Лерой. Обещаю забыть
Шрифт:
Мы едем по трассе уже минут десять. Слух раздирает от гнетущей тишины: Арина не произносит ни слова, только изредка бросает на меня сердитый взгляд. Я тоже молчу. Не хочу начинать разговор так – сидя к ней спиной. Поэтому всё внимание уделяю дороге, мечтая как можно скорее добраться до Лисицыно, чтобы там, метрах в ста от особняка Кшинских, спокойно поговорить с девчонкой.
– Ты же понимаешь, Амиров, что это твой последний день в нашем доме? Бить Пашу было верхом безумия! –
– Плевать! – бормочу в ответ, невольно бросая взгляд в зеркало заднего вида и засматриваясь профилем Кшинской.
Красивая! Чёрт, какая же она всё-таки красивая – когда улыбается, когда думает, когда злится! Почему я не замечал этого раньше? Неужели для того, чтобы прозреть, мне нужно было наворотить столько дел?
А ещё этот её запах – цветочный с нотками жасмина, такой манящий и желанный! Пока нёс девчонку до машины, не мог надышаться им: так близко друг к другу нам больше быть не суждено. Крепче сжимаю руль, встречая новую порцию грызущего отчаяния, и устремляю взгляд на тёмное полотно дороги.
– Как ты нашёл нас? – доносится сзади. Чувствую, что Арина немного успокоилась – по крайней мере, перестала величать меня придурком, и на том спасибо.
– Не важно, – сухо отзываюсь в ответ. Говорить о Макееве, даже просто вспоминать о нём, не хочу. Не сейчас. И снова становится тихо. Арина смотрит в окно, о чём-то глубоко задумавшись, я продолжаю давить на газ и пытаюсь подобрать слова, чтобы объясниться с ней, но ничего не идёт на ум. Да и разве есть на свете такие слова, способные хоть что-то исправить?
Впереди мост и съезд к коттеджному посёлку. Торможу, как и планировал, неподалёку от дома и смотрю на Кшинскую. Она настолько погружена в собственные переживания, что не сразу замечает, что мы остановились.
– Прости меня, – говорю, не сводя с неё глаз. Маленькая, хрупкая, в тусклом свете от уличного фонаря она напоминает фарфоровую куколку с огромными грустными глазами, которые ещё неделю назад светились счастьем.
– Простить? – растерянно переспрашивает Арина, вырвавшись из забытья.
– Да, – киваю, ловя на себе удивлённый взгляд. Она явно не ожидала ни моего «прости», ни вынужденной остановки – Я виноват перед тобой.
– За что конкретно ты просишь прощения? За сломанный нос Макеева? За прерванное свидание? За хамское отношение ко мне? – шепчет в ответ, поначалу от смущения отворачиваясь к окну, но тут же возвращая взгляд в мою сторону. Вижу, что пытается казаться равнодушной, а сама теряется, начиная нервно тормошить краешек шорт. – А может, за то, что любишь другую? Так я не сержусь. С недавних пор мне всё равно!
– За ту ночь, – говорю уверенно, а у самого болезненно сводит все мышцы от одного
– Проехали, – улыбается мелкая и всё же отворачивается к окну. – Что было, то прошло. Для меня та ночь ничего не значит. Подумаешь, переспали!
Она пытается казаться сильной, скрыть свою боль, но голос дрожит и срывается. Господи, сколько же страданий по моей вине пришлось испытать этой девочке!
– Я был пьян, – хочу объясниться, хоть как-то очистить свою душу перед ней.
– Такое себе оправдание твоему дерьмовому поступку! – шипит Кшинская, бросив нелепые попытки изображать равнодушие. Вижу в её глазах слезы. Снова. И готов задушить самого себя от осознания, что причиной её страданий являюсь я.
– Это не оправдание, Арина. Это лишь причина, по которой я прошу прощения сейчас, а не неделю назад, когда должен был.
Замечаю, как она сжимает в тонкую линию искусанные губы и, отворачиваясь, пытается спрятать от меня поблескивающие на щеках дорожки слёз.
– Поверь, у меня были причины напиться в ту ночь. Алкоголь же стёр из памяти всё, что забывать было нельзя. – Чувствую, что мои объяснения звучат неестественно и не внушают доверия, но слова упорно вылетают из головы.
– Ты что, просто забыл? – прерывает меня Арина, стреляя холодным взглядом в мою сторону.
– Забыл. – Не вижу смысла отпираться. – Только сегодня вспомнил, когда застал тебя с ним. Мне, правда, жаль, что был груб с тобой, что вообще позволил себе лишнее, что не выгнал, не остановил, хотя должен был. Я не имел права забываться и поддаваться мимолетному влечению.
– Замолчи! – глотая слёзы, тихо просит Арина и дёргает ручку двери. – Открой, я здесь задыхаюсь!
Но я не могу. Я должен всё объяснить. Я хочу, чтобы она знала и попыталась простить.
– Моему поступку нет оправдания и прощения. Я – скотина, которая бесцеремонно...
– Хватит, Лерой! – срывается на крик мелкая, не переставая дергать дверцу. – Выпусти меня!
– Я просто хочу уберечь тебя от новых ошибок. – Отключаю блокировку дверей и запускаю пятерню в свои волосы, в желании выдернуть их, ко всем чертям.
– Ты моя единственная ошибка! – орёт Кшинская, выскакивая из салона на свежий воздух.
Вижу, что ей плохо. Чувствую, что своими словами только сильнее разбередил её рану. Но не знаю, как заглушить её боль. Ощущение собственной беспомощности сводит с ума. Всё, что могу – броситься следом, в два счёта нагнав беглянку, уверенно шагающую по направлению к дому.
– Арина! – зову Кшинскую, не решаясь даже прикоснуться к ней, хотя руки так и чешутся схватить её в охапку и прижать к сердцу, забрав часть ее переживаний себе.– Постой! Просто выслушай. В тебе говорит обида, остановись!