Лепестки камелии
Шрифт:
Но услышали.
Последним, что я запомнила, был Ли, успевший подхватить меня, прежде чем я перегнулась через перила балкона и свалилась вниз.
— Я… убить тебя, — с трудом прошептала я.
А потом всё исчезло в чёрном дыму.
Когда я снова проснулась, это опять была императорская спальня, по которой бесшумно сновали евнухи. Откуда-то лился свет, но я не могла понять, лампы это или солнце.
— Ваше Величество! — дружно выдохнули слуги, упав ниц, стоило мне свесить ноги с кровати.
— Где
— Г-г-госудрь… Кто?
Ли уже занял место канцлера. Пока я дрыхла, город горел, и все вокруг готовились к концу света. Ясно же: раз драконы проснулись, грядёт Великий потоп и… Ещё что-нибудь такое же великое.
Я и проснувшись понятия не имела, что с этим делать.
— Государь, молю о прощении, если я зашёл слишком далеко, — оправдывался Ли, которого называли теперь не иначе как «его светлость». Ли — имя раба, а подчиняться рабу никто не станет. Я понимала.
— Не называй меня так. Пожалуйста.
— Госу… Ваше Величество?
Всё словно вернулось на круги своя, когда он принадлежал мне полностью, когда его жизнь зависела только от моих желаний. Так оно сейчас и было: я же стала императором. Теперь жизнь любого человека в империи полностью зависела от моего желания.
Все это понимали. И Ли просто не позволили находиться рядом со мной сутки напролёт. Я сама приказала ему идти и… делать что там нужно с горящим городом. Который уже не горел, но неважно. Кризис ещё не миновал, пусть армия хана и исчезла.
Пожалуй, единственный указ, которым я могла гордиться в те дни: свобода Алима. Великого хана смутило превращение его армии в прах и пепел, так что он не замедлил отправить мне послов. За чашей саке я рассказала Алиму, что планирую вернуть его к отцу, но с условием, что потом Алим поедет в Лянь и станет у нас послом степи. С Алимом по крайней мере можно иметь дело. А то зашлют снова какого-нибудь ушлого шамана… И опять армия у моих ворот появится нежданно-негаданно.
Алима долго уговаривать не пришлось.
— А ты и правда… девица? — спросил он, уже изрядно захмелев.
Я рассмеялась.
— Естественно, нет!
Алим облегчённо улыбнулся.
— Ты, конечно, слабак, но я умудрился проиграть тебе дважды… Проигрывать девице было бы… — Он скривился.
— Ага, — сказала я и допила чашу до дна.
Алим первый из всех придворных сказал мне тогда:
— Тебе придётся избавиться от этого твоего… Ли.
Я протянула чашу, чтобы евнух снова её наполнил.
— Избавиться?
Алим усмехнулся.
— Ему нельзя верить. Он слишком самостоятелен. Ты и сам это понимаешь, Рьюичи. И все понимают. Даже до меня дошло, — добавил он со смехом.
Я снова залпом осушила чашу.
Хрустальный флакон, казалось, солнцем горел у меня на груди.
Ту ночь мы закончили паршиво:
— Пришла убить меня, чужестранка?
Я повернулась к пьяному в стельку Алиму.
— Ну-ка повтори, что в твоей степи делают с наглыми зарвавшимися енотами.
Алим повторил. Мы с Ванхи внимательно его выслушали.
— Ты не сделаешь это, — пролаял тануки. — Не сможешь.
— Верность нельзя купить, — повторила я, вспоминая его слова. — Но если уж продаёшься, Ванхи, стоило выбирать хозяина умнее. Я бы тоже могла подарить тебе Шепчущих, и ты это знаешь.
Не буду описывать то, что мы потом сделали. Что я потом сделала. Потому что вызывать драконов, уничтоживших целую армию — одно, а своими руками подталкивать человекоподобного енота в котёл с кипящим маслом — совсем другое.
— Зря… — заплетающимся языком бормотал потом Алим. — Н-надо было… сначала… шкуру… с него… того.
А я дрожащими руками вливала в себя саке, пытаясь заглушить вопли в ушах. Не получалось.
О Ли мне с тех пор считал нужным напомнить, кажется, каждый встречный. Об этом шептались слуги и мягко говорили новые советники, кстати, Ли же и выбранные.
Он слишком много на себя берёт, именно он правит страной, слишком самостоятельный, да как он смеет ставить себя наравне с генералами и наместниками! Бывший раб! Его в цепях нужно отправить на рудники в Рё-Ка!
А кстати, оставалось ещё это Рё-Ка.
И Йоко, после смерти Угэдэя ставшая тихой-тихой, как будто неживой. Видеть меня она не хотела, да и я её… навестила раз, выслушала безжизненные «да» и «нет». Ли приходил к ней куда чаще, чем ко мне. Посылал доверенных служанок, боялся, что она лишит себя жизни.
Я ревновала.
С ним должно быть покончено, шептали мне. А потом и хрустальный флакончик стал обжигать грудь, напоминая о плате.
Спустя неделю после смерти Ванхи я приказала Ли явиться в императорские покои на ужин.
Он явился. Рассказал, что изо всех сил готовит мне коронацию (это правда, я следила). Что столицу удалось призвать к порядку, торговля с султанатом, а также степью восстановлена. Ах да, а ещё именно он теперь глава наёмников Возрождённых. Государь желает посмотреть на голову Сузаку? Он хранит её для меня в спиртовом растворе. Послать за ней слугу?
Я отказалось. Не думаю, что чья-то голова, пусть и отлично сохранившаяся, благотворно сказалась бы на моём аппетите.
Которого у меня и так не было.