Лес богов

Балис Сруога

Нас четверо. Ну и благо. Черт нас не возьмет. Из-под какого-то навеса выполз отряд фольксштурмистов. Он насчитывал около 30 человек. Кривоногие старикашки волокли на плечах винтовки. Старикашки такие хлипкие, а винтовки такие тяжелые! Интересно, что бы делали храбрые фольксштурмисты, если бы им на самом деле пришлось стрелять! Старички проковыляли через двор и ушли. Откуда-то вылезли беженцы и принялись запрягать лошадей.

Пробежал офицер, другой... потом группка эсэсовских молодчиков.

Как же нам выбраться из проклятого поместья? Отойти бы хоть на два-три километра в сторону от шоссе...

Вдруг показался начальник блока, тот самый, который когда-то совершил с Владеком и Влодеком побег. Теперь он снова действовал самостоятельно, отделившись от Братке. Он ехал верхом. За ним трусили две клячи. Бывший начальник блока жаждал стащить какую-нибудь повозку. Он обещал и нас подвезти. Но, конечно, своего слова не сдержал. Скрылся, как лягушка в тине. Немцы-беженцы тоже наотрез отказались посадить, нас на телеги. Мы, мол, зарежем кучеров...

Двор постепенно опустел. Возы покинули поместье. Все постояльцы графского дома разъехались. Смоталась и графиня со своей столетней парализованной бабушкой. В графском доме не осталось никого.

Теперь к нам прибился еще француз-военнопленный, давно работавший у графа. Графский дворец, сказал он совсем пуст. Не лучше ли обосноваться в нем чем лежать под забором в грязи. Но так как мы не могли перебраться через двор сами, француз перетащил нас на руках и уложил на соломе. Дворец был набит соломой. На ней перед тем, видно, ночевала всякая публика... Сделав доброе дело, военнопленный отправился за лошадьми. Поеду, сказал он, домой.

По двору рыскала теперь только немецкая полевая жандармерия. Для нас настал самый опасный момент. Жандармы осматривали все закоулки и выгоняли задержавшихся граждан. Жандармерии как раз и было вменено в обязанность приканчивать таких субъектов, как мы.

Как спрятаться от этой сволочи, - думали мы с тревогой, - как спастись? Наконец послали к жандармам на переговоры Грюнвальда. Может, он как немец, спасет нас?

Грюнвальд проявил качества тонкого и пронырливого политика. Он объяснил жандармам что мы мол, из-за болезни отстали от колонны, но горим желанием догнать ее. Может быть, жандармы окажут нам любезность, помогут достать средства передвижения, чтобы догнать колонну и опять стать

исправными заключенными?

Жандармы оценили наше желание по достоинству. Они попытались уговорить одного-другого беженца взять нас и подвезти в том направлении, куда ушла наша колонна. Беженцы отказались. Тогда жандармы послали Грюнвальда ко всем чертям. У них, мол, нет сейчас времени заниматься такими делами. Пусть, мол, Грюнвальд сам договаривается, если желает.

Грюнвальд умолял беженцев, Грюнвальд возмущался. Мы, мол, хотим быть послушны властям, хотим быть добропорядочными заключенными, а вы не понимаете наших высоких порывов.

Беженцы не поддавались уговорам Грюнвальда. Они и сами не знали, в каком направлении ехать, не знали, куда Братке повел колонну. Грюнвальд о маршруте заключенных из Штутгофа знал еще меньше. Он полагал, что колонна подалась к морю, а может, к Гдыне или Гданьску - черт его знает. Переговоры закончились неудачно.

Мы вторично послали Грюнвальда к жандармам, просили не спускать с них глаз. Грюнвальд вернулся страшно озабоченный. Жандармы ему признались, что получили приказ через двадцать минут оставить Годдентов.

Эх, продержаться бы еще двадцать минут - и мы спасены. Куда бы провалиться на эти двадцать минут. Однако жандармы проявили максимум уважения к приказу и отнеслись к нему с большим чувством ответственности. Они и двадцать минут не выждали - немедленно испарились из поместья.

– Свободны! Свободны!
– похлопывая себя по животу и подпрыгивая от радости, кричал Грюнвальд.

Опершись на метловища, найденные в зале графского дворца, мы с трудом перебрались в маленькую комнатушку рядом с кухней. Здесь тоже была солома. В комнате только одно небольшое оконце и толстые каменные стены. Будь что будет, но тут все же не так опасно.

На перекрестке шоссейных дорог загремели выстрелы. Что-то завыло, что-то зашипело, что-то разорвалось с оглушительным грохотом. Оконное стекло рассыпалось.

И опять спокойно, словно ничего и не было. Вдруг послышался какой-то треск и грохот.

– Идут!
– снова закричал Грюнвальд.

Приподнявшись на соломе, мы посмотрели в окно: да, идут.

Шли танки Красной Армии. Шли и шли. Их было множество.

Через десять минут они появились и во дворе поместья.