Ленинградская зима
Шрифт:
— Я хочу поздравить Бориса Никитича с генеральским чином.
— Спасибо, дружок, — ответил Аристархов. — А только генеральство — это не чин, а воинское звание.
— Папа, ну как тебе не стыдно придираться, — шутливо надула губки Соня.
— Ишь ты, защитница, — рассмеялся генерал. — Ну, как там Одесса?
Кумлев рассказал об одесской жизни.
Генерал внимательно, с большим интересом слушал. Когда Павел умолк, вдруг спросил:
— Паша, а ведь ты, как мне помнится, из немцев? Верно?
— Да, Борис Никитич, из старых колонистов, — почтительно ответил Павел. — Но душа у меня русская.
— Душа — это только пар, —
Кумлев с замиранием сердца поглядывал на Соню, а ей снова нравился этот статный парень со смуглым, резко очерченным лицом и большими, сильными руками. И он совсем не похож на немца.
После обеда генерал позвал Кумлева к себе в кабинет и повел с ним какой-то странный, путаный разговор — Павел понял только одно: Россия, вступив в эту войну, совершила трагическую ошибку. А затем генерал начал вслух соображать, как бы спасти Павла от фронта. Он, кажется, что-то придумал, но что именно — пока не сказал…
Спустя три дня, когда Кумлев пришел к Аристарховым, генерал снова увел его в свой кабинет.
— Ну, Паша, слушай меня, — начал он. — Спас я тебя от фронта. Есть о тебе приказ — хороший приказ. Ты прикомандирован ко мне лично. Как мужчина мужчине скажу, чтобы ты не удивлялся моим хлопотам: когда я думаю о тебе, я и о Сонюшке думаю. Я еще с Одессы на вас обоих смотрю…
Через несколько дней Кумлев надел мундир поручика. В кармане у него было удостоверение сотрудника военного министерства. Но пока он еще не знал, что приказ о его производстве в офицеры и назначении, как и служебное удостоверение, были фальшивыми. Он не знал еще и то, что генерал Аристархов уже давно является германским шпионом, его завербовал в Одессе капитан немецкого торгового парохода, купил с потрохами за крупную сумму — Аристархов имел болезненную страсть к деньгам. Но, кроме денег, он получил еще и головокружительную карьеру — из заштатного округа его вознесло сразу на вершину военной иерархии, в подчинение уже занимавшего там высокий пост другого, и тоже давнего, немецкого шпиона. Теперь, когда началась война, им понадобился надежный и находящийся подальше от них «почтовый ящик». Кумлев подходил для этой роли по всем статьям…
Когда он был уже завербован и дал подписку, генерал сказал ему сухо:
— Надеюсь, вы понимаете: пока идет война, устраивать свадьбу — подозрительное безрассудство…
Война тянулась год за годом. На квартиру Кумлева в районе Пяти углов приходили какие-то люди, которым он отдавал свертки и пакеты, полученные от генерала. Иногда эти люди оставляли для генерала и для него деньги. По совету генерала он не открыл счета в банке и ни в какие коммерческие аферы не лез — это должно было уберечь от чужого любопытства. Он только позволял себе жить в свое полное удовольствие — штабной офицерик из богатой семьи одесского торговца может себе это позволить. Тучи таких слонялись по петербургским кабакам.
19 декабря 1916 года был арестован генерал Аристархов. Заплаканная Сонечка прибежала утром и рассказала, что всю ночь в их квартире шел обыск. Отец плакал и все просил маму запомнить, как он любит ее и детей и что вся его жизнь была только для них.
Кумлев не дал ей договорить.
— Зачем ты пришла сюда? Ты же привела за собой сыщиков! — не помня себя закричал он.
— Как вы смеете на меня кричать? — задыхаясь от горя и гнева, спросила девушка.
— Ты же не понимаешь, что случилось! — Павел, подняв кулаки,
Соня зарыдала и, закрыв лицо руками, выбежала вон…
Несколько дней Кумлев не выходил из дому и не отзывался на телефонные звонки. Не раздеваясь, он лежал на постели и только поздно вечером, как вор, выходил, чтобы поесть в каком-нибудь дешевом кабаке. Затем возвращался и снова валился на постель. Ждал ареста.
Прошло четыре дня, и у него зародилась надежда: если бы Аристархов дал о нем показания, его давно бы арестовали. А так, может, еще и обойдется. Он был связан только с Аристарховым, тех, кто приходил к нему с немецкой стороны, он не знал, а свидетелей его встреч с ними нет.
Побрившись, приняв ванну и надев штатский костюм, он в сумерках вышел из дому и направился в скромный ресторан «Бристоль» — там его не знали.
Метрдотель провел его в уютную нишу и принес газеты. Об аресте Аристархова ничего не было. Но было много сообщений, где высказывались подозрения, что в русской армии свила гнездо грандиозная измена. Депутаты думы требовали немедленного расследования всех обстоятельств, приведших к поражениям русской армии.
После сытного обеда, немного успокоившись, Кумлев возвращался домой. Было ветрено, метельно, поземка колко хлестала ему в лицо, но он не нанял извозчика, как обычно, а шел пешком. На площади у Пяти углов он сразу увидел высокого человека в кожаном пальто, человек стоял возле его дома, и Павел сразу почему-то подумал, что этот человек ждет его. Надо было повернуть назад, но он, точно загипнотизированный, шел к своему дому.
— Господин Кумлев?
— Что вам угодно?
— Я от Бориса Никитича Аристархова, нам надо поговорить.
— Я не знаю никаких Аристарховых, — возмущенно заявил Кумлев.
— Не говорите глупостей, — незнакомец шел вслед. Павел ускорил шаг, но человек не отставал.
Они поднялись на третий этаж, вошли в квартиру, сняли верхнюю одежду. Кумлев не смотрел на гостя, он слышал только, как тот дышит, грея руки у теплой печи.
— Генерал Аристархов сегодня скончался от разрыва сердца, — услышал он. — С нашей помощью, конечно. У него хватило характера только на четыре дня. А вчера он решил дать показания. Не угодно ли посмотреть?
Гость вынул из кармана какие-то бумаги, и, выбрав нужный лист, положил его на стол.
— Почитайте…
Кумлев безошибочно узнал мелкий, скользящий почерк генерала и сразу же увидел в тексте свою фамилию. Аристархов писал, что главным его связным являлся некий Кумлев, сын одесского коммерсанта, ныне офицер с фальшивыми документами…
— Сами понимаете, жить ему не стоило. — Высокий блондин говорил негромко, спокойно и с чуть заметным акцептом, так говорят по-русски жители прибалтийских земель. — Словом, с господином Аристарховым все ясно, он нам больше не опасен. Сейчас решается вопрос о вас. Именно сейчас. Понимаете?
Кумлев понимал, что этот человек пришел убить его.
— Однако мне хотелось бы раньше узнать, помните ли вы, что по крови вы немец? — спросил гость, помолчав.
— Конечно, помню!
— Сомневаюсь. Хотя должен сообщить вам, что благодаря вашей работе с нами на фронте полегла не одна тысяча русских солдат, и я хотел бы, чтобы каждый немец имел право заявить о таком своем участии в этой проклятой войне. Видите, в какое сложное положение мы попали, оказавшись перед необходимостью вынести вам приговор.