Лермонтов
Шрифт:
«Будучи студентом, он был страстно влюблен… в молоденькую, милую, умную, как день, и в полном смысле восхитительную В. А. Лопухину… Чувство к ней Лермонтова было безотчетно, но истинно и сильно, и едва ли не сохранил он его до самой смерти своей, несмотря на некоторые последующие увлечения».
Именно к Варваре Лопухиной обращены строки, написанные Лермонтовым незадолго до его гибели:
Но я вас помню — да и точно, Я вас никак забыть не мог! Во-первых, потому, что много И долго, долго вас любил, Потом страданьем и тревогой ЗаАстролог-предсказатель
31 декабря 1831 года в Благородном собрании был устроен бал. «Лермонтов явился в костюме астролога, с огромною книгой судеб под мышкой; в этой книге должность каббалистических знаков исправляли китайские буквы, вырезанные мною из черной бумаги, срисованные в колоссальном виде с чайного ящика и вклеенные на каждой странице; под буквами вписаны были… стихи, назначенные разным знакомым, которых было вероятие встретить в маскараде», — рассказывал Аким Шан-Гирей.
Новогодние мадригалы и эпиграммы Лермонтова на маскараде в Благородном собрании сохранились.
Н. Ф. И., например, он посвятил следующие строки:
Дай бог, чтоб вечно вы не знали, Что значат толки дураков, И чтоб вам не было печали От шпор, мундира и усов; Дай бог, чтоб вас не огорчали Соперниц ложные красы, Чтобы у ног вы увидали Мундир, и шпоры, и усы!К Софье Ивановне Сабуровой, также некогда любимой поэтом, обращены такие строки:
Как? вы поэта огорчили И не наказаны потом? Три года ровно вы шутили Его любовью и умом? Нет! вы не поняли поэта, Его души печальный сон; Вы небом созданы для света, Но не для вас был создан он!..Есть и более злые. Досталось писателю Николаю Филипповичу Павлову, который в начале 1830-х годов часто печатал в журналах «Московский телеграф» и «Телескоп» свои стихи и переводы, в том числе отрывки из перевода французской переделки трагедии Шиллера «Мария Стюарт» (Лермонтов весьма не одобрял «ощипанного» Шиллера).
Как вас зовут? ужель поэтом? Я вас прошу в последний раз, Не называйтесь так пред светом: Фигляром назовет он вас! Пускай никто про вас не скажет: Вот стихотворец, вот поэт; Вас этот титул только свяжет С ним привилегий вовсе нет.Константину Александровичу Булгакову, сыну московского почт-директора, Лермонтов удружил следующими виршами:
На вздор и шалости ты хват И мастер на безделки И, шутовской надев наряд, Ты был в своей тарелке; За службу долгую и труд Авось на место класса Тебе, мой друг, по смерть дадут Чин и мундир паяса.Булгаков, имевший в Москве громкую репутацию
Известная московская красавица фрейлина Анна Александровна Щербатова получила от юного астролога наставление — не уезжать в Петербург:
Поверю ль я, чтоб вы хотели Покинуть общество Москвы, Когда от самой колыбели Ее кумиром были вы? — Что даст вам скучный брег Невы: Ужель там больше веселятся, Ужели балов больше там? Нет! как мудрец скажу я вам: Гораздо лучше оставаться.Эти слова Лермонтов мог бы обратить к самому себе: в наступающем 1832 году он оставит Москву и переедет на «скучный брег Невы».
Разрыв с Московским университетом
Вистенгоф, мемуарист желчный, но наблюдательный и точный, приводит совершенно определенную причину для желания Лермонтова оставить Московский университет: «Рассеянная светская жизнь в продолжение года не осталась бесследною. Многие из нас не были подготовлены для сдачи экзаменов. Нравственное и догматическое богословие, а также греческий и латинский языки подкосили нас… Последствием этого было то, что нас оставили на первом курсе на другой год; в этом числе был и студент Лермонтов… Самолюбие Лермонтова было уязвлено. С негодованием покинул он Московский университет навсегда, отзываясь о профессорах как о людях отсталых, глупых, бездарных, устарелых… Впоследствии мы узнали, что он, как человек богатый, поступил на службу юнкером в лейб-гвардии Гусарский полк».
Итак, Лермонтов вышел из университета из самолюбия — «потому что оборвался на экзамене и считал, что Победоносцев к нему придирается, что, может быть, и была правда» (Вистенгоф).
Вспоминая поведение Лермонтова на лекциях и тон, которым он разговаривал с профессорами, можно предположить, что так все оно и было. Мстительные профессора «зарезали» Лермонтова на экзаменах и ясно дали ему понять, что нельзя безнаказанно демонстрировать свое презрение к вышестоящим.
На публичные годичные испытания на словесном отделении Московского университета, проходившие с середины мая по середину июня, Лермонтов не явился.
1 июня последовало прошение Лермонтова об увольнении из университета, которое и было удовлетворено. Неизменный друг Лермонтова, Александра Верещагина, была встревожена всеми этими происшествиями.
Из Середникова в Москву приходит письмо от Александры Михайловны. «Аннет Столыпина пишет Пашеньке, — обращается она к Лермонтову, — что вы имели неприятность в университете и что тетя (бабушка Лермонтова) заболела от этого; ради Бога, напишите, что это значит… К несчастью, я слишком хорошо знаю вас, чтобы оставаться спокойною; я знаю, что вы способны резаться с первым встречным из-за первой глупости. Фи, какой стыд! С таким дурным характером вы никогда не будете счастливы»…
Но дело было сделано, и в начале августа Лермонтов вместе с Е. А. Арсеньевой выехал из Москвы в Петербург.
Глава одиннадцатая
Переезд в Санкт-Петербург
По дороге из Твери он отправил письмо Софье Александровне Бахметевой. Софья Александровна была значительно старше Лермонтова (1800 года рождения), однако «любила молодежь и разные ее похождения»; Софья Александровна воспитывалась в доме Елизаветы Алексеевны Арсеньевой и некоторое время была близкой приятельницей Лермонтова, членом его «веселой шайки». Ей он признавался полушуточным тоном: