Леонид Филатов: голгофа русского интеллигента
Шрифт:
Тем временем в «Претенденте» были проведены досъемки: 8–9 сентября сняли эпизод «квартира Мэгги», а 21–22 октября – эпизод «зал». На этом съемки фильма были завершены.
За роль Теда Стивенса Филатов удостоился весьма приличного гонорара – 6552 рубля. И это были не последние деньги в его киношной карьере, поскольку на момент окончания съемок в «Претенденте» Филатов начал сниматься еще в двух кинофильмах.
Первый – «Забытая мелодия для флейты». Стоит отметить, что был момент, когда работа над этой картиной могла вообще не состояться и в послужном списке актера Филатова в графе «режиссер» никогда бы не появилась фамилия Эльдара Рязанова. Почему? Дело в том, что буквально накануне съемок Рязанов лег на обследование в Боткинскую больницу. И тамошние светила медицины как один стали уверять его, что после выписки его удел – отдых. «Вам противопоказаны любые физические нагрузки, – убеждали режиссера врачи. – Вам обязательны длительный отдых, санаторий». Перед Рязановым встала серьезная дилемма: заняться
Фильм начали снимать 6 октября, чтобы успеть отснять уходящую осеннюю натуру. Как вспоминает Э. Рязанов: «Особенность первого месяца съемок заключалась в том, что я лежал в больнице. Помещался я там в трехместной палате. Из двух моих соседей по палате один после тяжелой операции все время ночами стонал, а другой был могучий храпун. Так что ночевать в палате я не мог, ибо был обречен на бессонницу. Поэтому я ездил спать домой. В шесть часов утра я вставал, завтракал, брился и на машине приезжал в больницу. Без десяти восемь я уже лежал в своей койке, переодетый в больничное, с таким видом, будто я провел в палате всю ночь. Начинался врачебный обход, уколы, процедуры. Около десяти часов я быстро переодевался, бежал вниз к машине и ехал на съемку. Там я, преодолевая недомогание и слабость, орал, репетировал, гонял массовку, снимал и около семи вечера возвращался в больницу. Вечером со мной проделывали главную процедуру, в которой и состоял, по сути, смысл лечения, – сеанс в барокамере. Сеанс продолжался около часа. После него надо было обязательно полежать час-полтора. Около одиннадцати вечера я уползал из палаты, залезая на полусогнутых в автомобиль и ехал домой – ночевать. Я падал на кровать, чтобы на следующий день выдержать такую же нагрузку. Съемки проходили и на улицах города, и в интерьерах. Честно говоря, я себя очень преодолевал. Казалось, по субботам и воскресеньям, когда студия не работает, а в больнице не лечат, имелась возможность немножко отдохнуть. Но, к сожалению, я вкалывал и по выходным. Дело в том, что, пока я лежал в Боткинской, телевидение (наконец-то! Прошел ровно год!) разрешило мне делать передачу о Владимире Высоцком. Так что по субботам и воскресеньям я отправлялся на другие съемки – брать интервью у родителей Владимира Семеновича, его коллег по театру, у кинорежиссеров, которые его снимали, у поэтов и других людей, друживших с героем нашей программы…»
Как ни странно, но Рязанов почему-то не обратился за помощью к Леониду Филатову, который много лет работал бок о бок с Высоцким и был под рукой. Или, может быть, такое обращение было, но сам Филатов не захотел участвовать в этом фильме, полагая, что не имеет права примазываться к славе Высоцкого? Если это так, то это делает честь Филатову: в те дни многие люди, которые были знакомы с Высоцким всего лишь шапочно, бросились давать интервью в надежде, что их причислят к стану его друзей. А пристать к этому стану тогда было очень выгодно, поскольку перестроечные власти собирались использовать славу Высоцкого в своих корыстных политических целях.
Между тем почти одновременно с «Флейтой» начались съемки еще одного фильма, в котором был занят Филатов, – «Загон». Это случилось 10 октября, однако наш герой в них занят не был – он включится в съемочный процесс чуть позже. Когда это произойдет, Филатову придется разрываться не только между двумя съемочными площадками, а между двумя странами.
«Загон» снимал режиссер Игорь Гостев, у которого Филатов уже снимался – в «Европейской истории». Как и предыдущая картина, «Загон» был госзаказом, проигнорировать который было никак нельзя: фильм снимался совместно с зарубежными партнерами (с Сирией) и относился к жанру идеологического кино. Речь в нем шла о том, как в одной из развивающихся стран в сотрудничестве с советскими специалистами-геологами было открыто месторождение титановых руд. Узнав об этом, ЦРУ намерено вовлечь страну в сферу американского влияния: разжечь недовольство религиозных общин, организовать студенческие волнения и спровоцировать разрыв дипломатических связей с СССР. В этом фильме Филатову предстояло перевоплотиться в высокопоставленного армейского офицера майора Ассалема Крафта, играющего не последнюю скрипку в политических интригах. Эта роль тоже была из разряда тех, какие Филатову играть еще не приходилось. Правда, на нее он соглашался с меньшим энтузиазмом, чем на роль Теда Стивенса в «Претенденте», где психологизма и авторской мысли было несравнимо больше.
Несмотря на то что фильм «Забытая мелодия для флейты» не относился к госзаказу, однако его можно смело назвать таким же «заказным», как и «Загон». Отличие лишь в том, что лента Рязанова была предназначена для внутреннего пользования, в то время как фильм Игоря Гостева относился к заказам международного значения. В фильме Рязанова подвергалось безжалостному осмеянию племя бюрократов, которое в годы горбачевской перестройки было названо в числе главных тормозов происходивших в стране реформ. Сам Филатов не удержался и в одном из своих тогдашних интервью заметил: «Я бы, честно говоря, высылал бюрократов в специальные резервации – пусть недалеко от городов, пусть
В фильме звучали куплеты, которые авторы картины вложили в уста актеров, играющих бюрократов.
…Мы, как в танках, в своих кабинетах.Мы сгораем, когда разрешаем,И поэтому все запрещаем.Нет прочнее бумажной постройки,Не страшны ей ветра перестройки.Мы бойцы, мы службисты, солдатыКолоссальнейшего аппарата,Мы бумажные важные люди,Мы и были, и есть мы, и будем…С последним нельзя не согласиться. Вот уже 15 лет, как нет Советского Союза, а армия чиновников в России насчитывает вдвое (!) больше «солдат», чем это было при советской власти. Правда, деятели искусства могут быть довольны: сейчас практически ничего не запрещают: снимай, что хочешь, ставь, что душе угодно. Одна беда: свобода есть – шедевров нет. При советской власти, где все «запрещали и душили», они были, причем в огромных количествах, а сегодня – днем с огнем… Хотя многие из тогдашних творцов и по сей день живы-здоровы. Видно, они только в клетке размножаются, а на свободе плодоносить не могут.
Но вернемся к фильму «Забытая мелодия для флейты». По словам самого Рязанова: «В моем фильме Леня согласился играть в первую очередь потому, что им владела та же ненависть, что и мной, к племени бюрократов, которые довели нашу страну до ручки. Это они, люди без стыда и совести, могли ради должности, ради выгод, ради каких-то собственных карьер и набивания карманов продать все и по большому счету, и по всем частностям и отдельностям. Вот эта ненависть объединила нас в этой работе. Как ни странно, в первую очередь нами управляла не художественная, а идеологическая и политическая задача, потому что мы искали портретное сходство, привычки, манеру поведения, потому что мы наблюдали много, очень много. Он и я, каждый из нас, натерпелся, и настрадался, и находился по кабинетам. Мы видели этих равнодушных, якобы интеллигентных держиморд. Вот почему в эту роль Филатов вкладывал не только чисто актерское мастерство, но еще и свою идеологическую страсть.
Надо сказать, чем мне дорог и близок Леня в этой роли. У него не видно ненависти к моему персонажу, которая мешает объективным результатам… В Филатове было прекрасно то, что эта ненависть, которую я точно знаю и ощущаю, это омерзение к своему персонажу нигде не были видны. Он играл человека со своими убеждениями, со своей прямотой. Он влез в шкуру этого человека и как бы не осуждал его. Хотя на самом деле, конечно, он его осуждал, высмеивал и издевался над ним. Это качество не очень часто встречается в актерах. Потому что актеры, как правило, все-таки люди аполитичные. В данном случае я говорю это в хорошем смысле. Для них важна роль, лицедейство, и это естественно, это в натуре артиста, и в этом ничего плохого нет. Однако иной раз артист ради хорошей роли может пойти в какую-то подлую вещь. Гражданское чувство всегда сопутствует Леониду…
У нас с Леней было единомыслие. Не было разногласий, споров, ссор. Мне нравилось, как он работает: человек очень точный, дисциплинированный. Леня удивительно техничен. Например, при озвучивании он просто снайпер: мгновенно попадает в свою речь. Замечательно озвучивает. Леня пластичен, развит физически. Однажды на моей картине вдруг встал на голову. Я даже не пытался ему это предложить, потому что не знал, сможет ли он такое осуществить. Леня очень внутренне артистичен…»
А вот как о сотрудничестве с Рязановым рассказывал сам Леонид Филатов: «С Рязановым у меня складывались просто замечательные отношения. Я к нему и пошел по любви. Когда он пригласил меня сниматься, я был еще на другой картине, но, как говорится, все на свете бросив, помчался читать сценарий и тут же определил: хочу работать, делать картину. И сразу пошла работа. Мы репетировали сцену, вернее, оговаривали ее и снимали на монитор, потом обсуждали, что удавалось, а что нет. Эльдар Александрович – человек распахнутый, когда смотрит материал, он как бы советуется: „…плана нет… Давай, давай, чуть общее… А вот здесь можно такую? Можно, давай сделаем. Хотя нет, черт! А ну-ка, еще раз сделаем… Нет, ничего, может быть…“ Он открыт для любых предложений, хотя все равно в результате тихонько-тихонько прибирает картину к своим параметрам, к тому, как он понимает и как он любит. Поэтому ощущение вольности у артистов может быть иллюзорным. Я вижу, как он потом монтирует.
Артист все равно в жестком графике его работы, и все сыграют то, что ему нужно. Работать с ним безумно легко и весело. С ним не устаешь от рабочего дня…»
В то время как во «Флейте» никаких особых трудностей у Филатова не возникало, в «Загоне» все было наоборот – там трудностей хватало. Дело в том, что на момент съемок фильма в Сирии обострилась политическая обстановка, из-за чего возникли религиозные ограничения. В итоге сирийская актриса, утвержденная на роль жены президента, сниматься не смогла и пришлось срочно искать ей замену. Но когда эта трудность была преодолена, возникли другие: группа не смогла выехать в пустыню, а также снять объект «ресторан». В итоге пришлось перенести съемки этих эпизодов на родную территорию, из-за чего экспедиция в Сирии была сокращена на 11 дней и 166 полезных метров пленки не было снято.