Ленинградская бойня. Страшная правда о Блокаде
Шрифт:
«До переднего края противника было около 800— 1000 метров, — вспоминает бывший командир 327-й стрелковой дивизии генерал-майор И.М. Антюфеев. — Глубокий снег, особенно в долине реки, мороз до 30 градусов, сильный пулеметный и минометный огонь противника, а у нас ни лыж, ни маскировочных халатов… Пространство до рубежа атаки бойцы вынуждены были преодолевать ползком, зарываясь в снег. Лишь около 14 часов роты первого эшелона вышли на рубеж атаки. Люди были настолько измотаны, что, казалось, не в состоянии сделать и шагу. Я вынужден был ввести в бой второй эшелон дивизии. И только вместе с ним поднялись в атаку подразделения первого эшелона. Оборона противника на участке Бор — Костыле-во была прорвана».
Для развития успеха с утра 15 января генералы Клыков и Яковлев ввели в бой вторые эшелоны своих армий, но сломить сопротивление врага не удавалось. Четыре дня понадобилось войскам 2-й ударной армии, чтобы преодолеть восьмикилометровый путь до второй позиции немецкой обороны, оборудованной вдоль железной и шоссейной дорог Чудово — Новгород. Еще неделю они топтались на 12-километровом рубеже, безуспешно атакуя укрепленные пункты Мясной Бор, Мостки и Спасскую Полисть. Снарядов уже не хватало, в воздухе господствовала авиация противника. Боевые действия велись вслепую, немецкие позиции брали массой пока еще живой силы.
«Много часов подряд, до темноты, я со своими автоматчиками отвечал стрельбой на стрельбу немцев, — описывает действия 59-й стрелковой бригады бывший начальник штаба батальона К.И. Штатнов. — Стрельба была неприцельной, так как мы не видели противника. Когда стемнело, стали стрелять в ту сторону, откуда летели трассирующие пули. С наступлением темноты страх напал на моих бойцов. Им стало казаться, что нас окружают, что они слышат лязг гусениц танков. От волнения у многих бойцов тряслись руки, что сказывалось на качестве выстрелов… Вскоре бой затих. Меня вызвали в штаб бригады. Подполковник был уже пьян. Он приказал мне доложить о боевом состоянии батальона, я ответил, что ему это лучше известно, так как он самолично руководил боем, а я выполнял его же приказы об обороне левого фланга. На меня полилась матерная ругань, из кобуры был вытащен пистолет и наведен на меня. Однако выстрела не последовало, и я уцелел.
Спустя какое-то время я получил приказ продвинуться со своим батальоном и приданным мне отделением станковых пулеметов километра на два вперед. Никаких карт, никаких ориентиров! «Пойдешь прямо!» И все! Мне уже все осточертело. Надоела эта пьяная ругань командиров, их безалаберность, а главное — напрасная гибель людей из-за бесцельного ведения боя. Вот и сейчас — никакой боевой задачи. Продвинуться, и все тут! Местность никому не известна. Куда я поведу людей? Кругом ночь, не видно ни зги!
Но приказ есть приказ. Собрав людей, я двинулся в направлении, куда вел до этого стрельбу из автоматов. За мной потянули провод связи… Неожиданно ко мне явился сам начштаба бригады майор Старцев. Снова матерная ругань: меня вызывает подполковник. (Через две недели тот же майор Старцев в госпитале в Боровичах подкатит на коляске — он был ранен в обе ноги — к моей кровати и скажет: «Эх, Штатнов! За то, как мы воевали, нас нужно расстрелять!» Он будет говорить, конечно, о руководстве бригадой, а не о нас, подчинявшихся их приказам.)»
Подполковника Черника с бригады сняли, сразу после боя за Мясной Бор, в котором он потерял не только много красноармейцев, но и половину собственного штаба. Интересно, чему он учил китайских товарищей, у которых до этого был советником? Или, наоборот, это они научили его так воевать? Посоветовавшись со Сталиным, Мерецков «для глубокого развития прорыва» перебросил в полосу 2-й ударной армии 366, 382, 111 и 374-ю стрелковые, 87-ю кавалерийскую дивизии и 12 лыжных батальонов, сосредоточил более 400 орудий.
К этому времени 54-я армия Ленинградского фронта, перегруппировавшая
Оттачивая до войны тактику блицкрига, вермахт, в отличие от Красной Армии, не разбрасывался и опытом Первой мировой войны. Немцы показали себя мастерами полевой фортификации, приспосабливаясь к любой местности, умело выбирая позиции и в кратчайшие сроки превращая их в неприступные крепости. Такой непреодолимой преградой для советских войск стала насыпь железной дороги Кириши — Мга, обороняемая частями 225-й и 269-й пехотных дивизий, и станция Погостье — исходная точка наступления армии Федюнинского. Противник, увеличив высоту железнодорожного полотна до трех метров, врыл в насыпь ружейные и пулеметные ячейки, соорудил площадки для противотанковых орудий (10–12 стволов на километр) и землянки для личного состава, укрытые рельсами и накатами бревен. Все это скрывалось от взгляда наблюдателя за маскировочным забором из ветвей и прутьев. Подступы были густо минированы и прикрыты несколькими рядами колючей проволоки. Ключевые пункты поддерживали мощные артиллерийские группировки, позади дороги курсировали самоходные установки.
Вообще-то Погостье, выбив оборонявший его пехотный батальон, 281-я стрелковая дивизия заняла еще 17 декабря 1941 года. Однако, обнаружив на путях цистерну спирта, наши воины быстро потеряли боеспособность и через день были разгромлены сотней немецких автоматчиков при двух танках. В январе станцию ежедневно атаковали полки 3-й гвардейской, 281, 265,11-й стрелковых дивизий, затем — 311, 177, 80, 198 и 11-я стрелковые дивизии, 122-я и 124-я танковая бригады — безрезультатно и с большими потерями. Армия увязла в первой линии обороны врага. Отдельные полки и лыжные батальоны преодолевали железную дорогу на менее укрепленных участках, но быстро отрезались фланговыми ударами и вынуждены были прорываться обратно. Мат командарма гремел по всем линиям связи, долетая до передовой и немецких позиций: «Вашу мать! Вперед!!! Не продвинешься — расстреляю! Вашу мать! Атаковать!!!», но толку все равно не было.
В железнодорожной насыпи вместе с товарищами сидел солдат 1-й роты 333-го полка 225-й пехотной дивизии Хендрик Виерс: «Едва брезжил рассвет, толпой атаковали красноармейцы. Они повторяли атаки до 8 раз в день. Первая волна была вооружена, вторая часто безоружна, но мало кто достигал насыпи. 27-го красноармейцы четырнадцать раз атаковали нашу позицию, но не достигли ее. К концу дня многие из нас были убиты, многие ранены, а боеприпасы исчерпаны. Мы слышали во тьме отчаянные призывы раненых красноармейцев, которые звали санитаров. Крики продолжались до утра, когда они умирали».
Некоторые из немецких пулеметчиков от таких впечатлений тронулись умом.
«Соединения и части армии в этот период вели бои местного значения, — пишет генерал Федюнинский. — Наиболее активные действия проходили в районе По-гостья, но удачными их признать было нельзя». В конце января действовавшая в составе 54-й армии Синявинская оперативная группа (128, 294, 265-я стрелковые, 21-я танковая дивизии, 16-я танковая, 6-я морская бригады, 882-й артполк) была передана в развертываемую в этом районе 8-ю армию Ленинградского фронта. Управление армии передислоцировалось на Большую землю через Ладожское озеро 27 января, командующим армией назначили генерал-майора A.B. Сухомлина — восьмой по счету командарм за восемь месяцев войны. На невском оборонительном рубеже 1 февраля была вновь образована Невская оперативная группа под командованием генерала А.Л. Бондарева. В районе Волхова на базе выведенной в резерв 3-й гвардейской дивизии началось формирование 4-го гвардейского стрелкового корпуса.