Лепестки на воде
Шрифт:
— Трудно сказать, мистер Торнтон. Морис — привлекательный мужчина…
Гейдж пренебрежительно фыркнул.
— Да вы ревнуете, сэр! — воскликнула его жена.
— Я воочию убедился, как хорош собой ваш жених, — сухо заметил Гейдж, скрестив руки на груди и подняв глаза к потолку. В этой позе он выдержал всего мгновение — смех Шимейн заставил его опустить гордо вздернутый нос. — Значит, вы цените во мне только спину и то, что пониже ее?
Тесно прижавшись к нему, Шимейн нежно прошептала:
— Разумеется, нет,
Безмерно довольный, Гейдж снова обнял ее, отметив, что намек Шимейн не оставил его равнодушным.
— Разве я никогда не побуждал вас быть смелее, мадам? Не стоит ли нам исследовать предмет вашей привязанности?
Она втянула воздух сквозь сжатые зубы, словно предвкушая сказочное пиршество.
— Не искушайте меня, сэр! Подождем до вечера. В доме слишком много гостей, а стены вряд ли приглушат мои возгласы блаженства.
— Ну и что? Или вы боитесь, что у вашей матери сложится неверное впечатление о ее невинной девочке? — поддразнил Гейдж.
— Вот именно! — Шимейн обольстительно улыбнулась, просунув между их телами руку. От неожиданности Гейдж задохнулся. — Не хочу, чтобы она узнала, что я стала ненасытной распутницей, вечно жаждущей удовольствий. Боюсь, мама лишится чувств, узнав о моей одержимости.
— Неужели ты считаешь, что она никогда не прикасалась к твоему отцу так, как ты прикасаешься сейчас ко мне?
Шимейн в задумчивости склонила голову набок.
— Трудно представить маму столь… смелой.
— Твои родители любят друг друга, Шимейн, значит, твоя мать готова доставить удовольствие отцу так, как это делаешь ты для меня. Или ты считаешь нас единственной супружеской парой на земле, предающейся любви без одежды? Если так, ты очень наивна, любимая.
— Не могу представить маму и отца, занимающихся тем же, чем и мы, — смущенно призналась Шимейн.
Гейдж улыбнулся, лаская ее грудь.
— Возможно, они не настолько изобретательны, дорогая, но наверняка не лишены воображения.
Шимейн подавила вздох и вдруг смущенно отдернула руку.
— Теперь я не смогу смотреть на родителей, не представляя их вдвоем в постели…
— Прости, что я доставил тебе такое беспокойство, любимая, — рассмеялся Гейдж.
Шимейн мило надула губки.
— Я понимаю, ты ревновал к Морису и хотел отомстить…
— Опять Морис! — заворчал Гейдж. — Как бы я хотел никогда в жизни не видеть этого красавчика!
— Не волнуйся, любимый. — Шимейн снова прижалась к нему. — Для меня ты навсегда останешься самым красивым мужчиной на свете. Боюсь только, любовь затуманила мои глаза…
— В таком случае я без ума от счастья, мадам. Но как бы мне ни хотелось остаться здесь с вами, пора на корабль. Пока не ушли Морганы, я должен переговорить с Фланнери.
— А я разбужу
— Поцелуй меня, любимая, чтобы я продержался до вечера, — попросил Гейдж, привлекая ее к себе.
Шимейн обвила руками шею мужа, и все его сомнения насчет Мориса исчезли.
Теперь, когда Гейдж договорился о продаже бригантины, он увидел корабль в совершенно ином свете. Ведь прежде ему мешали заботы о покупке строительных материалов, о завершении строительства. Супруги О'Хирн, Нола и Мэри-Маргарет разъехались: родители Шимейн вместе с горничной в дом Ремси, Мэри-Маргарет — в свой коттедж. В доме Торнтонов остались только Бесс и члены семьи Гейджа. Его отец вернулся в комнату наверху, Бесс в кухне месила тесто, Шимейн купала Эндрю. До наступления темноты Гейдж решил отправиться на берег реки и осмотреть корабль, купающийся в розовом свете сумерек. Гейдж испытывал небывалый душевный подъем, однако странное предчувствие ни на минуту не оставляло его.
Вскоре Гейджу предстояло расстаться со своим творением — все равно что потерять давнего друга, к которому успел привязаться за восемь долгих лет. Начинать все заново непросто, но мысль о том, что построенный им корабль будет бороздить океанские просторы, окрыляла его. Успех подталкивал к еще более великим свершениям, трудности переставали казаться непреодолимыми. Когда корабль будет закончен, местные жители перестанут насмехаться над ним и обвинять в глупости. Возможно, даже отец будет спрашивать у него совета и наконец-то оценит его усилия.
Недавно Уильям упомянул о том, что подумывает продать свою собственность в Англии и перебраться в колонию. В конце концов, добавил он, Эндрю и будущему второму внуку необходим дедушка, живущий неподалеку. Помимо прочего, в колонии жила его новая знакомая, Мэри-Маргарет Макги; Уильям уже успел выяснить, что она такой же завзятый игрок, как и он сам.
Уильям считал, что супруги О'Хирн переселятся в колонию, когда их опасения насчет вспыльчивого нрава Гейджа исчезнут. Сын не очень-то верил этому — за прошедший год не открылось никаких новых обстоятельств смерти Виктории. Возможно, ее смерть была случайной, и винить никого не следует. Неужели когда-нибудь жители города перестанут подозревать его?
Вряд ли, вздохнул Гейдж. Много лет подряд приезжие вроде Мориса дю Мерсера будут выслушивать изобилующие подробностями рассказы об ужасном нраве Гейджа и обвинять его, не удосужившись выяснить истину. Возможно, завтра маркиз явится к нему и потребует дуэли, ведь он заявил, что не успокоится, пока не узнает, виновен ли Гейдж. Услышав такое предостережение, Гейдж осознал свои недостатки: он превосходно стрелял из любого кремневого оружия, но никогда не дрался на дуэли. Вполне возможно, он погибнет, и надеждам, которые он лелеял, не суждено сбыться.