Лес Мифаго

Холдсток Роберт

Но Изгнанник — совсем другое дело. Он пугает, потому что он непостижим, непонятен. Он использует незнакомое оружие; он говорит на совершенно чужом языке; он ведет себя иначе, не обращая внимания на обычаи; его понятия о любви и чести очень отличаются от привычных. И, это, конечно, делает его безжалостным чужаком в глазах общины.

И Кристиан действительно стал безжалостным разрушителем.

Он забрал Гуивеннет только потому, что решил это сделать. Он больше не любит ее, и даже не желает уж так сильно, и все-таки он забрал ее. Что он там сказал? «Я позаботился о том, чтобы получить

ее. Я охотился так долго, что позабыл о более тонких чувствах».

Завораживающая история, которую рассказала Кушар, включала много составных частей, и часть из них я узнал: девушка, сделанная из дикой природы и посланная, чтобы усмирить чудовище; символ в виде дубового листа, талисман, который и сейчас на мне; создатель девушки, неохотно расстающийся с ней; и сам Изгнанник, боящийся только духа медведя, Уршакама, то есть Урскумуга! И его желание взять дань в виде скота, вина и девушки, и вернуться в «свое странное королевство». Безусловно имеется в виду самое сердце райхоупского леса, в котором обосновался Кристиан.

Я спросил себя, что же было дальше? Возможно этого я не узнаю никогда. Девочка, жизнеголос, похоже рассказывает только воспоминания ее народа; события и истории, передающиеся изо рта в рот и изменяющиеся вместе с каждым рассказчиком; вот почему они настаивают на молчании во время рассказа: они боятся, что правда ускользнет из-за реплик слушателей.

Скорее всего из этой истории уже исчезло много правды. Говорящие головы… девушка, сделанная из навоза и цветов… возможно все было намного проще: банда воинов из другой культуры угрожала общине Эйвбери и от нее откупились скотом, вином и дочерью младшего вождя. Возможно. Но миф об Изгнаннике ужасал по-настоящему, а острая боязнь незнакомого и желание отгородиться от него глубоко укоренились в культуру шамига.

— Я охочусь на ус гиериг, — сказал я и Кушар пожала плечами.

— Конечно. Это будет долгая и трудная погоня.

— Сколько дней назад он убил девушку?

— Два. Но, возможно, это сделал не сам Изгнанник. Он сейчас идет через дикий лес в Лавондисс, и воины охраняют его. Так что, возможно, ус гиериг опережает тебя где-то на неделю.

— Что такое Лавондисс?

— Страна за огнем, место, где души людей не привязаны ко времени.

— Шамига знают о медведеподобной твари? Урскумуге?

Кушар пожала плечами и зябко обняла себя тонкими руками. — Зверь близко. Два дня назад его слышали в долине оленей, рядом с круглой башней, брохом.

Два дня назад Урскумуг уже был недалеко отсюда! Значит Кристиан тоже недалеко. Чтобы он ни делал и куда бы ни направлялся, он совсем не так далеко от меня.

— Уршакам, —

продолжала она, — был самым первым Изгнанником. Он странствовал по великим ледяным долинам; он видел, как высокие деревья растут из голой земли; он охраняет дикий лес от нашего народа, от того народа, который приходил в лес до нас, и от тех, кто придет после нас. Он вечен. Он ест силу земли и пьет свет солнца. Когда-то он был человеком, но его, вместе с другими, послали жить в ледяные долины этой земли. Магия превратила их в зверей. Магия сделала их бессмертными. Многие люди нашего народа умерли из-за гнева Уршакама и его родичей.

Какое-то мгновение я глядел на Кушар, потрясенный ее словами. Ледниковый период закончился за семь-восемь тысяч лет до возникновения ее народа (то есть до того, как в Уэссексе появилась культура раннего бронзового века). И, тем не менее, она знала о льде и возвращении льдов… Может ли память народа пережить такой долгий период? Сохранить рассказы о ледниках и новых лесах, о продвижении людей на север, через болота и замерзшие холмы?

Урскумуг. Первый Изгнанник. Что о нем писал отец в дневнике?

«Я страстно хочу найти первоначальный образ… Мне легенда об Урскумуге кажется очень древней; действительно, она проходит через весь неолит во второе тысячелетие до нашей эры, а может быть и дальше. А Уинн-Джонс считает, что Урскумуг мог существовать даже до неолита.»

К сожалению даже жизнеголос шамига не могла расположить рассказы в правильном порядке. Она даже не рассказывала отцу об Уршакаме. Теперь мне стало ясно, что первоначальный мифаго, первый из легендарных характеров, так восхищавших отца, происходил прямиком из ледникового периода. В то холодное время он возник в умах охотников-собирателей с кремниевым оружием, пока они пытались вновь обжиться в лесах, следуя за отступающим ледником на север и селясь в плодородных долинах, которые постепенно обнажались весной, длившейся многие поколения.

А потом, не говоря ни слова, Кушар ускользнула в темноту; оба факела погасли. Было уже поздно, и шамига пошли спать в свои низкие хижины, хотя некоторые из них притащили шкуры к костру и расположились около него. Китон и я установили нашу крошечную палатку и залезли внутрь.

Ночь прошла спокойно, только громко и недовольно кричала охотящаяся сова. Бесконечно журчала река, разбиваясь и плеща о камни брода, которые стерегли шамига.

А утром они все исчезли. Хижины опустели. Около могилы двух юных любовников рылась бездомная собака, а может быть шакал. Костер еще дымился.

— Куда они подевались, черт побери? — прошептал Китон, пока мы стояли у реки и потягивались, вымыв лица. Они оставили нам несколько кусков мяса, аккуратно завернутого в тонкое полотно. Странный неожиданный уход! Деревня казалась домом общины, и некоторые из них должны были остаться. Река поднялась и покрыла камни брода. Китон поглядел на них и сказал: — Мне кажется, что сегодня камней больше, чем вчера.

Я посмотрел в ту же сторону. Прав ли он? Река распухла от дождей где-нибудь выше по течению, и действительно ли камней стало в три раза больше, чем вчера?