на просмотре третьего акта «У стен Ленинграда». Начало еще не найдено, некоторые затяжки… А затем — круче, острее… Все просто, верно, — это органика Балтики, это Ленинград. Меня потрясла сцена с ранеными (как всегда, забывал, что я автор)… Финал почти найден. Еще осталось доделать несколько штрихов. Театр сумел решить пьесу.

Вышли в город. Побродили… На улицах афиши «У стен Ленинграда». Тепловатый сырой день. У нас с С.К. смешиваются общие ощущения дня. И успех, и надежда на близость нормальной жизни вытесняют прежние ощущения блокадной сдавленности, «томления». Открываются просторы!..