Ленон и Гаузен: Два клевых чужака
Шрифт:
— Я отвернусь, — заверил Ленон, и снова спрятался под кровать. Оттуда юноша услышал скрип открываемого шкафа, а затем шорох перебираемой одежды.
— Ну, как я тебе? — донесся через некоторое время голос Салочки.
— А ты точно оделась? — осторожно поинтересовался Ленон, но голову все-таки высунул.
Салочка надела синий плащ, белую рубашку и обтягивающие штаны. Похоже, это была одежда Леканта, так что на девушке она немного болталась.
— Ты, наверное, самая прекрасная девушка в этом мире, — восхищенно произнес юноша. — Но не в моем, — расстроено добавил про себя Ленон, вспомнив
Ленон достал связку ключей, которую успел передать ему Гаузен, и отпер дверь спальни.
По дороге они чуть не сшибли тетушку Галатею. Портниха, видимо, не ожидая встретить их в таком виде, или возмутившись тем, что девушка встала с кровати, уронила всю еду с подноса. Но Ленон с Салочкой быстро объяснили ей суть дела, и они втроем, пользуясь всеобщей суматохой из-за недавних событий, сумели покинуть пределы замка.
Уже в таверне они решили обсудить план действий, но Ленон, вспоминая те страшные вещи, которые Гаузен говорил про своего хозяина, не дал им задержаться ни на мгновение. Он усадил тетушку с племянницей на лошадей и велел им ни в коем случае не возвращаться в ближайшее время, спрятавшись где-нибудь понадежней.
— Мы с Гаузеном вас догоним, и сообщим, когда все уляжется, — пообещал Ленон. Но когда он остался один, то понял, что действительно полон решимости спасти Гаузена. Просто не знает как.
Ленон окунулся в Книгу Знаний, пытаясь отыскать хоть какую-то зацепку, но почти ничего не разузнал даже о судьбе Гаузена. Проведя ночь в неведении и отчаянии, Ленон начал надеяться, что, может быть, Лекант ничего плохого, в сущности, с Гаузеном и не сделает. Юноша решил, что завтра он просто пойдет к замку и попытается разузнать, как дела у друга.
Тем временем Лекант отвел Гаузена в свои покои, отпустил стражу, и они остались одни.
Гаузен почувствовал, что привычный скользкий страх перед Лекантом снова возвращается к нему.
— Присаживайся, Гаузен, — на удивление спокойно предложил Лекант.
— Только после вас, — попытался соблюсти этикет юноша, но его благородный порыв оценен не был.
— Ну да, конечно, кто же из нас теперь коронованная персона, которая решает, где кому сидеть, — издевательски воскликнул принц и насмешливо изогнул руку, изображая реверанс, но в последний момент вместо поклона он отвесил Гаузену такую оплеуху, от которой юношу тут же кинуло спиной прямо на стул.
— Мой лорд! Это не то, о чем вы подумали, — снова повторил Гаузен, не зная, как выкрутиться из неприятной ситуации.
— Откуда тебе, бродяге, знать, о чем я думаю?! — перебил Лекант и пристально посмотрел на руку Гаузена. Юноша заподозрил неладное и попытался спрятать ее под стол, но было поздно.
— Вот она! Моя перчатка! — воскликнул Лекант, мелочность которого была известна многим обитателям дворца.
— Господин, я нашел ее и доставил вам! — заверил Гаузен и, как доказательство добрых намерений, сбросил перчатку и положил ее перед принцем.
— Нашел, значит… — не поверил Лекант. — Валялась, наверное, вместе с этой саблей.
Принц внимательно осматривал оружие, отобранное стражей у Гаузена. Он даже проверил клинок ногтем, изрядно подпортив себе маникюр. Но Лекант не сильно
— Я никогда не просил об этом… но для сражений пригодится, — даже и не думал благодарить Лекант.
— За этот замечательный клинок я заплатил немало денег, — доверительно сообщил Леканту Гаузен в надежде, что не останется без вознаграждения за вынужденный подарок.
— Да откуда у тебя деньги, побирушка! Наверное, на помойке подобрал! — рассердился Лекант.
Гаузен хотел было опровергнуть слова принца, показав монеты, заработанные недавно за спасение города от драконихи, но испугался, что принц их тоже отнимет.
— Еще я нашел место для замка. Прекрасное место. Я даже письмо написал. Но оно, похоже, не дошло, — оправдывался Гаузен, все больше и больше понимая тщетность своих усилий.
— Откуда ж тебе знать, дошло или нет? И дураку ясно, что ничего ты не посылал! — не поверил Лекант.
— Ваше величество, я был сильно занят и не мог за всем проследить. Я пытался достать лекарство для вашей невесты. И то, что она пыталась как-то отблагодарить меня — это от радости и незнания придворного этикета…
— То есть, хочешь сказать, это я тебе должен быть благодарен? К чему ты клонишь? Что я виноват за подобное поведение перед ней? — все больше и больше распалялся принц.
— Ты, наверное, подумал, как я мог унизить самого прекрасного человека, который только есть на свете? — поинтересовался Лекант и эти слова были наполнены настолько неподдельно искренним обожанием, что в Гаузене затеплилась последняя искра надежды на то, что Лекант все-таки любит Салочку. — Унизить себя, — закончил фразу Лекант. — Я унизил себя, связавшись с этой голодранкой!
— Но разве человек не должен радоваться счастью своей возлюбленной? — потрясенно прошептал Гаузен, осознав, что он был наивным идиотом от начала до конца.
— При чем тут счастье?! При чем тут любовь?! — перебил Лекант. — Да она бы у меня из койки и не вылезала!
— Маньяк, — тихо изумился Гаузен, но принц его не расслышал:
— А ты думал, что я для танцев ее себе взял? Она бы мне все ноги оттоптала! Да мне плевать, чем вы с ней там в спальне занимались! Мне она вовсе не для этого нужна! — неистовствовал принц.
— Но она… идеальна… — только и смог вымолвить Гаузен, у которого перехватило дыхание от откровений Леканта.
— Идеальна?! — возмутился принц. — Идеального человека я видел недавно. Он смотрел на меня, когда я любовался озерной гладью!
— Утопленник что ли? Так вот ты чем занимаешься в свободное время, — подумал Гаузен и сделал еще одну отчаянную попытку. — Но она ведь полюбила тебя!
— Каким же надо быть чудовищем, чтобы не любить меня?! Я же король Велитии! Самый могущественный человек в королевстве! — продолжил самовосхваление принц. — Что может быть лучше больной жены? И ведь никто не заподозрит, что ты ее отравил! Она всегда такая была! И я искренне надеялся, что всегда такой будет! Эти принцессы со своими амбициями, какую из них бы я не взял, все равно бы совали свой нос не в свое дело. Иностранная знать преследовала бы интересы своих государств, а местная — собственных семей. Они бы мне все правление испортили! А я хочу властвовать один! Понимаешь? Один! Хочу сам принимать все решения!