Леопард из Батиньоля
Шрифт:
— Надеюсь, эта ваша бессодержательная риторика — всего лишь преамбула?
— Я оправдаю ваши надежды, месье Легри. Приступим к процедуре. — Инспектор сердито ткнул пальцем в сторону разложенных на столе обгоревших тряпок и причудливо оплавленных предметов.
Кэндзи осмотрел их с каменным лицом, он совсем не казался взволнованным, но Виктор заметил, как подрагивало его левое веко.
Инспектор Лекашер не спускал с японца глаз.
— Ну?
— Я не могу ничего опознать, — пожал плечами Кэндзи.
— А вы, месье Легри?
— Признаться, я тоже в замешательстве. Мне случалось бывать в переплетной
— Где находится тело? — спросил Кэндзи инспектора.
— В морге.
— Кто-нибудь позаботится о похоронах?
— Полагаю, родственники. Мы уже дали объявление в газетах.
— Если никто не откликнется, я сам этим займусь. Мне выдадут тело?
— После того как закончится расследование.
— Расследование? — нахмурился Виктор.
— Нам нужно выяснить причину возгорания. Думаю, дня за два-три управимся.
— В мастерской были книги. Что-нибудь уцелело? — поинтересовался японец.
— Пожарные приехали слишком поздно из-за этих чертовых студентов. — Инспектор Лекашер поморщился. — У сопляков хватило наглости штурмовать префектуру полиции!
— Ходят слухи, что у нас скоро будет новый префект, — рассеянно проговорил Виктор, вертя в пальцах оплавившиеся карманные часы, которые он взял со стола инспектора.
— Да уж! И месье Лепин [42] сумеет навести порядок! — Лекашер уже несколько минут сверлил Виктора таким нехорошим взглядом, что Кэндзи с трудом удержался от комментария: «Бойся кобры — ее взгляд пронзает насквозь…» — Чашу — до дна, — мрачно повторил инспектор. — Всякий раз, когда в Париже происходит убийство или серьезный несчастный случай, кто сует свой любопытный нос поперек меня в пекло? Вы, месье Легри. Это начинает надоедать. И вызывает подозрения. Откуда, скажите мне, в вашем близком окружении столько бедолаг, обреченных на безвременную кончину? Вы что, притягиваете несчастья? Или у вас дар предвидения?
42
Г-н Лепин сменил г-на Лозе на посту префекта 11 июля 1893 г. — Примеч. авт.
— Возможно, мною владеют какие-то силы, природа которых мне не известна, — холодно произнес Виктор.
Инспектор Лекашер, с трудом сдерживая раздражение, подался к нему, упершись ладонями в стол:
— Очень содержательный ответ! Извольте объясниться, месье Легри! Хватит увиливать!
— Пьер Андрези был моим другом, — спокойно вмешался Кэндзи. — месье Легри поддерживал с ним сугубо деловые отношения. Пути этих людей пересеклись волей случая.
— То вы о судьбе толкуете, то о случае! И как-то так получается, что случай только и делает, что работает на месье Легри! — Лекашер выдернул из стола ящик, шумно порылся в нем и извлек сигару с коробком спичек. Закурив и жадно затянувшись, выпустил облако голубоватого дыма. — Ладно, признаю: немного погорячился, — хмуро проговорил инспектор после второй затяжки, обращаясь исключительно к японцу. — Однако и вы поймите: ежели накипело, надобно пар выпустить, не то взорвусь. Особенно когда приходится иметь дело с такими гражданами, — он мотнул головой
— На моей памяти — нет, — покачал головой Кэндзи.
— В мастерской было газовое освещение или керосиновые лампы?
— По-моему, я видел у него керосинки.
Инспектор открыл папку с делом и принялся перелистывать бумаги.
— У Пьера Андрези были враги? — спросил он, не поднимая головы.
— О боги, нет конечно! Его все уважали… Неужели вы считаете, что это был поджог?
— Я ничего не считаю, я расследую, — отрезал Лекашер. — И надеюсь, что вы двое ни в коем случае не последуете моему примеру. Посвятите себя без остатка торговле книгами. Всё, можете быть свободны. Я достаточно ясно изложил свою позицию, месье Легри?
— Предельно ясно, — сухо отозвался Виктор. — Кстати, инспектор, а где же ваши леденцы? Опять променяли их на сигары?
— Узнав имена друзей покойного, я предпочел вред от табака разлитию желчи, — процедил сквозь зубы Лекашер.
Кэндзи, сгорбившись, медленно брел по Новому мосту, и Виктор, преисполненный сострадания, подстроился под его шаг:
— Вы ведь были очень дружны с Пьером Андрези?
— Да. Сколь ничтожна и возвышенна… — тихо проговорил японец, останавливаясь.
— Простите?..
— Жизнь людская ничтожна и возвышенна. Прах — вот все, что остается от человека, его стремлений и упований.
Виктору захотелось взять приемного отца за руку, но оба чурались подобных проявлений нежности, и он облокотился на парапет, провожая взглядом пароход, увозивший пассажиров по Сене из Шаратона к Пуэн-дю-Жур. Недомолвки инспектора Лекашера раздразнили его любопытство. Что, если пожар в мастерской действительно не был несчастным случаем? Затеять новое расследование? Задача не из легких… Виктор подумал о Таша. Из любви к ней он отказался от своей страсти раскрывать преступления и порой об этом жалел. Он прикурил сигарету и задумчиво повертел в пальцах зажигалку, пощелкал, открывая и закрывая крышку. Огонек выметнулся, исчез, выметнулся… Нет! Никаких расследований! Он же дал слово…
— Инспектор Лекашер спросил, не было ли у Пьера врагов. Что за нелепость! — покачал головой Кэндзи. — Это не мог быть намеренный поджог. Пьера любили и ценили…
— Издержки профессии — инспектор обязан проверить все версии. Что же касается месье Андрези, вы правы, нелепо предполагать, что кому-то понадобилось свести с ним счеты. У него остались родственники?
— Какой-то кузен в провинции, седьмая вода на киселе.
— Кэндзи, может быть, примете сердечные капли?
— Нет-нет… Виктор, меня очень беспокоит Айрис. Каждый вечер уходит, не говорит куда. Питается кое-как. Кончится тем, что она заболеет. А ведь я ее предупреждал: из такого безалаберного жениха не выйдет достойного мужа. И вот пожалуйста, свадьба отложена на неопределенный срок. Я чувствую себя ужасным отцом, но что я могу поделать? Она ничего не желает слушать. Не могли бы вы…
— Я уже говорил с Жозефом, он непреклонен. Чувствует себя оскорбленной невинностью, поэтому ни за что не сделает первый шаг к примирению. Вот если бы на это согласилась Айрис…