Леонид Шебаршин. Судьба и трагедия последнего руководителя советской разведки
Шрифт:
Мы уже не раз касались взглядов героя нашей книги на ряд принципиальных вопросов общественной жизни, политики и истории. Не затрагивая мировоззренческие представления Шебаршина, трудно понять его отношение к тем событиям, которые довелось ему пережить на крутом переломе в жизни страны, во времена всеобщего хаоса и безвременья. При этом мы прекрасно понимаем, что убеждения и воззрения человека — тема довольно деликатная, и касаемся мы её отнюдь не ради того, чтобы поупражняться в чисто умозрительных спорах и рассуждениях. Для нас эта тема — весьма конкретная, она многое объясняет в поступках человека, чей социальный статус уже сам по себе предполагал активную позицию, не позволял оставаться в стороне от событий, потрясших страну.
А ведь многое в действиях Леонида Владимировича на первый взгляд бывает трудно оценить
Думается, на позиции, занятой Леонидом Владимировичем в дни, когда решалась судьба страны, сказалась его односторонняя и чересчур прямолинейная оценка причин гибели СССР. Шебаршин никогда не скрывал свою точку зрения и всегда отстаивал её, будучи убеждённым, что в основе распада СССР, фактической гибели партии лежали исключительно внутренние объективные предпосылки и всё, что происходило, было для страны исторически неизбежно. О своей приверженности такой философской линии он заявлял неоднократно и в более позднее время. Так, в декабре 2001 года в интервью журналу «Коммерсантъ-Власть» он говорил по этому поводу: «Историческому процессу нельзя противостоять. К нему можно только приспособиться». Такой же смысл содержит и другое его пессимистическое высказывание, которое не раз слышали от него его товарищи по работе: «Мы не в силах изменить мир, в котором живём».
Напрашивается вопрос: если гибель СССР, по мнению Шебаршина, была неминуема, если к началу 1990-х годов всё было предрешено и не зависело от субъективных факторов, то имела ли вообще смысл борьба за спасение Советского Союза и сохранение социалистического строя? Чёткого ответа на этот вопрос Леонид Владимирович нам так и не оставил. Попробуем в одном принципиальном вопросе разобраться с помощью… западных специалистов, признанных авторитетов в области экономики и социологии.
Почему именно их мнение интересует нас в данном случае? Да прежде всего потому, что «архитекторы» горбачёвской перестройки и всех мастей «демократы», доказывая неразрешимость кризисных и застойных проблем, поразивших Советский Союз, чаще всего ссылаются именно на западных исследователей. А те в последнее время всё чаще задаются вопросом: существовали ли объективные предпосылки столь быстрого распада СССР?
Известный экономист и социолог, глава Центра российских исследований при Американском институте предпринимательства (American Enterprise Institute) Леон Арон считает, что веских причин для скорой гибели Советского Союза не было. В 1985 году, отмечает он, СССР располагал достаточными природными и человеческими ресурсами, чтобы выйти из кризиса. И ни один из ключевых экономических показателей до 1985 года не указывал на приближение катастрофы. С 1981 по 1985 год рост ВВП страны хотя и несколько замедлился по сравнению с 1960-ми и 1970-ми годами, но всё же составлял в среднем 1,9 процента в год. Вряд ли можно назвать такое положение, сохранявшееся вплоть до 1989 года, катастрофическим. Доходы страны в 1985 году возросли более чем на 2 процента, а зарплаты после внесения поправок на инфляцию продолжали расти в следующие пять лет, вплоть до 1990 года, в среднем на 7 процентов.
Американский профессор из Уэслианского университета (Wesleyan University) Питер Рутланд, считая, что положение в советской экономике было довольно неприятным, подчёркивает, что «хронические болезни, в конце концов, не обязательно смертельны». Известный шведский экономист, специалист в области российской политики и экономики Андерс Ослунд (Институт международной экономики им. Петерсона) отмечает, что с 1985 по 1987 год ситуация «вовсе не была драматической».
Обратимся к сведениям, отражающим состояние нашей экономики, которые носят объективный характер и неподвластны фальсификаторам советской истории и веяниям времени. Они говорят о том, что хозяйственный механизм СССР был пронизан миллионами связующих нитей. С каждым из крупных промышленных предприятий сотрудничало в среднем 400–500 взаимозависимых заводов и фабрик, находящихся в различных республиках и регионах. Данные Центрального статистического управления СССР за 1987
А ведь кроме того, как совершенно верно напоминает нам в статье «Преступление века. Трагедия столетия» профессор Алексей Молчанов (Правда. 2013. № 136. 6–9 декабря), советское общество строилось как единая семья, и эта идея — идея создания единой семьи народов — поддерживалась всей мощью социалистического государства. Страну крепили многогранные социокультурные, профессиональные, духовные, семейно-родственные связи. Из 73 миллионов советских семей около 13 миллионов по своему национальному составу были смешанными.
Мы имели единую государственную систему. У нас было единое гражданство. Стержневыми элементами общей экономики были единая энергосистема, единая транспортная система, единая система связи. В советском обществе успешно развивалась единая система образования и науки. Мы имели единые вооружённые силы, единую систему государственной безопасности, единую границу…
Конечно, Советский Союз во второй половине 1980-х годов переживал глубокий экономический и политический кризис. Но, к сожалению, Леонид Владимирович, по мнению ряда его соратников, долгое время не верил, что атака на Советский Союз велась в первую очередь из Кремля, с помощью активной западной поддержки, и долгое время находился в плену либерально-философского мифа о самопроизвольном распаде СССР.
Важнейшие социально-экономические критерии состояния страны, подкреплённые мнениями даже западных исследователей, свидетельствуют о полной жизнеспособности в то время Советского государства и общества. Они лишний раз подтверждают, что во второй половине 1980-х годов «демократы» серьёзным анализом ситуации в стране не занимались — разрушители, действовавшие по принципу «чем хуже — тем лучше!», в этом не нуждались. По мере того как перестройка набирала обороты, продуманные, взвешенные действия всё чаще подменялись авантюризмом и волюнтаризмом, свойственными политикам «новой волны», которых горбачёвская власть плодила в геометрической прогрессии. В стране восторжествовали некомпетентность и невежество, а ведущие роли в политическом процессе занимали тщеславные люди с мелкими личными амбициями.
С другой стороны, и позиция здоровых сил партии становилась всё более невнятной. При этом всё меньше людей всерьёз верили в способность КПСС или какой-либо другой силы переломить ход событий.
Было ясно, что коммунисты при Горбачёве не смогли привлечь широкие народные массы к борьбе с апологетами капитализма, проявляли недопустимую к ним терпимость, часто шли на неоправданные компромиссы и сотрудничество. Многие из них в критические моменты противостояния, требующие твёрдости и мужества, нередко руководствовались ложно понятой партийной дисциплиной или оправдывали свои действия стремлением сохранить единство в партии, которая уже разделилась на два непримиримых крыла. Именно поэтому Горбачёв сумел досидеть на своём посту до тех пор, пока не развалил всё, что ему отводилось развалить Западом и «пятой колонной» по сценарию разрушения СССР и КПСС.
Почти сказочный сюжет на тему «как иголкой убить слона», — то есть развалить СССР сверху, руками руководителей КПСС и государства, — западным странам во главе с США удалось сделать явью.
…Двух начальников управлений КГБ — Шебаршина и Леонова — связывали не только служебные дела. В небольшом дачном посёлке они были соседями, часто общались по вечерам, любили посидеть за шахматами. Леонид Владимирович уважал Леонова за обстоятельность и надёжность. «Николай Сергеевич, — писал он, — основателен во всём: в шахматах, в своём огородном хозяйстве, в отношениях с людьми, в мыслях. В этом русском рязанском человеке — беспредельная энергия и упорный всесокрушающий дух».