Лес Мифаго
Шрифт:
— Удачи! — крикнул я и он метнул в огненную стену грязь из плаща. Пламя зарычало, потом умерло, и на мгновение я увидел за сожженными стволами деревьев лед, без конца и края.
Кристиан поспешил к открывшемуся в волнующемся огне проходе, крепкий старик, слегка прихрамывавший из-за болезненных ран. Сейчас он сделает то, чего я поклялся не допустить — но один, без Гуивеннет. И все-таки меня мучила мысль о том, что с ним произойдет в безвременном Лавондиссе. Я начал с ненависти, прошел полный круг, и теперь чувствовал только неудержимую печаль: больше я никогда его не увижу.
И тут я вспомнил он амулете в виде листа дуба, который висел у меня на шее и согревал грудь. Я лихорадочно потянулся за ним, срывая с цепочки, и вырвал серебряный лист из кожаного футляра.
— Крис, — проорал я, — Погоди. Дубовый лист. Удачи!
Он остановился и обернулся. Серебряный талисман по дуге летел к нему, и тут я сообразил, что сейчас произойдет. Онемев от ужаса, я смотрел, как тяжелый предмет ударил его в лицо и сшиб на землю.
— Крииис!
Вокруг него сомкнулся огонь. Длинный пронзительный крик, и потом опять только рев пламени; питаемый магией земли огонь отрезал меня от ужасной судьбы брата.
Я никак не мог поверить в то, что произошло. Не отрывая взгляд от огненной стены я опустился на колени, потрясенный до глубины души и дрожа, как в лихорадке.
Но плакать я не мог. Как бы я не пытался.
Сердце Леса
Дело сделано. Изгнанник мертв. Родич победил. Легенда дописана, лес победил. Разрушение и упадок должны прекратиться.
Я отвернулся от огня и пошел к деревьям, снегу и долине с камнем. Землю вокруг меня постепенно накрывало белое одеяло. Из-за сильного снегопада я с трудом видел камень. Больше я не боялся наемников Кристиана, и, отбросив все предосторожности пошел прямо к обелиску.
Я ударил камень мечом. Если я ожидал, что звук разнесется по всей долине, то я ошибся. Звон прекратился почти немедленно, хотя и не быстрее, чем мой отчаянный крик: — Гуивеннет! — Трижды я прокричал ее имя, и трижды мне ответил только шелест снега.
Она либо уже была и ушла, либо вообще не появлялась. Кристиан предполагал, что камень — ее цель. И почему он смеялся? Что он знал и хранил в тайне?
Полагаю, я знал все сам, но после такого мучительного преследования сама мысль об этом была слишком болезненной, и я не собирался признавать очевидное. И, тем не менее эта же мысль привязывала меня к монолиту, не давала уйти. Я должен ждать Гуивеннет, что бы ни случилось.
Ничто другое в мире не имело значения.
Ночь и целый день я ждал в хижине охотника, рядом с монументом Передура, согревая себя костром из вяза. Когда снег прекратился, я обошел вокруг камня, зовя ее; ничего. Я осмелился выйти из долины и постоял в лесу, глядя на гигантскую стену огня и чувствуя, как от ее жара тает снег вокруг, принося лето в самый древний из всех земных лесов.
Она пришла в долину на вторую ночь, ступая так легко по снежному ковру, что я едва не пропустил ее. Стояла ясная ночь,
Почему-то я не стал звать ее по имени. Я потуже завернулся в плащ и, выйдя из крошечной хижины, побрел через сугробы вслед за девушкой. Он шла, покачиваясь. И по-прежнему горбилась, обняв себя руками. Луна, висевшая в небе прямо за монолитом, сделала камень чем-то вроде бакена, манившего ее.
Подойдя к могиле отца, она на мгновение остановилась, глядя на вырезанную птицу, знак отца. И позвала его, хриплым изможденным голосом, сломанным холодом и болью.
— Гуивеннет! — громко сказал я, и вышел из-за деревьев. Она подпрыгнула, от неожиданности, и повернулась ко мне. — Это я, Стивен.
Она выглядела бледной. С руками, сложенными на груди, она казалось совсем маленькой, прозрачной. На длинных нерасчесанных волосах лежал снег.
Я сообразил, что она трясется. Я подошел ближе, и она с ужасом поглядела на меня. Я вспомнил, что внешне очень похож на Кристиана, тем более с густой бородой и завернутый в меха.
— Кристиан мертв, — сказал я. — Я убил его. Гуин, я наконец-то нашел тебя. Мы можем вернуться обратно, в Оак Лодж. Нам больше некого бояться.
Вернуться в Оак Лодж! Одна эта мысль наполнила меня теплом надежды. Жизнь без печали, без волнений. Бог мой, как я хотел этого!
— Стив… — сказала, нет, скорее прошептала она.
И упала на камень, скорчившись, как от боли. Наверно путь сюда отнял у нее последние силы.
Я подбежал к ней и поднял на руки. Она охнула, как будто я сделал ей больно.
— Гуин, все в порядке. Здесь недалеко деревня. Мы сможет там отдохнуть, столько, сколько тебе захочется.
Мои руки проникли под плащ, и я, с ужасом, ощутил пронизывающий холод ее живота. — О, Гуин! Нет, бог мой, нет…
Последнее слово осталось за Кристианом.
Из последних сил подняв руку, она коснулась моего лица. Ее глаза затуманились, печальный взгляд задержался на мне. Я почти не слышал ее дыхания.
Я посмотрел на камень. — Передур! — в отчаянии крикнул я. — Передур! Покажись.
Камень над нами молчал. Гуивеннет еще глубже съежилась в моих объятиях и вздохнула, тихий звук в холодной ночи. Я обнял ее так сильно, как только осмелился; я боялся, что она треснет, как веточка, но я должен был сохранить тепло в ее теле, должен…
Земля слегка содрогнулась, потом еще раз. Снег упал с верхушки камня и с веток деревьев. Еще и еще…
— Он идет! — сказал я молчащей девушке. — Твой отец. Он идет. Он поможет.
Но около камня появился не отец Гуивеннет. Не он держал мертвое тело Болотника в левой руке. Не призрак храброго воина возвышался над нами, слегка покачиваясь из стороны в сторону и ровно дыша; зловещий звук в темноте. Я глядел на освещенные луной черты человека, который начал все это, и у меня не было силы ни на что. Я громко закричал, от разочарования, плотнее закутал Гуивеннет в плащ и прижал к себе, пытаясь сделать ее невидимой.